«Последний сталинский голод»: сельхоз в 5 пятилетку 1951-55 (часть 2)

Пока был жив Сталин, политика изменений не претерпевала – деревня почти официально считалась «внутренней колонией», обязанной снабжать и финансировать город и промышленность. После войны наблюдалось постоянное ужесточение политики в аграрной сфере, что особенно ярко видно на примере налоговой сферы, будто бы специально настроенной на максимальное обирание и разорение деревни, прежде всего колхозной. В рамках рассматриваемого периода налоговая политика приобрела уже законченные черты: мало того, что в 1949 были восстановлены «предельно-закупочные» цены (причём на уровне, вдвое уступавшем действовавшим до того рыночным), теперь проводилась политика на уничтожение каких-либо льгот для всех категорий населения – а выращиванием сельхозпродукции занимались не только сельчане, но и многие горожане – рабочие и служащие. Их с 1951 стали облагать по нормам, предусмотренным для единоличных хозяйств. Лишились льгот даже хозяйства инвалидов и престарелых жителей.

Налоги росли неумолимо: для колхозов в 1950 и 1951 повышались нормы сдачи мяса, молока, шерсти и яиц. При этом в 1952-м заготовительные цены на поставки колхозных зерна, мяса и свинины были ниже, чем в 1940, а плата за картофель – ниже расходов по его транспортировке. К примеру, в 1950 в Белорусской ССР закупочные цены на молоко возмещали колхозам 25% его себестоимости, свинины – 5%. B 1953 заготцена на картошку в Московской и Ленинградской областях составляла 2,5-3 коп. за 1 кг.

Дополнительно местные власти включали в обязательства по поставкам продуктов животноводства колхозов и индивидуальных хозяйств не предусмотренное государственным планом погашение недоимок прошлых лет. Помимо выполнения государственных поставок, колхозы также были обязаны формировать семенные фонды: отложить часть оставшегося урожая в неприкосновенный запас, и лишь после этого делать колхозникам выдачи за трудодни. Конечно, огромная масса колхозов просто не могла выполнять всех поставок – в этом случае их долю госпоставок переваливали на преуспевающие «колхозы-миллионеры». В результате уровень их недоимочности по тем или иным пунктам (а то и по всем сразу) рос, достигая колоссальных сумм, и союзному правительству ничего не оставалось делать, как регулярно списывать эту задолженность.

В такой обстановке, конечно, ни о какой «эффективности» коллективных хозяйств речи не шло.

Однако тяжелее всего было положение собственно жителей деревни: на них буквально давили два налога, установленные ещё в 30-е, однако в начале 50-х ставшие настоящим ярмом на шее колхозника, – денежный и натуральный. Денежный налог выплачивался по прогрессивным ставкам, которые регулярно пересматривались: если в 1940-м колхозники и единоличники выплатили государству 2,4 млрд. руб. сельскохозяйственного налога, то в 1952-м – уже 8,7 млрд. При этом в том году налог ещё и был увеличен на 15,6%. Если в 1940 средняя сумма налога с двора составляла 112 руб., то в 1950 – уже 431, в 1951 – 471, в 1952 – 528 руб. Историк Е.Н. Евсеева пишет: «Колхозник, имевший в хозяйстве корову, свинью, двух овец, 0,15 га земли под картофелем и 0,05 га грядок овощей, платил в 1940 г. 100 руб. сельхозналога, а в 1952 г. – уже 1.116 руб.». Натуральный налог представлял собой обязательные поставки мяса, шерсти, молока, яиц, картофеля и пр. – фактически это был оброк. Причём не имело значения, есть ли в хозяйстве живность вообще (а, к примеру, по состоянию на 1 января 1950 никакого скота не имели 15,2% ЛПХ). В результате «бескоровные» колхозники вынуждены были приобретать мясо на рынке у таких же колхозников по рыночной цене, а затем сдавать его государству бесплатно, в счёт налога. Ко всему годовые нормы сдачи мяса после войны только повышались, и если в 1940-м они составляли 32-45 кг, то в начале 50-х – 40-60 кг.

Грабительскими поборами облагалось буквально всё, даже растущие на приусадебной территории плодовые деревья – поштучно. Чтобы уплатить их, колхознику ничего не оставалось, как продавать на рынке почти всё произведённое в своём хозяйстве (кстати, торговать на городских и сельских базарах, железнодорожных станциях колхозникам разрешалось только при наличии справки о том, что их колхоз полностью выполнил свои обязательства перед государством, а сами они рассчитались по госпоставкам). В противном случае оставалось забивать скот и вырубать насаждения – однако в результате колхозник лишался фактически единственного источника продовольствия для себя и своей семьи.

Дело в том, что за трудодни в большинстве хозяйств он не получал почти ничего, кроме отметки в журнале: в 1950-55 по стране на один трудодень средняя выдача составляла 1,4-1,8 кг зерна, 0,2-0,4 кг картофеля, 1,44-1,88 руб. денег. При этом в 30% колхозов денежные выплаты не превышали 40 коп., а в Курской области колхозники получали 4 коп. за трудодень, в Калужской и Тульской – 1 коп. Около четверти всех колхозов страны вообще не выдавали денег на трудодни, ограничиваясь небогатой «натурой» (в Нечерноземье доля таких колхозов составляло почти 40%). Выплаты остальных колхозов составляли лишь пятую часть денежных доходов их работников. В 1952 для того, чтобы купить килограмм масла, колхозник должен был отработать 60 трудодней, а чтобы приобрести весьма скромный костюм, нужен был весь его годовой заработок. При этом минимум выработки трудодней составлял в разных частях страны 150-200.

На колхозников также, ещё со времён ВОВ, регулярно навешивались обязательные, но плохо оплачиваемые сезонные работы: прокладка дорог, строительство мостов, различных зданий, заготовка леса, торфодобыча и пр.

Фактически за счёт селян с 1948 по 1954 проводились широко разрекламированные снижения цен на продукты питания и промтовары. «Механизм снижения был основан на том, что государство изымало продукцию сельского хозяйства по низким заготовительным ценам через систему обязательных поставок с колхозов и личных хозяйств граждан, а продавало её по относительно высоким розничным ценам». Снижения цен били, прежде всего, по тем колхозникам, кому было что продавать на рынках, – ведь они проводились не только в государственной торговле, но и в номинально самостоятельных, «негосударственных» кооперативной и рыночной (в официальных бумагах даже отдельно указывалась сумма «выигрыша населения» от снижения цен на колхозных рынках). Таким образом, постоянно повышая налоги в аграрной сфере, власть регулярно снижала цены в рыночной торговле, что урезало финансовые доходы колхозников и вынуждало их продавать всё больше и больше продуктов, выращенных на своих огородах. Название такой политике подберите сами в меру собственной политической испорченности.

Снижение, конечно, представляло собой надувательство – обычно цены на продукты питания снижались крайне незначительно, неизменно вызывая разочарования населения от «новых» цен. Каждый раз пафосно провозглашалось, что снижение происходит только за счёт государства и ему же в убыток в качестве жеста доброй воли – однако не упоминалось при этом, что спустя пару месяцев будет проводиться добровольно-принудительная кампания по подписке на «займы развития народного хозяйства СССР». Кризис в сельском хозяйстве страны в результате сказался и здесь: если поначалу размер выигрыша от снижения цен превышал сумму займа, то с 1951 ситуация поменялась и от «выигрышей» населения ничего не оставалось. Власть таким образом явно изымала огромную денежную массу, не обеспеченную товарами, из карманов населения.

На плечи советских селян с конца 40-х неизменно ложилась задача снабжения продуктами сельхозпроизводства восточноевропейских «стран народной демократии», а также тех капиталистических стран, с которыми СССР предпочитал иметь нормальные отношения. Так, в 1952-м были заключены договора о товарообороте с Италией, куда советское правительство обязалось поставлять пщеницу, Норвегией (пшеница и рожь), Финляндией (зерновые, сахар), а также с Венгрией (продовольственные товары). Вывоз зерна начиная с 1946 постоянно увеличивался и в 1952 достиг 4,5 млн. тонн.

В общем, крестьянская доля была в позднесталинском СССР, пожалуй, самой незавидной (если не считать заключённых). Правда, не стоит забывать о региональной специфике – если колхозники РСФСР жили хуже, чем когда-либо в истории России, то для колхозов окраин были установлены высокие заготовительные цены на продукцию. К примеру, в Средней Азии поощрялось производство шедшего на экспорт хлопка, не были обойдены вниманием и колхозы Закавказья, специализировавшиеся на овощеводстве, производстве фруктов и виноделии (благодаря этим мерам коллективизация в этих регионах прошла гораздо спокойнее, а местные колхозники основной доход получали от своих приусадебных участков). Можно сравнить с приведёнными выше данными о выдаче на трудодни в РСФСР такие данные по другим ССР: в Эстонской трудодень оплачивался в размере 1 кг 830 г зерна и 1 руб. 50 коп. деньгами, в Таджикской – 2 кг 40 г и 10 руб. 5 коп. Причём в 1951-м оплата труда на уборке хлопка была ещё и увеличена. Страдала, впрочем, не только Россия, но и другие славянские республики – в разрушенной войной Белоруссии, например, во второй половине 40-х сельхозналог был в несколько раз выше, чем в Грузии.

Естественно, что сельское население прекрасно осознавало своё угнетённое положение и реагировало на проводимую политику враждебно. Правда, возможностей для открытого сопротивления уже не имелось – банды, массово возникшие в сельской местности во время голода 1946-48, были к концу 40-х в основном уничтожены. Конечно, имелись Прибалтика и Молдавия, где проводимая «форсированными темпами, доходившими в ряде случаев до нарушения принципа добровольности», коллективизация стала одной из основных причин вооружённого сопротивления, продлившегося несколько лет. Однако колхозники РСФСР находились в совершенно иных условиях.

Они нашли выход в другом традиционном способе – сопротивлении пассивном. Резко упала производительность труда в колхозах – колхозники просто отказывались выходить на поля, предпочитая трудиться на своих приусадебных участках. С этим явлением «народная» власть боролась единственным понятным ей методом – репрессиями. Почти сразу после окончания войны, голодной осенью 1946-го, Совмин и ЦК приняли постановление «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах». У селян не только отняли те заброшенные колхозами земли, которые они прирезали к своим подворьям во время войны, но и стали «наводить порядок в учёте трудодней». С лета 1948 за невыработку минимума трудодней начали сажать и выселять «в отдалённые районы». Впрочем, жестокость большого впечатления на селян не произвела: процент колхозников, не выработавших ни одного трудодня и минимума трудодней, неизменно составлял в 1950-54 18-20% от общего их количества.

Впрочем, не слишком усердствовали не только колхозники, но даже и работники машинно-тракторных станций – государственных организаций, которым принадлежала техника (за их услуги колхозы также должны были расплачиваться сельхозпродукцией и, к примеру, в 1950-м натуроплата МТСам составила 50,7% всего урожая колхозов). Сие игнорировать уже оказывалось труднее, и в сентябре 1951 вышло специальное постановление правительства «О мерах по улучшению работы машинно-тракторных станций», в котором констатировалось, что «действующий порядок оплаты труда и премирования трактористов и других работников МТС не создаёт должной заинтересованности в получении высоких урожаев сельскохозяйственных культур в колхозах». Зарплату отныне решили выплачивать в прямой зависимости от выполнения планов по урожайности, определяемого по фактически собранному урожаю. Перед МТСовцами также поставили задачу улучшить использование тракторного парка и обеспечить снижение себестоимости работ.

Обычным явлением на селе были хищения зерна – для их предотвращения ещё с 30-х склады и хранилища строились в отдалении от колхозов и совхозов (и даже в начале 80-х 40% всех коллективных хозяйств страны не имели собственных складских помещений). Впрочем, эта мера слабо сказывалась на сохранности урожая – поскольку до хранилищ его надо было ещё довезти. Дело в том, что свыше 85% дорог в сельской местности представляли собой грунтовки (протяжённость дорог с твёрдым покрытием с 1950 по 1955 увеличилась лишь со 177 тыс. до 207 тыс. км – при общей протяжённости 1550 тыс. км в 1955). Особенно в этом отношении не повезло РСФСР, находившейся в начале 50-х на одном из последних мест среди союзных республик по обеспеченности дорогами любого вида. Грунтовки быстро изнашивались под воздействием транспорта, в сырое время года становились труднопроходимыми, а то и вовсе непроезжими. При этом практически отсутствовала ремонтная база для машин, не поставлялись запчасти. В результате потери собранного были колоссальными, составляя 20-40% урожая в зависимости от вида продукции. Обеспокоенные положением дел, ЦК и Совмин были вынуждены аж два раза подряд (в июле 1949 и спустя ровно год) принимать совместные постановления под более чем красноречивым названием: «О мерах по борьбе с потерями при уборке урожая».

Но шевеления властей не имели особого толка: «В области сельского хозяйства в первые два года пятой пятилетки намеченные планы не были выполнены. Производство зерна отставало от потребностей страны, фактически оставаясь на уровне дореволюционной России… Трёхлетний план животноводства… не был выполнен. Поголовье скота значительно сократилось». В цифрах ситуация выражалась примерно так: если показатели производства сельхозпродуктов на душу населения в 1928-29 принять за 100, то производство в 1913 составляло 90,3 в 1930-32 – 86,8, в 1938-40 – 90, в 1950-53 – 94.

Начиная с 1948, усилилось бегство колхозников из «коллективных хозяйств». Бежали из-за поборов, бежали и из-за голода – массовые миграции были традиционным спутником голодных лет. Весной 1953-го специалисты Совета по делам колхозов при Совмине били тревогу: «Трудоспособное население в колхозах за последние годы сократилось… Наибольшее уменьшение числа трудоспособных имеет место в районах с меньшей механизацией сельскохозяйственных работ. Особенно в колхозах областей северных, северо-западных и центральных нечернозёмных районов СССР… В Смоленской области за три года трудоспособное население в колхозах сократилось на 25,4%, в Кировской области – на 23,3%, в Калининской области – на 22,3%, в Вологодской области – 18,3%, в Ленинградской области – на 16,1%.

Процесс уменьшения трудоспособного населения в колхозах за последние годы усилился». Работоспособные колхозники, особенно молодые, отправлялись в города – причём использовали как законные способы (армия, вуз, оргнабор, женитьба), так и, очень часто, незаконные (самовольный уход без согласия правления и общего собрания колхозников). В результате, к примеру, за 1951-53 в колхозах Нечерноземья доля пожилых работников увеличилась с 1/5 до 1/4. Всего же за 1946-53 деревню покинули около 8 млн. человек.

Как следствие – и как обычно происходило в голодные годы раньше, – в начале 50-х обострилась проблема нищенства и бродяжничества. Причём, в отличие от показателей сельского хозяйства, их показатели демонстрировали отменный рост: если во втором полугодии 1951-го милиция задержала по стране 107,7 тыс. нищих, то в 1953-м – уже 182,3 тыс. (и это только задержанные и учтённые). Основную их массу составляли «победители Гитлера» – инвалиды войны и труда, однако бежавшие из деревни и не сумевшие устроиться в городе колхозники были контингентом не менее привычным. МВД констатировало, что «количество лиц, занимающихся нищенством, остается значительным, а в отдельных местностях оно не только не снижается, но и возрастает». Для многих селян нищенство вообще превратилось в своего рода промысел – к примеру, в столицу в начале 50-х регулярно наведывались и занимались попрошайничеством колхозники Калужской области.

В верхах осознавали, что положение стало опасным и надо что-то менять. Сталинист О.А. Платонов пишет, что якобы по указанию Сталина «в 1951-1952 гг. разрабатывается программа реформирования русского сельского хозяйства в сторону ослабления административной опеки, снижения налогов, введения некоторых льгот для крестьянства, увеличения кредитов и т.п.». Однако это не подтверждается ни источниками, ни, самое главное, реально проводившейся политикой. Всё же, плачевное положение в аграрном секторе в условиях голода игнорировать становилось невозможно. Забеспокоились ответственные чиновники, и вскоре после съезда на имя Сталина направили записки министр заготовок П.К. Пономаренко и министр сельского хозяйства И.А. Бенедиктов.

Подводя итоги заготовок зерна за 1952, Пономаренко писал о том, что, по расчётам специалистов министерства, зерна для нужд народного хозяйства в ближайшем будущем потребуется значительно больше, чем обеспечивает достигнутый уровень производства, и ожидаются серьёзные нехватки. К записке был приложен расчёт о производстве зерна и потребности населения в хлебе.

Бенедиктов, в свою очередь, писал о состоянии животноводства: о большом падёже скота, малом приросте поголовья, низкой продуктивности, нехватке кормов, нежелании колхозников ухаживать за скотом. До меркнущего сознания «вождя» по прочтении всё же дошло: «Если они (колхозники) плохо ухаживают за общественным скотом, значит, экономически не заинтересованы».

Была создана комиссия по выработке предложений об улучшениях в отрасли, которая в феврале 1953 представила проект постановления «О мерах по дальнейшему развитию животноводства в колхозах и совхозах». Главное предложение – решительное повышение закупочных цен на производимую продукцию (к примеру, на говядину с 25 до 90 коп. за кг). Сталин посчитал предлагаемую цену чрезмерной – по его мнению, можно было обойтись и 50 коп. Причём для компенсации денежных потерь государства от повышения закупочных цен он предложил одновременно поднять все налоги для колхозов и колхозников в три раза – до 40 млрд. руб. Перед тем, как оценить эту идею, надо указать, что в 1952 все доходы колхозов страны составили 42 млрд. руб., в том числе за сданную и проданную ими государству продукцию они выручили 26,3 млрд. руб.

Ярко характеризует уровень представлений «вождя» о реалиях жизни селян такой его разговор с министром финансов А.Г. Зверевым: «Достаточно колхознику курицу продать, чтобы утешить Министерство финансов. – К сожалению, товарищ Сталин, это далеко не так – некоторым колхозникам, чтобы уплатить налог, не хватило бы и коровы». Тот же эпизод в версии Хрущёва: «...Сталин внёс предложение повысить налог на колхозы и колхозников... так как, по его мнению, крестьяне живут богато, и, продав только одну курицу, колхозник может полностью расплатиться по государственному налогу».

Самое характерное для сталинской эры то, что голодовка не находила никакого отражения в официальных источниках информации – более того, все их усилия были направлены на то, что создать иллюзию процветания и благоденствия. Апофеозом стал выход в 1952 очередного издания «Книги о вкусной и здоровой пище». Роскошно оформленному и иллюстрированному тому сопутствовал колоссальный успех – в короткий срок полумиллионный тираж издания был раскуплен. Правда, сразу бросались в глаза различия в содержании по сравнению с предыдущей версией 1939-го – этот и последующие (1953, 1955) выпуски «Книги» основное внимание уделяли рассказам о пище, её вкусовых качествах, о сервировке стола, о том, как правильно и сбалансированно питаться и пр. Фактически это был очень толстый и объёмный рекламный буклет. Приготовление же пищи отныне отошло на задний план, рецепты если и были включены, то отличались подчеркнутой незатейливостью (что объяснялось не в последнюю очередь «отсутствием наличия» в продаже большей части ингредиентов).

Послесталинский курс

Получив после смерти «вождя» власть, его преемники, тем не менее, сориентировались не сразу, и поначалу их политика была довольно неуклюжей. Один из сталинистских авторов, некий «Сигизмунд Миронин» в своей статье, посвящённой Маленкову, пишет: «1 апреля 1953 года было проведено очередное сталинское снижение цен. Как показали последующие события, снижение было чрезмерным. В среднем цены снижались на 10%, но некоторые цены были снижены еще более без существенных на то оснований. Например, цены на мясо были снижены на 15%, но мяса и так не хватало. Особенно абсурдным было снижение цен на картофель и овощи на 50%. Естественно, резко возрос спрос на картофель и овощи. Немедленно возникли очереди на многие товары. Нехватка достигла в 1954 году 34%».

Лишь в сентябре 1953-го на очередном пленуме ЦК произошёл разворот в аграрной политике власти: новый премьер Маленков выступил с обширным докладом, в котором впервые на государственном уровне открыто признавалось тяжёлое положение в сельском хозяйстве. В числе мер, предложенных для выправления ситуации, были снижены ставка сельхозналога и нормы госпоставок колхозной продукции, установление твердых, единых для каждого района погектарных норм сдачи, резкое увеличение заготовительных цен, удешевление услуг МТС. Остающиеся после выполнения обязательств по поставкам продукты колхозы отныне заготавливали в порядке государственных закупок по повышенным ценам. Частично списывались долги вконец обнищавших сельхозпредприятий.

Новый курс закрепило вышедшее 30 октября постановление Совмина и ЦК КПСС «О расширении производства продовольственных товаров и улучшении их качества», в котором была поставлена задача резко повысить в течение ближайших двух-трёх лет обеспеченность населения этими товарами. Под шумок был изменён (в сторону понижения) ряд заданий пятилетки, утверждённых на партсъезде годом ранее.

Всё же немедленных результатов эти, безусловно, благие и долгожданные меры, принесшие Маленкову колоссальную популярность у селян, не дали: по итогам года выяснилось, что если заготовлен был 31 млн. тонн зерна, то потреблено – 32 млн. (то есть пришлось распечатывать государственные резервы). Необходим был эффектный шаг, способный быстро исправить ситуацию – и с таким шагом не стали медлить. В конце января 1954 Хрущёв подал в президиум ЦК записку о состоянии и перспективах развития сельского хозяйства. В ней констатировалось наличие глубокого кризиса в аграрной сфере, а для улучшения ситуации предлагалось резкое расширение объёма пахотных земель за счёт освоения в первый же год 13 млн. гектар целинных и залежных земель (Западная Сибирь и Казахстан), а также увеличение удельного веса посевов кукурузы.

Хрущёвское предложение обещало быструю и внушительную отдачу и было принято обеспокоенным положением в стране руководством. В результате его осуществления площадь сельскохозяйственных угодий страны за 1954-56 увеличилась примерно на треть – но вот как-то не приняли во внимание то, что распахиваются земли в зоне рискованного земледелия, с малопригодными для ведения сельского хозяйства почвами (тонкий плодородный слой), с неустойчивыми погодными условиями (регулярные засухи, сильные ветра-суховеи). Концентрация всех сил и средств на новых территориях сельхозпроизводства привела к запустению традиционных аграрных районов (прежде всего, Нечерноземья). Распашке целины сопутствовали огромные издержки – ведь она не была должным образом подготовлена, прежде всего, в отношении инфраструктуры (это и дороги, и ёмкости для хранения зерна, и ремонтные мощности, и собственно транспорт). В результате много собранного зерна терялось и портилось, а себестоимость собранного оказывалась непропорционально высокой.

Да и результаты обнаружились, вопреки ожиданиям, далеко не сразу – ибо с погодой фатально не везло. Лето 1953-го, в одних районах бывшее засушливым, а в других холодным, с заморозками, сменила ранняя и суровая зима, на редкость снежная, морозная и ветренная. В Казахской ССР «из-за бескормицы допустили падеж полутора миллионов голов скота. Держали его… под открытым небом, не имели даже примитивных кошар». 1954-й ознаменовался очередной масштабной засухой: «неблагоприятные условия погоды» сложились на юге и юго-востоке, а местами и на западе Украины, в районах Поволжья, пострадали бассейн Северского Донца, среднего и нижнего Дона, Крым, юго-восточные районы Северного Кавказа, северная половина Европейской территории СССР, Западный Казахстан. «Обнаружилась нехватка зерна в стране, особенно для нужд животноводства». Зимой 1954/55 в южных районах страны в результате сильных морозов погибла значительная часть озимых посевов, «вследствие неудовлетворительного содержания на отгонных пастбищах» сократилось поголовье овец. Летом 1955 (с мая по сентябрь) засуха застигла восточные районы страны: Казахстан, Западную Сибирь, Среднее и Нижнее Поволжье и Северный Кавказ целиком – как следствие, сильный недород. В Казахстане, например, средняя урожайность зерновых культур опустилась до 2,9 ц/га. 1955-й даже получил название «года отчаяния» – стало казаться, что затея с целиной полностью провалилась.

Естественно, что положение в стране усугубилось: «Поступление товаров в торговую сеть в 1955 г. уменьшилось, что не замедлило сказаться на товарообороте: вместо 9-11% в 1953-1954 гг. темпы его роста упали до 3,5%. Возникли трудности в обеспечении людей товарами, особенно продовольствием. Такие контрасты с поступлением товаров не могли не отразиться на ритме торговой деятельности, на обслуживании населения. Причина их коренилась в недостаточном уровне развития сельскохозяйственного производства».

Итоги пятилетки

На этой довольно минорной ноте закончилась пятая пятилетка. Сообщение Госплана о выполнении её планов в части сельского хозяйства читать грустно: «Рост производства сельскохозяйственных продуктов отставал от заданий пятилетнего плана». Увеличилась площадь посевов под зерновыми культурами (до 126,4 млн. га в 1955), однако только за счёт массовой распашки новых земель. И, даже несмотря на целину, сборы отставали от запланированных. Одной из главных причин этому, наряду с засухами, были «низкая урожайность зерновых и большие потери при уборке». Посевные площади под картофелем выросли за пять лет на 7%, однако валовой его сбор из-за «погодных неблагоприятных условий» дал в 1955-м уменьшение относительно плана на 20%. Правда, увеличился валовой сбор овощей и бахчевых (на 42% – при увеличении посевной площади на 15%). Не могли порадовать советское руководство технические культуры, особенно сахарная свёкла и хлопок. Вообще, сбор техкультур за всё послевоенное десятилетие возрос в среднем лишь на 4-6%.

Поголовье крупного рогатого скота в РСФСР по сравнению с 1950-м заметно сократилось (29,4 млн. голов против 31,5 млн.), а самое главное – за все четверть века колхозного строя так и не сумело выползти не то что на уровень 1928-го (37,6 млн.), а даже на уровень 1916-го (33 млн.)! Естественно, что провалила пятилетку и пищевая промышленность: по мясу (рост на 69% против запланированных 92%), по маслу и молоку (40% против 72%). Не были достигнуты плановые показатели по рыбе (56% против 58%), особенно по сахару (36% против 78%). Из всех её отраслей только производство консервов выполнило задание – что неудивительно, консервы в первую очередь предназначались для нужд Вооружённых сил.

Несмотря на четырёхлетней давности постановление сталинского правительства, не чувствовалось особого энтузиазма у работников МТС – дневная выработка на один трактор и на один комбайн в пятой пятилетке по сравнению с четвёртой «повысилась незначительно», сам же тракторный и машинный парк «использовался во многих МТС неудовлетворительно». К тому же, машинно-тракторный парк нуждался в кардинальном обновлении вследствие износа – так, в Центральном Черноземье состояние парка станций к концу пятилетки было даже хуже, чем в 1953-м. Обычным явлением было невыполнение станциями договоров с колхозами. Значительное количество работников которых (в 1955-м – 16,5% от общей численности) не выработали установленного обязательного минимума трудодней. Никакого улучшения не наблюдалось в положении государственных агропредприятий: «Совхозы всё ещё не добились необходимого повышения урожайности сельскохозяйственных культур, продуктивности животноводства, повышения производительности труда и снижения себестоимости».

Интересно, что, несмотря на постоянную убыточность совхозов, с 1954 начала проводиться политика преобразования коллективных хозяйств в советские, то есть фактически экспроприация колхозно-кооперативной собственности. На целине также создавались не колхозы, а совхозы. Впрочем, селяне не протестовали – ведь, становясь рабочими совхозов, они получали право на паспорта, пенсии, более высокую оплату труда, работать же при этом могли по-старому (спустя рукава).

Окончание следует...