Виктор Шендерович «Особое мнение» 1 июня 2017

На модерации Отложенный

https://youtu.be/JGm4_KvL7Rw О. Журавлева― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». У нас в гостях писатель и публицист Виктор Шендерович. Здравствуйте.

В. Шендерович― Добрый вечер.

О. Журавлева― Вот просто для вас специально новость. В МВД предлагают ввести презумпцию доверия сотрудникам полиции. Ссылаются на опыт зарубежных стран.

В. Шендерович― Презумпция доверия это как? Кто не доверяет, тех сразу к стенке? Или забить палками?

О. Журавлева― Замминистра МВД Игорь Зубов считает, что нужно законодательно закрепить: «Действия полицейского априори должны считаться правомерными. Если он предъявляет законные требования, любой гражданин обязан их исполнить. Обязан – это должно быть в крови каждого человека».

В. Шендерович― О, «в крови» у нас… — это существительное он употребил очень кстати. Как будто специально для меня. Чтобы мы порассуждали о том, что у нас в крови, в связи с ментами. И почему они «менты». И почему их уголовное обозначение так прижилось в народе. Презумпция — это замечательно, только это разные вещи. Одно дело, скажем так, если бы поставлен был вопрос так, что все граждане России должны исполнять требования закона. Подписываюсь. Дальше начинаем выяснять: каким образом менты выполняют требования закона? Дальше начинается практика. То, что мы чувствуем кожей ежедневно. То, что пахнет, лезет в глаза.

О. Журавлева― То, что у нас в крови.

В. Шендерович― То, что у нас в крови. У многих-многих поколений. Отчего — по опросам совсем недавним — ментов боялись больше, чем преступников. По понятным соображениям. Потому что против преступников есть — теоретически хотя бы — мент и закон, а против мента нет ничего. Потому что он сам закон! Какой он закон? — давайте я расскажу о своей «презумпции». То есть, «априори» — это «до опыта», но опыт-то есть! Мой опыт такой. Мне ломали нос, у меня грабили квартиру, вторгались в мою личную жизнь, оскорбляли, угрожали, угрожали семье. И так далее. Все это исчисляется примерно дюжиной случаев, моих заявлений — в милицию, в прокуратуру, в ФСБ однажды. Ноль — зеро! — процент моей защиты; меня не защитили ни разу.

О. Журавлева― Что сказали? Заявление приняли?

В. Шендерович― Заявления то принимали, то не принимали. Когда принимали, потом отписывали писульки. Иногда прямо говорили: забирайте, вы нам портите статистику. Но послушайте: у нас этим занимается Чайка! Охраной моих прав занимается Чайка! Какие еще вопросы есть к охране моих прав. При Путине. И так далее…

О. Журавлева― Чайка это вообще другое ведомство.

В. Шендерович― Я говорю — силовики. Неважно, а что эти лучше?

О. Журавлева― Чайка призвал к расширению полномочий прокуратуры.

В. Шендерович― Давайте еще расширьте полномочия по моему уничтожению! А то их маловато у вас. Мои встречи с милицией… Да, а еще сама милиция меня прессовала и била палкой. Сама милиция. Когда я выходил на, так сказать, законную, разрешенную Конституцией акцию. Никакого другого отношения к ним, кроме как к ментам позорным — как к корпорации — не может быть. Допускаю ли я существование среди них в этой корпорации прекрасных честных людей? Не просто допускаю, а знаю. И были замечательные случаи. Ну, гестаповцы тоже были вполне симпатичные (отдельные люди). Да и в вермахте очень милые… Мы говорим — об отношении к корпорации. Репутация такая вещь, которая — заслуживается. Она — вот такая. И таким силовым порядком ввести репутацию невозможно. Она — вот такая. Вот есть — неважно где, у милиционера, у корпорации, у человека. Ну, вот есть Елена Камбурова — и есть Иосиф Давыдович Кобзон. Вот мы говорим фамилии, и больше ничего не надо. Есть репутация. Она складывается десятилетиями, она разрушается в секунду. Значит, ежели жить в такую пору прекрасную мне придется вдруг, когда мне захочется упасть на плечо, на погоны, разрыдаться на погоне у полицейского, попросить у него защиты… Если вдруг физиономически он начнет напоминать английского полицейского, с лицом профессора МГУ… если вдруг такое случится, тогда я начну наполняться уважением. Пока что я наполняюсь тем, чем наполняюсь.

О. Журавлева― В результате чего это может случиться?

В. Шендерович― Это может случиться — как в той же Англии — в результате упорного воспитания. Их надо дрессировать. Как в Англии дрессируют. И в итоге, на выходе, из английского полицейского, про которого мы читаем у Диккенса — тупой жестокой скотины — путем эволюции, за полтора-два века, получается вот этот, с лицом профессора, полицейский. Интеллигентный человек. Представляющий закон. Который поставлен, чтобы следить за законом и помогать тебе. Он — для этого. Его не боятся люди. Нормальные люди. А это «достигается упражнением», как говорил Мышлаевский у Булгакова. Это достигается ежедневным — десятилетиями, столетиями — усилий общественности по выведению… просто как по дрессировке… по выведению такой породы полицейского! Английский полицейский не выводится сам по себе. Он выводится в результате дрессуры.

О. Журавлева― Почему он в Америке не выводится? Нам Америку все время представляют: вот вы посмотрите, как они бьют палками, как они убивают чернокожих подростков.

В. Шендерович― Кого они убивают? что за множественное число. Эксцессы исполнителей бывают везде. Дальше мы смотрим, как реагирует система на такой эксцесс. И какое отношение к полицейским. И что такое полицейский в Америке.

О. Журавлева― Мы фильмы смотрели. Мы знаем. Полицейские все коррумпированные и самый честный тот, которого выгнали из полиции.

В. Шендерович― Это законы художественного кино. А дальше мы смотрим практику. Степень страха перед полицейским. Не у преступников — у граждан. До какой степени вообще контролируется администрация? Дальше — скучный разговор, который мы с тобой в этой студии разговариваем 115 лет. Кто кого контролирует: администрация контролирует население — где-то привязывают, оно там жует и все остальные надобности отправляет, где его привяжут, население бесправное… Или общественность, общество контролирует свою администрацию? И может погнать эту администрацию, посадить, если злоупотребления есть. Этого полицейского. Того, кто назначил этого полицейского.

О. Журавлева― Про суды тоже говорится, что если полицейский нарушает закон, он должен нести повышенную ответственность. В суде можно доказать.

В. Шендерович― Дальше мы немедленно сравниваем судьбу «жемчужного прапорщика», который прилюдно избивал палкой людей среди бела дня. Мирных. Сравниваем его судьбу — с судьбой Ильдара Дадина.

О. Журавлева― Ильдар Дадин, между прочим, по суду получил компенсацию.

В. Шендерович― Да, я с удовольствием приглашаю «жемчужного прапорщика» получить опыт Ильдара Дадина в колонии, а потом получить компенсацию. Мы сравниваем — хорошо! — Кривова Сергея и так далее. Десятки, сотни случаев. У нас за сотню число политзаключенных сегодняшних, которые сейчас находятся… Сравниваем судьбу уголовника полицейского и что ему потом за это (условный срок) — и реальные сроки мирных граждан. А дальше продолжаем удивляться репутации силовых ведомств. Говорить: что же их не любят-то?

О. Журавлева― А знаешь, что послужило причиной для этого высказывания замминистра МВД. Инцидент с мальчиком. Мальчик испугался полицейских.

В. Шендерович — А-а, а должен был обрадоваться!

О. Журавлева― Ну естественно. Когда его забирает полиция, он вырывается и плачет.

В. Шендерович― Действительно.

О. Журавлева― И замминистра МВД, я так полагаю, счел, что здесь какая-то проблема.

В. Шендерович― Надо наказать родителей, которые не воспитали в мальчике любви к полицейскому! Который его тащит. Ни с того ни с сего.

О. Журавлева― Почему мальчик-то не доверял полиции?

В. Шендерович― А бог его знает.

О. Журавлева― Его уже научили так…

В. Шендерович― Заброшенный к нам, наверное, или научили плохому родители (либералы, наверное). Их надо перевоспитать. Я поэтому и спрашиваю: сразу к стенке — или сначала палками измолотить для воспитания уважения? Вот главный вопрос. Я предлагаю сначала палками измолотить, а если и тогда уважения не прибавится, тогда уже расстрелять.

О. Журавлева― Уж давно завели этот разговор о доверии, да, переиздать стихи про Дядю Степу Елена предлагает.

В. Шендерович― Сразу поможет. Сразу.

О. Журавлева― С чего-то надо начинать.

В. Шендерович― Меня допрашивал в Следственном комитете С. Степанов. «Ноги клал на табурет».

О. Журавлева― По фамилии Степанов и по имени Степан.

В. Шендерович― Именно, вот этот самый! У него фемида была спрятана за компьютером, а перед ним висел портрет Путина. Можно, конечно, переиздать «Дядю Степу», я только боюсь, что не с этого надо начинать.

О. Журавлева― Хорошо, допустим, мы граждане не в форме. Не знаем, с чего надо начинать.

В. Шендерович― «Граждане не в форме» — это замечательно. Граждане действительно не в форме. Потому что если бы они были в форме (ментально в форме), они бы знали…

О. Журавлева― Виктор Анатольевич, дорогой, смотрите, граждане возмущаются разным событиям. И вплоть до вывески на магазине Стерлигова. И только одна гражданка просто идет и обращается в соответствующие органы. И это убирается.

В. Шендерович― Разумеется. Они хамят, пока не чувствуют отпора. Что Стерлигов, что власть — ну про это мы тысячу раз говорили. Выход — достаточно одной серьезно настроенной женщины, чтобы убрать эту подоночную фашистскую надпись. Достаточно одного активиста.

О. Журавлева― Почему их так мало?

В. Шендерович― Для того чтобы согнать этих, выгнать — одного недостаточно. И тысячи недостаточно. Сто тысяч — уже другая ситуация, миллион – совсем другая. Тысячу раз про это говорили. Давай про конкретику. И, возвращаясь к теме доверия… У нас тут по широкому спектру: про доверие ментам мы поговорили, и про отличие мента от полицейского английского тоже вроде немножко поговорили. Суды! Тоже потрясающая история.

О. Журавлева― Прекрасный же суд. Все есть, все говорят, все сами делают заявления. Никакие бумажки никто не скрывал, действительно есть проблема, юристы говорят, что действительно недостаточно было доказательств. И проиграл суд.

В. Шендерович― Не углубляясь в данный процесс. Мы же говорим о репутации! Репутация российского правосудия. Вот сейчас, пока мы мило разговариваем, в Мещанском суде на улице Энгельса выносят приговор Натальи Шариной, директору библиотеки украинской литературы в Москве.

О. Журавлева― Которой уже успели за это время повредить позвоночник.

В. Шендерович― Да. И если за то время, пока мы с тобой разговариваем, на улице Энгельса не высадятся гуманоиды, то приговор будет конечно, обвинительный. Потому что у нас не бывает оправдательных приговоров по политическим делам. Просто не бывает! Приговор будет обвинительный. Уже запросил прокурор пять лет условно. Я тебе сейчас зачитаю из речи прокурора Баландиной. «Украинский национализм, рука об руку шедший с немецким нацизмом во время Второй мировой войны вновь поднял голову»... «Руководствуясь преступными идеями, изложенными в том числе в так называемой литературе в националистических агитках, изъятых с полок библиотеки ,директором которой являлась подсудимая…». Вот эта пропагандистская лажа называется обвинительным заключением! Про немецкий фашизм. А по поводу репутации суда: подлог за подлогом. Все это дело — это череда подлогов, и сидеть должны все, по периметру, кроме Натальи Григорьевны Шариной: все, кто затевал это дело, писал обвинительное заключение… И ведет суд. Потому что книга, которая предъявлена (единственная книга, которая входит в список экстремистской литературы), была — внимание! – подброшена. При обыске была изъята одна книга, а вынута из коробочки с вещественными доказательствами — другая. И судья пыталась скрыть этот факт. Судья! Во время процесса пыталась скрыть. Но ей это не удалось сделать. Должностное преступление. Одно за другим — череда должностных преступлений. За которые должны бы сидеть все эти следователи, прокуроры, судья…. Должны сидеть в тюрьме. И как минимум должны быть отстранены мгновенно. Если это сделать, тогда через какое-то время… — если таких случаев будет 10-15-20, а заодно сядут те, кто заводил дело на карельского правозащитника из «Мемориала» Юрия Дмитриева и устраивал… — сегодня начался процесс по делу «о детской порнографии». Полностью высосанное из пальца. Абсолютно политически мотивированное дело. Мстят.

О. Журавлева― Я напомню, что речь шла о фотографиях, человек фотографировал собственного ребенка.

В. Шендерович― Собственного приемного ребенка. Девочку, у которой были проблемы со здоровьем. И была перспектива, что у него отнимут приемного ребенка, и он ее фотографировал, чтобы доказать, что нет побоев, синяков и так далее. У него двое детей своих. Он их воспитывал. Это — легенда карельская: правозащитник, историк, человек, который нашел массовое захоронение сталинских времен, которое пытались закопать с концами представители власти. Он не допустил это! Это наша историческая память. Вот — этот человек, который символизирует историческую память. Народ, а не население. Вот этот человек, и с ним сейчас сводят счеты. Подлейшая статья, по поводу которой его боятся защищать… Потому что говорят, что нет дыма без огня. И так далее. Так вот, когда сядут в тюрьму те, кто издеваются над Натальей Шариной и Юрием Дмитриевым, те, кто заводит эти уголовные дела, мучают в СИЗО… Когда пойдет вон с волчьим билетом эта судья и этот следователь, тогда — через какое-то время, когда таких случаев, пошедших вон с волчьим билетом счет пойдет на десятки, а в суде вдруг появятся интеллигентные лица (не со стороны подсудимых, а со стороны обвинения и суда), — тогда, через какое-то время, изменится репутация.

О. Журавлева― Кто должен совершить эти изменения? С чьей стороны должно быть давление.

В. Шендерович― Эти изменения… В принципе, теоретически, в стране с обратной связью это должна делать администрация! Которая должна замахать руками и сказать: мы немедленно исправили. Это эксцесс исполнителя! Мы немедленно уволили плохого судью, злоупотребляющего следователя! Но для этого…

О. Журавлева― Но бывают же случаи…

В. Шендерович― Подожди.

О. Журавлева― …и оправдания.

В. Шендерович― Очень редко. Минимальный процент оправдательных приговоров! И все они почти политически мотивированные как в случае с Дадиным, когда это уже вышло на международную арену. И решили этим торгануть. Вот и все. Но до этого успели измучить — о, боже мой. Так вот, давить на администрацию должны, конечно, мы все. И там, где на администрацию давят, и повторяю метафору по поводу английского полицейского, там, где их дрессируют столетия напролет, через какое-то время появляется вменяемая администрация. Которая уже сама этого не делает. Через какое-то время появляется Норвегия условная. И Дания. Где уже человекообразные лица во власти. Уже ничем не отличить от людей.

У нас же это уже просто особая порода. Мы же видим: это уже «ломброзо». Это тоже выводится. Безнаказанные негодяи. Социальный лифт устроен так, что негодяй просто на скоростном лифте наверх идет. И дальше мы видим… А дальше возникает репутация. А дальше власть на этой банановой кожуре и поскальзывается в какой-то момент.

О. Журавлева― Вот какой это момент.

В. Шендерович― В какой-то момент выясняется, что Навальный может ошибиться и сказать лажу. И написать то, чего не было. Но верят все равно ему, потому что на противоположной стороне — Усманов! Усманов, Сечин, Чайка. Причем Чайка не один, а трое. И так далее. Да и эти у всех дети 20-летние на руководстве отраслями народного хозяйства и большими банками. Репутация! А дальше очень опасная ситуация возникает. Дальше все подходит к тому самому 18-м году.

О. Журавлева― Ну так мы же боимся революций. В этот момент мы и останавливаемся.

В. Шендерович― Для того чтобы не было революций, нужна что? – эволюция. Никакого третьего способа изменений нет. Либо революция, либо эволюция. Эволюция заключается в том, что Путин уходит от власти вовремя. А то уже он сейчас был у Макрона, и мы видим: это уже антропология. Там уже трое-четверо сменились, а у нас все этот стареющий выходец из ГБ. Чьи товарищи полным маршевым шагом (кооператив «Озеро») вошел в список «Форбс». Это уже на лице, уже смотреть неловко. Что их представляет Макрон, вот лицо молодого западного лидера…

О. Журавлева― Кому что неловко.

В. Шендерович― Я говорю про себя. Я такое чувство испытал в 1983 году или 1984, когда увидел Черненко с супругой — и  короля Хуана Карлоса с принцессой Софией. В окнах ТАСС они стояли — фотография — рядом. И меня пробило, я стал антисоветчиком по эстетическим соображениям! Потому что я бы хотел, чтобы меня представляла вот эта пара, а не вот эта пара. Мне тоскливо, что меня представляют эти бронтозавры. Так вот мне тоскливо уже, что меня представляет — вот это.

О. Журавлева― И сами мы, честно говоря, уже бронтозавры. Ничего, придут новые, молодые видеоблогеры и всякие прочие хорошие люди, и начнется новая эра.

В. Шендерович― Дело в том, что я не заставляю себя читать насильно.

О. Журавлева― Хорошо. Кстати о том, что читать или смотреть с Шендеровичем тоже поговорим,. Мы что-то закопались в революции и эволюции. Предлагают еще инволюцию. Ну много можно интересного придумать. Но согласитесь, что какие-то изменения происходят.

В. Шендерович― Изменения всегда происходят.

О. Журавлева― Что какие-то вещи уже делать стыдно. Что Собянин вдруг говорит, как-то неловко 85% записывать в голосовавших за, если они промолчали.

В. Шендерович― Нет, ты «неловко» в связи с Собяниным употребила?

О. Журавлева― Он написал.

В. Шендерович― Слово «неловко».

О. Журавлева― Да, что у него рука не поднимается.

В. Шендерович― Ну давайте это праздновать.

О. Журавлева― Почему нет.

В. Шендерович― Еще раз говорю: точка отсчета очень важна. От абсолютного бесстыдства, когда вдруг выясняется, что что-то, он употребил какое-то слово такое интеллигентное.

О. Журавлева― Справедливости ради скажем, уже несколько шагов назад было сделано.

В. Шендерович― Так потому что было давление! Потому что возникло давление! Потому что за детей Беслана вышло 115 человек, а за собственные квадратные метры — вышли тысячи, десятки тысяч. «Вульгарность человеческого сердца», говорил про это Иосиф Бродский…

О. Журавлева― История с ребенком одним-единственным ребенком на Арбате тоже вызвала бурную реакцию.

В. Шендерович― Всколыхнула. Да, но она такая — очень прям выразительная. Совсем выразительная! Чего мы ломимся в открытую дверь. Чем яснее, внятнее, организованнее будет реакция, тем внятнее и организованнее будут сдавать назад. Потому что в рыло никому не хочется. И каждый начальник как только…

О. Журавлева― Вот это точно.

В. Шендерович― Точно, никому. «Несмотря на всю разносторонность своей натуры Остап терпеть не мог физического насилия» (напоминаю). Никому не хочется в рыло и не хочется, чтобы на него падал народный гнев. Как только  выясняется, что действительно ты сделал что-то такое, что десятки тысяч людей оторвали задницы от стула и вышли против тебя, — тут же начинаются телодвижения. Разумеется! Разумеется, и Путин, и мы уже говорили об этом, — если что-то будет приводить к падению рейтинга, немедленно дистанцируется от нерадивых своих слуг! Это классическое…

О. Журавлева― Ну дураки.

В. Шендерович― Ну конечно. «Ну, дураки». Ну что вы, ну конечно! Только — кто назначил этих дураков? Только — кто не уволил этих дураков. Только почему эти дураки, как в случае с Серебренниковым были уверены, что их не тронут? И не кажется ли вам, писал я, что их уверенность оправдалась? Потому что их не тронули. А женщина сидит до сих пор.

О. Журавлева― Бухгалтер.

В. Шендерович― В СИЗО. И так далее. Сказать, что они дураки могу я, можешь ты. А о номенклатуре мы судим по их действиям. Кадровым действиям. Он не уволил тех, кто допустили как минимум серьезнейшее публичное превышение власти с нанесением публичного вреда репутации РФ. Обыски в «Гоголь-центре», который вообще тут ни при чем. Напомню: «Гоголь-центр» вообще не при делах.

О. Журавлева― Там речь идет о студии.

В. Шендерович― Тем не менее, — а обыскивали это! Никто не понес за это наказание. Молчите в тряпочку тогда. Тогда кто же дураки? Значит не дураки, а исполняют вашу волю. Если вы не отделились. Ну и вернемся к институту репутации. Мы поговорили про репутацию правоохранительную, судебную. У нас еще есть выборы. Свободные выборы! В Иркутске битами избит (вчерашнее сообщение) сын арендодателя, который сдал помещение штабу Навального. После многократных предупреждений о том, что не надо сдавать Навальному. Не понял предупреждений, сдал. Избили битами. Потом эти люди будут говорить: надо, как-то, чтобы активнее принимали участие в выборах! у нас же свободный выбор! Только попробуйте экстраполировать эту ситуацию на Францию, Англию. Где (был бы) избит битами человек, сдавший помещение под избирательный штаб представителя оппозиции… который идет. Представьте себе, что бы там было! Как бы сейчас ползала в ногах у общественности власть, как бы немедленно нашли тех, кто избивал! Как бы власть дистанцировалась немедленно от тех, кто это сделал. Потому что они бы понимали, что это невероятный ущерб прежде всего репутации власти! Что это они не выиграют выборы! Если какие-то люди избивают их (оппонентов)…

О. Журавлева― Потому что власть лучше понимает свой народ.

В. Шендерович― Власть лучше понимает свой народ — до поры до времени. Да, царь батюшка тоже полагал, что он прекрасно понимает свой народ. И об этом столько всего написано… До 1918-го года понимал, а потом перестал. До 1917-го, а в 1918-м совсем перестал понимать свой народ… Значит, ребята, кончаем ходить кругами, хотя бы ментальными кругами. Мы-то с тобой (и радиослушатели «Эха Москвы») — мы-то чего тут не понимаем? Значит вот такого рода эксцесс, избитый сын арендодателя, всемером избитый — и не найденные через сутки исполнители — означает, что это делала власть! Если власть не нашла этих людей, семерых. Которые среди бела дня избили битами, в городе. Если власть до сих пор не нашла этих людей, это означает, что это было сделано — властью! Точно так же как все, что было сделано против меня, было сделано — властью.

О. Журавлева― А может она просто такая бестолковая, не все у нее получается.

В. Шендерович― Нет, все у нее получается. То, что она хочет, у нее очень хорошо получается.

О. Журавлева― Слушайте, рейтинг фильма неприятного достиг уже кое-где уровня Форреста Гампа.

В. Шендерович― Это да, эффект Стрейзанд они изобразили в полной красе.

О. Журавлева― Ну не получилось. Получилось не то.

В. Шендерович― А мы не знаем, чего они хотели. И кто хотел. Там интересные какие-то внутренние происходят вещи. Я думаю, что — ну да, идиотизм… — но мы же говорим сейчас о целеполагании таком — базовом. Если мы видим одновременно обыски… Вот разом посмотрим на правоохранительную деятельность: обыски дома у Серебренникова — и невозможность допросит и обыскать Геремеева, подозреваемого в организации убийства Немцова.

О. Журавлева― Да что там, даже тех ребят с зеленкой чего-то не нашли.

В. Шендерович― Хотя известны их имена, фамилии, адреса! Не нашли тех, кто избил арендатора у Навального, зато блестяще удалась операция по обыску актеров театра Гоголя и Кирилла Серебренникова! Не будем валять дурака. Они делают именно то, что хотят. И в их планах не найти Петрунько, не найти избивавших арендатора, и запугать Серебренникова, театр Гоголя, всех эти…

О. Журавлева― Не соглашусь. Вот например еще такая проблема доверия, не доверия. Как предупреждение или не предупреждение МЧС о стихийных бедствиях. Казалось бы, когда предупреждают, мы не верим.

В. Шендерович― Понимаешь, какая штука…

О. Журавлева― Когда не предупреждают, все как раз и случается. Но самое интересное не это. Из всех аварийных пятиэтажек крышу сорвало только в Кремле и на Петровке, 38.

В. Шендерович― Так может их и снести?

О. Журавлева― Я к тому, что не все получается делать хорошо для себя.

В. Шендерович― Ветхое у нас, обветшало-то в Кремле. Может надо менять там не только руководящий состав…

О. Журавлева― Но там же тоже работали какие-то строительные бригады. Там есть специальные люди, там есть деньги. Почему же у них крышу сносит? Может, они просто не умеют.

В. Шендерович― Почему у них сносит крышу – это вопрос очень широкий.

О. Журавлева― Я понимаю.

В. Шендерович― И в прямом и переносном смысле, ответ простой: потому что нет контроля! Потому что над ними нет контроля, поэтому у них сносит и метафизически крышу, и реальную крышу. Но факт любопытный. По поводу реновации. Может быть, начать снос с Петровки, 38? Прям, хорошая идея.

О. Журавлева― И проверить законность автобусных установок.

В. Шендерович― Да.

О. Журавлева― Есть вопрос по поводу того, не расхищает ли народное добро Виктор Шендерович лично.

В. Шендерович― О, лично! Конечно, расхищаю.

О. Журавлева― Потому что интересуется народ, что там со сбором денег на Петрушку.

В. Шендерович― Деньги собраны, фильм снят. И акционерам проекта разослан линк на фильм. Это был сбор на сайте Планета.ру. Фильм сделан, снят, все акционеры получили уже…

О. Журавлева― Кто купил, тот посмотрел.

В. Шендерович― Да, кто купил, тот посмотрел. Вы не купили, авторы вопроса? что же вы вовремя не купили наш чудесный фильм?

О. Журавлева― А уже купить нельзя.

В. Шендерович― Да. Дальше — это вопрос к продюсерам: какая дальше будет судьба (у фильма). Сейчас, естественно, преференции у тех, кто платил деньги. Они получили первыми этот фильм. Дальше вопрос к продюсерам, какова дальше будет прокатная судьба фильма. Потому что, честно говоря, исходя из содержания, предположить, что мы получим прокатное удостоверение, я почему-то не могу. А что мы дальше будем делать с этим фильмом…

О. Журавлева― С другой стороны, как и коллега Навальный вы снимаете просто очень своеобразный авторский кинематограф.

В. Шендерович― Да.

О. Журавлева― И у вас поэтому другая кинематографическая судьба. Кстати, вот то, что власть нарушает, не доверяет, это все понятно. А вот когда Навальный говорит: а я не буду исполнять решение суда. Он прав?

В. Шендерович― Это обоюдоострая игра. Тут нет прав/не прав. Его игра называется – выборы 2018-го года. Он занимается этим.

О. Журавлева― То есть рвется к власти как нам говорили.

В. Шендерович― Идет к власти. Исходя из своего целеполагания. Он идет на выборы и все, что он делает, работает на выборы. Ему плевать совершенно на этот суд. И правильно плевать. Дальше — ход за властью. Если власть отказывается категорически иметь дело… то есть, сама реформироваться, иметь дело, условно говоря с белоленточниками, с людьми, которые уважают законы и так далее, с либералами… Она будет иметь, власть, дело (в очередной раз) с другим инструментарием. Вот он уже появляется на горизонте. Уже вырастает на горизонте. Вполне. Когда человек просто говорит «пошли вы вон со своими решениями суда». И уже у него есть некоторое влияние и возможности. С которыми эта самая власть не знает, что делать. Потому что по поводу Навального, конечно, там как я понимаю, некоторая паника существует.

О. Журавлева― А почему так странно, уж у кого было влияние и возможности как у Михаила Борисовича Ходорковского, например. Решилась проблема легко. Почему сейчас так проблема не решается.

В. Шендерович― Это другая… это вопрос не ко мне. А к Суркову, к господину Кириенко… Ко всем этим высокоумным, высокоинтеллектуальным господам. Которые, однако, довели до полной Эфиопии здесь. И категорически отказываются учить урок истории! Категорически отказываются. Вот — вроде умные люди, так по внешним признакам… неглупые. Некоторые стихи пишут.

О. Журавлева― Это еще ни о чем не говорит.

В. Шендерович― «Умный, умный, а дурак», как сказано в русской пословице. Потому что категорически идем, след в след, к своему семнадцатому-восемнадцатому году. След в след! Отказываемся эволюционировать. Отказываемся! Чего проще сейчас перехватить повестку у Навального? Ну, если была такая возможность — чего бы проще посадить, по совету сингапурского диктатора, своих товарищей, уволить к чертовой матери этих судей… Самому провести люстрацию, самому снять Чайку, самому снять Бастрыкина? Не может. Потому что они единственная его опора. Потому что он прекрасно понимает, что ему надо самому уходить. Потому что он увяз не коготком, а по локоть — и всей птичке пропасть, и он это прекрасно понимает.

О. Журавлева― Никак нельзя не идти на эти выборы.

В. Шендерович― Кому?

О. Журавлева― Путину.

В. Шендерович― Путину? Видимо, нет. Он пропадет без власти. Уж теперь точно пропадет. В 2011-12 году были шансы вот этого круглого стола. А сейчас пропадет. Пропадет, и там будет большая конкуренция, за право первым подойти к безоружному Путину. Без, так сказать, неприкосновенности. Он понимает прекрасно, что его сдадут тот же Бастрыкин, тот же Чайка. Все они сдадут его первыми. Он прекрасно понимает цену этим процентам своим. Он это прекрасно понимает. И это ловушка, в которую попал он, но попали и мы. Потому что он от власти не уйдет. И, стало быть, мы идем на лобовое столкновение с матушкой историей.

О. Журавлева― Идем на лобовое столкновение. Это писатель Виктор Шендерович. Это его «Особое мнение». Всем спасибо, всего доброго.

В. Шендерович― Счастливо