КНИГИ В КУЛЬКАХ

КНИГИ В КУЛЬКАХ

                                                              Обычно, в кульках продают семечки,

                                                               Но случается, что и книги продают в кульках.

1.

   Август. Уходящее утро. Светло. Погода разгуливается теплом и тем особенным запахом свежести, который возникает  после ночного, затяжного дождя. В такое  время хорошо выходить на прогулку.

   Голова очищается от застоявшегося комнатного воздуха, дышится легко, идешь без цели, просто идешь, мысли и чувства спокойные, если крепко выспался, радуешься, вспоминаешь, думаешь, хочется, чтобы жизненный источник никогда не исчез.

   Иногда неожиданно, как бы без причины,  налетает возбуждение, ты поражен раскинувшимся перед тобой бескрайним простором, застываешь, восхищаешься и благодаришь того, кто подарил тебе этот таинственный мир,  или, глядя на солнце, восторженно кричишь: какая мощь, какая сила, когда небесное светило, багровым жаром отдаёт! Живу!

2.

   Кладбище. Много покосившихся, поваленных на землю и прогнивших деревянных крестов за железными оградками, которые  в отличие от крестов не падают, а стоят и только ржавеют. В самом его конце, где начинается непролазный, густой, сосновый лес, стоит гранитная плита с  высеченной раскрытой книгой, а под ней  имя, отчество, фамилия, дата рождения, дата смерти.

   Я пробираюсь, точнее сказать: продираюсь, сквозь плотную гущу цепкого, жилистого и закореневшего бурьяна, и, наконец, оказываюсь возле  низкорослой лавочки, присаживаюсь и смотрю на плиту с играющими солнечными бликами. Фотографии нет. Где она была, зияет пустая окружность. Обезличенный памятник для некоторых, но только не для меня.

   За спиной слышу шаркающие шаги и отяжелевшее дыхание, которое разносит водочный  запах.

- Здравствуй, Александра Ивановна!

- Здравствуй! Приехал проведать или как? В том году ты говорил, что задыхаешься в городе, переедешь к нам.  Останешься?

- Нет!  Пока не могу.

- А зачем тогда обещал?

- Мечтал. Внучка держит. Нужно доучить, а потом в институт, замуж выдать. Тогда -  свободен.  На время.

- Длинная цепочка. А забрал бы внучку и сюда. Жена ещё жива?

- Жива.

- И жену взял и переехал бы. У нас тут хорошо, тихо. Может, передумаешь?

- Нет. У вас хорошо, но откладываю. Пока так решил. А далее Бог его знает. Может быть, там  уже  всё без меня решено, куда, к кому и когда идти. – Я некоторое время молчу. Мне невдомёк. Почему она не спрашивает о самом главном для неё. О библиотеке.  Наконец я не выдерживаю и говорю об этом.

- А что спрашивать. У неё судьба такая же, как и у меня.

   Я отвожу взгляд от памятника, поднимаю голову, осматриваюсь, вижу прошагавшего мимо шаркавшего сторожа с лопатой на плече, бутылкой водки в левой руке, он ставит бутылку дыбом, прикладывает к губам, делает несколько глотков и что-то зло бормочет. Сторож, видимо, недоволен, так как не может найти свободное место для новой могилы. Кроме меня и его более никого нет. С кем же я разговаривал?

   Шумит высокорослая, тонкая ветвистая  береза возле могилки от легкого ветра, сбрасывает пожелтевшие, августовские листья.

- Пока рано,  Александра Ивановна,  а далее Бог его знает, - повторяю я. -  Может быть, там уже всё без меня решено, куда, к кому и когда идти.

3.

   Лет пять или шесть, не помню точно, я возвращался из Обливской в Москву. Тыщу вёрст по нашим дорогам: узким, латанным, усеянными рытвинами, забитыми тяжеловесными фурами -  одному за рулём трудно проехать. Чтобы отдохнуть, я решил заехать в первую, попавшуюся станицу.

   Проехав по пыльным улочкам, я оказался в центре. Небольшая, вымощенная плитками площадь, перед ней вечный огонь, за ним гранитный офицер с поднятой вверх правой рукой, в которой зажат пистолет, тьма разноликих магазинов, палаточный рынок, скопище легковых и грузовых машин, громыхающие музыкальные звуки, говорить невозможно, нужно только орать, если хочешь, чтобы тебя услышали. Пошатавшись среди толпы, я увидел вывеску «Библиотека».

- Зайду. Пороюсь в книгах, посижу, может, что и почитаю, отвлекусь от дороги, - решил я.

   За небольшим столом сидела женщина лет пятидесяти, не огрубевшая лицом, с мелким налётом морщинок, пытливым, острым  взглядом и поразительно длинной до пояса, туго заплетённой косой. Ну, кто сейчас косы заплетает? Да ещё в таком возрасте. Обычно, стриженые женщины. Это возрастные тётки. А она? Хранительница материнских и бабкиных традиций? Может быть, романтична? Не стал я больше гадать. Разговор покажет.

   Она улыбнулась, когда я вошёл, встала и протянула руку. Крепкое, я бы сказал: даже цепкое рукопожатие.  Хрустнула мужская рука: знай наших, а женская после, как бы погладила и отпустила. Мы поздоровались, назвали имена и отчества.

- Можно просто и Саша, - сказала она. – Мимоходом залетели?

- Мимоходом, Александра Ивановна, Саша. Просто посмотреть зашёл. Люблю книги.

- У нас много книг, - восторженно сказала она. – Я Вам покажу.

   Мы пошли между полками.

Александра Ивановна оказалась права. Не одна тысяча книг.

- Я уже  на память и не знаю, сколько, - смущённо сказала она.

   Оказался в библиотеке и читальный зал, поразивший меня огромными размерами и большими окнами.

- Размахнулись, - сказал я. - Широко, просторно, светло.

- Почти всё из советских времён, - ответила она. - Перестройка мало, что добавила. Правда, - с горечью продолжила она. - Немногие ходят. Молодёжь редко заглядывает. Интересуется мистикой, детективами, фантастикой. В прошлое почти не  заглядывает. Говорят: отжило, кайфа, фишки в нём нет. Это в Бунине, Чехове, Куприне, Льве Толстом, Тургеневе  нет? –  Александра Ивановна так возмутилась, что щёки полыхнули. - Некоторые даже не слышали, что такие писатели были. У многих даже критерий отбора имеется: этот кто? Из наших? – не беру. А этот? Из чужих – беру.– Она тяжело вздохнула, а потом рассмеялась. – Грустно, конечно, но бывает и весело. Ходит к нам Сергей Иванович. Пенсионер. Бывший инженер. Берёт только книги по рыбалке. Я его спрашиваю: на рыбалку, наверное, часто ходите? Уловы о - го – го. А он в ответ: о - го – го, только на  рыбалку  не хожу. Я опять: книги по рыбалке  - зачем тогда берёте? Он мне: когда прочитаю все книги, как ловить рыбу, которые тут у вас есть, постигну грамоту, тогда и пойду на речку, а безграмотным не пойду.

   Хотел я немного времени побыть в библиотеке, но за чаем и разговорами с Александрой Ивановной затянулось до вечера. Она предлагала мне остаться ночевать, но я отказался.

- Днём дорога будет забита, а ночью мало машин, - сказал я.

- Заезжайте, - на прощанье сказала она, - когда мимо будете проезжать.

4.

   На следующий год я и заглянул. Оставив машину возле рынка, направился в библиотеку. При входе в здание, где располагалась библиотека, было две вывески. Одна поменьше «Библиотека», другую разогнали метра на два «Продовольственные товары».

- Это, как понимать, - спросил я Александру Ивановну, когда мы, обнявшись, словно давние знакомые, уселись за стол   пить чай. – Две вывески.

- А тут нечего и понимать, - надорвано ответила она.  – Приехало районное начальство. Упрекать начали, что мы бюджетники, денег не зарабатываем, но глава администрации готов помочь. Я, конечно, обрадовалась: не забывают о книгах, но (продолжают они) для этого вам нужно убрать половину книг и отнести их в подвал (постеснялись сказать: выбросить). Перепишите их, мы вам  вместо бумажных книг – сделаем электронные, от прогресса не отстаём, освободившуюся площадь, читальный зал под магазин пустим, они со своей выручки вам будут деньгами помогать. Я не хотела, а у них один аргумент: бизнес, деньги нужно зарабатывать, государство поднимать, а не хочешь зарабатывать – уволим. Пришлось уступить. Половина книг оказалась в подвале, электронные до сих пор делают, думаю, что не видать нам их. К этой беде начинает примыкать другая. Точно такая же. Намекают, а начальственный намёк даже самый глупый всегда вверх возьмёт  над самой разумной мыслью: нужно ещё убрать книги, дополнительную площадь освободить. Добивают библиотеку до конца, а я ничего сделать не могу. И добьют. Меня тоже. Ходила по домам, просила поддержки. Вначале пыталась собрать людей в клубе или на площади, да куда там, отмахиваются, что ты о книгах печешься, главное деньги, а денег мы тебе не дадим, у самих мало, я им: не нужны мне деньги, книги прошу защитить. Меня даже в оппозиционерку записали, в районной газете прокатили,  грозить стали. Один раз голодовку объявила, меня чуть не запрятали, приехали, благо санитары трусливыми оказались, я оскалилась и на них бросилась, они драпанули, да так, что двери снесли. – Она захохотала. - Как вспомню о книгах в подвале, так со мной плохо становится. Сердце останавливается.

5.

   Остановилось сердце Александры Ивановны, когда одна комнатка осталась с несколькими десятками книг.

   А куда же делись остальные? В подвале остались? Это было бы ещё пол – беды.  Накатилась беда полная.

   Сотрудники магазина перетащили их в заброшенный коровник, мало ли чего: в подвале могут украсть, а в коровнике нет, он хоть и заброшен, но охраняется  приблудными собаками, так вот, из коровника  брали по несколько книг, вырывали страницы и заворачивали в них продукты, экономили на пакетах. Хотел я спросить( в очередной раз заехав) у новой заведующей (девчонка): на какие книги спрос был более всего, да смолчал, зачем мешать человеку, она прическу распушивала,  а зайдя в магазин и сам понял, увидев, как продавщица, свернув кулёк из рассказа Бунина «Лёгкое дыхание», сыпала в него кильку.  Не разобрал только, какую? Балтийскую или норвежскую?  Догадываюсь, что норвежскую. Толпа огромная была.

   Хотел было и я поучаствовать. Подойти к продавщице и попросить её, чтобы…,, но не решился - не потому, что мог получить увесистую оплеуху, нет, продавщица была вполне нормальной женщиной с улыбкой, попросить её отвесить мне кильку и завернуть её в листок книги «Мастер и Маргарита» с рисунком кота Бегемота, но остался стоять, не попросил. Подумал: вот была бы потеха, если бы Бегемот рявкнул: брысь отсюда! А что бы Вы подумали, если бы продавщица завернула ваш заказ в страницу выше названной книги?

   Посмотрел я ещё раз  на кладбище: полуразрушенные деревянные кресты, а среди них гранитная плита. Мочат её дожди, снег заваливает, ветер бьёт, не выдержит без ухода, завалится.

6.

   Выезжая на федеральную трассу, я посмотрел на вывеску «Продовольственные товары» на раздвоившемся бывшем библиотечном здании. Неправильно написано. Нужно снять и повесить новую вывеску с неустаревающем, вечным  названием : «451 градус по Фаренгейту». Ведь разницы  между сжиганием книг и деланьем кульков из страниц книг практически нет.