про ПАТРИОТИЗМ - по сути ...? !

Жители Украины любят говорить, что действия России в 2014 году способствовали формированию украинской идентичности больше, чем украинские институты за 25 лет независимости. То же самое теперь по отношению к собственной власти могут сказать и в самой России.

Массовая пропаганда предсказуема в тактическом смысле (агрессивность, всплеск иррационального, невротизация общества), но стратегически ее результат предсказать невозможно. Кто мог подумать, что спустя три года на массовые митинги против коррупции выйдут в том числе и те, чья жизнь целиком прошла при Путине, поколение, как считалось, лоялистов посткрымского консенсуса? Перейден какой-то психологический рубеж: политика в массовом российском сознании стала нормой – вот самый неожиданный итог 2014-го, который аукнулся в 2017-м.

А политическим словам научил, как ни парадоксально, «телевизор Киселева».

Именно пропагандистские фигуры и клише в медиа сделали размышление о политике частью повседневной жизни в России. Ребенок также поначалу копирует и повторяет бездумно то, что слышит вокруг, а затем начинает понимать смысл слов. Массовый россиянин – политический ребенок. Но под воздействием пропаганды он выучил политическую речь.

И заодно познакомился со сложностью мироустройства. Пропаганда вынуждена знакомить массового зрителя с деталями американской, украинской, французской политической системы – это неожиданно открыло перед российским обывателем всю сложность настоящей политической жизни.

Повторяя пропагандистские клише, даже полностью разделяя их, обыватель ощущает себя игроком на геополитической сцене. Пропаганда именно на этом и строилась – внушить, что теперь каждый является не просто свидетелем, но и творцом истории: «мы покажем Штатам, мы показали Европе, мы доказали…».

В 2014 году обывателя призвали творить историю – то есть стать ее субъектом; но нельзя быть субъектом на внешнеполитическом контуре и при этом оставаться пассивным объектом по отношению к внутренним делам.

Субъект жаждет цельности, он переносит навыки субъектности на внутриполитическую повестку. 

Личные декларации, которые существовали до этого на зачаточном уровне, как бы до -социальном – «при коммунистах было лучше» или «при царе Горохе было лучше» – теперь концептуализировались,

переведены на универсальный политический язык.   Это можно назвать актом принятия «решения о себе».

Советский человек в принципе не мог принять политическое решение о себе, такая самоидентификация для него была невозможна, он был возможен только как «часть целого», «единица – ноль», как было сказано.

Сегодня – выясняется вдруг – стать субъектом проще всего через политику.

Толчком может стать что угодно. Это сегодня происходит и благодаря, и вопреки: обретение политической самости, субъектности может произойти через отторжение чужого, навязанного языка (конфликт между школьниками и учителями), через осознание себя собственниками (реакция жителей московских квартир) или в качестве реакции на «большие события», как в 2014 году.

Власть не рассчитывала на этот эффект; ее идеал – равнодушие и индифферентность населения.

Но «сплочение нации» в 2014 году было невозможно без активизации политического инстинкта, а активировав  этот инстинкт, его трудно забрать назад.

Это на самом деле была серьезная уступка, по меркам администрации Путина.

Ведь история путинского периода – это попытка скрыть от людей политику.

Во-первых, на уровне подмены понятий: в России «политику» заменили на слово «власть», как замечает Глеб Павловский.

«Политика – это борьба за власть», – так, вставая на позицию псевдо-объективизма, говорит любой кремлевский политолог. Но это тоже уловка: оппозиция в России скорее борется не за власть,

а за политику, за само право на инакомыслие.

Концепция патриотизма (ты «за наших», что бы они ни натворили) - также была призвана скрыть от людей то,     что поддержка власти есть не инстинкт, не движение души, а описывается в рамках обычного политического поведения (лоялизм).

И даже понятие «геополитика», внедряемое особенно активно после 2014 года, преследовало ту же цель: лишить людей политической субъектности.

«Мы – заложники географического положения, поэтому лишены выбора; это судьба, и, значит, ей просто нужно подчиниться». Ролан Барт замечал во время алжирской войны: когда газеты пишут «этого хочет судьба»,

это означает «так хочет французское правительство». 

«Советское» также стало частью политической самоидентификации.

Опыление ностальгией по СССР породило «новых советских». Их следует отличать от пассивно ностальгирующих по СССР; активные – назовем их «реаниматоры» – это те, кто требует сегодня отмены капитализма, возвращения СССР и смены экономической модели. И власть теперь вынуждена их корректировать (во время акции «Бессмертный полк» в Альметьевске полиция отобрала у участников плакат с надписью «Мой дед воевал за СССР»).

Тоталитарная система не предполагает наличия оппонентов........

Несогласие при таком режиме автоматически располагает тебя за пределами легитимности.

Российская пропаганда вынуждена формально соблюдать демократические принципы– и это создает интересный зазор. Можно сказать, зазор между челюстями Левиафана. Нынешняя пропаганда, пусть и формально, апеллирует к свободному человеку.

Поэтому вынуждена делать вид, что обладает стойкой системой аргументации и доказательств.

Но сама необходимость убеждать уже превращает тоталитарный винтик в субъекта. В результате то, что было рассчитано на тотализацию сознания, дало обратный эффект – укрепило обывателя в статусе политического субъекта. Ведь к нему обращаются как к личности, обладающей правами, выбором, свободой воли – невольно растет самоуважение. Субъект расправил плечи.

Затем лоялистская эйфория спала, а политическая субъектность осталась. Таким образом Кремль на самом деле окончательно рассоветил человека, превратив его в субъекта.

Тотальности больше нет. Ни по одному пункту общественной повестки больше нет «согласия» – даже по поводу того, как отмечать 9 Мая. На фоне якобы растущего единомыслия «тотальность» больше не является нормой. И это уже не скрыть.

Откуда берется эта логика «вопреки», почему Кремль всегда только усиливает то, с чем борется? Просто начинает работать то самое правило зазора, трещины – нестыковка между сегодняшними реальными практиками в России, авторитарными инструментами и формально демократическим устройством общества в соответствии с Основным законом.

Этот зазор и есть подлинный источник политического в сегодняшней России. «Власти могут сколько угодно говорить, что он уголовник и поэтому не может участвовать в выборах, но быть политиком Навальному не запретишь. Это расходилось бы с идентичностью режима», – пишет Григорий Голосов.

Это интересный диалектический опыт – попытаться сегодня найти общее между либералами и консерваторами в России. Единственное общее – их обоюдная политичность. Поразительно – что бы сегодня ни делала власть, она, по сути, политизирует людей. У нас часто употребляют слово «цугцванг», здесь его можно трактовать как «неизбежность политического».

Что мы вообще знаем о политической природе нынешнего режима? По сути ничего. Мы не знаем его законов, закономерностей – да и откуда? Страна слишком большая, сравнения с переходными режимами или трансформациями в Латинской Америке или даже Африке не могут быть адекватными. Россия, как всегда, творит собственную историю.

Официальные демократические институты превращены в формальность, но политика существует, как уже было сказано, в зазорах и трещинах. Деполитизация очередной щели тут же порождает всплеск политической активности в другом месте. Мы можем выдвинуть гипотезу: конечная цель гибридного (Екатерина Шульман) организма – подсознательное обретение политического. То, что табуируется и изгоняется, подсознательно является самым страстным желанием гибрида.

Возможно, политизация заложена в самой природе нынешней системы – хотя она может это и не осознавать или всячески этому сопротивляться. Но тогда она борется по сути с собственной природой. Поэтому нам и кажется, что главным источником политизации в России является сама власть.

Мы все превратились в конспирологов – больших, чем даже Кремль. Олег Кашин и Глеб Павловский высказывают парадоксальную мысль: политизация происходит оттого, что власти это сейчас именно и нужно. Бенефициаром политизации является сама власть. Рассмотрим эту версию.

Главная задача Кремля на ближайший 2018 год, как можно предположить – продление полномочий действующего президента России еще на шесть лет, причем с соблюдением всех норм и максимальной легитимностью. И все делается именно в расчете на реализацию этой задачи. Никаких идей или проектов по сплочению нации, как в 2014 году, власть предложить не в силах. Не говоря уже о финансовых обещаниях.

Что власть будет продавать в качестве символической интриги, бонуса на выборах? Одним из вариантов может стать та самая политизация. Избирателю будет предложена в качестве бонуса его политическая субъектность. Теперь вы голосуете не в качестве винтиков, а в качестве полноценных субъектов истории – в ситуации геополитического противостояния с Западом.

Политизация в обмен на референдум о доверии. .........Власть использует, как в дзюдо, силу противника.

Повысить явку невозможно без политизации? Избирателю продают его политическую субъектность. Ставка будет сделана не на пассивность, а на активность – конечно, контролируемую. Но мы уже убедились, что, когда речь заходит о ценностях – а политика и есть ценность – они быстро выходят из-под контроля.

Власть всегда недооценивает связь между политикой и чувством. На самом деле политика обнажает в людях что-то сверхценностное, и это уже не так просто вернуть назад. Это напоминает 1986 год – ведь и советская власть при Горбачеве, не имея других ресурсов, можно сказать, предложила людям политизацию в качестве единственного ресурса.

Можно говорить, что лоялизм по-прежнему страхует систему лучше любых официальных механизмов и реальных предпосылок для политической активности в регионах нет. Но то, что происходит в массовом сознании, никакая социология уловить не может. Мы можем предположить, что происходит массовая политическая субъективация, постсоветский человек осознает себя игроком и даже держателем политических акций.

Меняет ли это что-то существенное? Да. Это меняет абсолютно все. Советского «человека массы» уже нет, он распался на миллионы субъектов по интересам – теперь наконец и политическим.

Власть сделала это сама, вопреки своему желанию, а может быть, в силу самой ее нынешней природы. Мы имеем дело     с политическими субъектами – а это уже совсем другая страна, совсем другие люди. Политизация России неизбежна.

И именно это и будет иметь принципиальное, определяющее значение в ближайшем историческом будущем.

                         .......автор  -  Андрей  Архангельский  ........