«Последний сталинский голод»: сельхоз в 5 пятилетку 1951-55 (часть 1)

На модерации Отложенный «Последний сталинский голод»: сельхоз в 5 пятилетку 1951-55 (часть 1)



«B середине XX в. СССР был на подъеме, почти в зените своего могущества»
А.А. Зиновьев.

 



В современной публицистической литературе, прежде всего левого и сталинистского уклона, давно уже штампом стала фраза «советская власть победила голод, голод после Великой Отечественной войны – последний в истории Советского Союза». Фраза эффектная, но к реальности имеющая весьма слабое отношение – ибо голодовки в СССР повторялись на регулярной основе и много позднее, а дефицит продуктов питания в сети государственной торговли и их дороговизна в торговле коммерческой являлись повседневной реальностью и до 1946-го, и после.

Прежде всего, перед нами встаёт проблема терминологии – что, собственно, понимать под голодом. Распространённое современное понимание – серьёзный катаклизм, непременно влекущий за собой «гибель больших человеческих жертв» – думается, не является исчерпывающим. Такое явление – лишь открытая фаза голода. Однако голод бывает и скрытый (или относительный), «Большая советская энциклопедия» определяет его как «недоедание, отсутствие или нехватка жизненно необходимых компонентов в рационе питания». В советской историографии эпизоды скрытого голода традиционно определялись как «кризисы снабжения» и всерьёз не рассматривались, мол, с кем не бывает. Такой же подход сохранила и современная неосоветская публицистика. Между тем, именно такие кризисы и были наиболее яркой чертой советской системы снабжения, могли оказывать прямое влияние на попытки корректировки политического курса и даже становиться причиной (если не главной, то одной из основных) низвержения ярких политических фигур (вплоть до). В этой связи их изучение представляется исключительно важным.

 


В данной статье рассмотрим последний сталинский голод, имевший место в начале 1950-х. Он является, пожалуй, самым неизвестным из всех, имевших место за период четвертьвекового правления «вождя», и это странно – ведь по практически всем другим эпизодам (кризис конца 1920-х, голодный мор 1931-33, засуха и голод 1936-37, затем 1939-40, военная пора, наконец, 1946-48) есть подробные исследования, ну как минимум обстоятельные статьи. Можно предположить, что до сих пор действует советская пропаганда «послевоенного восстановления народного хозяйства» с её непременными заводами, электростанциями и Бомбой, не располагающая к затрагиванию проблем, а может, проблема голода просто кажется не очень интересной по сравнению с изучением репрессий и подковёрной борьбы в сталинском окружении в последние годы его жизни. Как бы то ни было, для того, чтобы составить представление о жизни людей в тот период, нужно предпринимать специальные усилия. Попробуем.

Отправная точка

В 1950-м завершилась четвёртая пятилетка, выполненная, конечно же, «досрочно и с превышением». Однако даже официальные итоги сообщали, что продукция сельского хозяйства составила лишь 97% от уровня 1940-го . Основные плановые задания выполнены не были. Так, посевная площадь под всеми видами зерновых культур относительно 1940-го сократилась с 110,5 млн. гектар до 102,9 млн. Валовой сбор зерновых составил 124,6 млн. тонн вместо намеченных 127 млн. Это был т.н. «биологический урожай» – подсчитывалось то, что выросло. В конце 50-х по указанию Хрущёва сталинские цифры «на корню» были пересчитаны, оказалось, что собрали тогда 81,2 млн. тонн (т.н. «амбарный урожай» – то, что свезено в хранилища) Это ниже как показателя 1940 (95,6 млн.), так и даже результата 1913 (86 млн.). Урожайность с гектара на 1950-й планировалась в 12 центнеров – реально же составила 7,4 ц при том, что год был удачный и «получен хороший урожай зерновых культур» (кстати, в 1913-м урожайность зерновых составляла 8,2 ц/га). По РСФСР валовой сбор зерна в весе после доработки составил 46,8 млн. тонн – хуже, чем в 1937-м (70,4 млн.) и 1928-м (50 млн.).

С поголовьем крупного рогатого скота дело обстояло и вовсе плачевно: план предусматривал его рост до 15,3 млн. голов, на деле же имелось 13,7 млн. (при этом в 1940-м – 20 млн.). Cоответственно, провалила план пятилетки и мясомолочная промышленность.

Эти данные звучат как приговор колхозно-совхозной системе, если учесть, что 51% всей сельхозпродукции обеспечили приусадебные хозяйства жителей страны, занимавшие в целом лишь 2-3% сельхозугодий (38% дали участки колхозников, ещё 13% – рабочих и служащих). На эти же клочки земли приходилось аж 62% продукции животноводства (колхозники – 46%, рабочие и служащие – 16%). Это в среднем – по отдельным областям производство в частном секторе могло быть гораздо выше. Естественно, урожайность и продуктивность в 2-4 раза превышала аналогичные показатели колхозов и совхозов.

Нечем было хвастаться иным отраслям пищепрома. К примеру, производство растительного масла в 1950 составляло всего 819 тыс. тонн, причём половина его расходовалась на технические цели. Рыбы «при всех стараниях было добыто лишь 1755 тыс. тонн. Такое количество не могло удовлетворить потребности рынка». Острой проблемой в те годы была и соль.

Такие результаты заставили советское руководство глухо признать, что «продовольственная проблема в стране не решена полностью». Объемы продаж продтоваров в целом по стране составляли лишь 94% от уровня 1940, в том числе по продажам муки, хлеба и хлебобулочных изделий – 90%, молока и молочных продуктов – 87%. В первую очередь нерешённость сказывалась на основной массе населения, которая в то время проживала именно в сельской местности, прежде всего в колхозах. «Структура питания колхозников была малокалорийной и однообразной. В 1950 г. в среднем на одну душу в месяц потреблялось 14,2 кг муки (хлеба), 23,3 кг картофеля, 715 г крупы, 3,6 кг овощей, 10 кг молока, 1,3 кг мяса, 3 яйца и незначительное количество таких продуктов, как масло растительное и животное, рыба, сахар и кондитерские изделия». В продуктовой корзине рабочей семьи наибольший удельный вес имели хлеб и картофель, и если потребление хлеба несколько снизилось в 1950 в сравнении с 1940, то потребление малопитательного, но дешёвого картофеля возросло на 1/3.

Засухи

Новая, пятая пятилетка (1951-55) началась очень плохо и вообще может считаться одной из худших в истории советского сельского хозяйства: ни одного по-настоящему урожайного года! В 1951, после нескольких относительно благоприятных лет, разразилась масштабная засуха. Она охватила все основные районы зернового производства: Поволжье, юго-восток Центрально-Чернозёмной области, юг и юго-восток Украинской ССР (от пятой части до трети территории республики), Бессарабию, восток Северного Кавказа, Урал, Западную Сибирь и Казахскую ССР. На Европейской территории СССР осадков выпало на четверть меньше нормы, на севере Казахстана – на треть, а на западе Сибири – вообще на 40-56%. Интересно, что в тот год наблюдалась редкая картина, когда засуха одновременно имела место на Европейской территории страны и в Восточном Казахстане (обычно затрагивается один из этих регионов, во втором же погода благоприятная). Положение усугублялось пыльными бурями в районе Каспия и на Приазовье (весна-лето), ветрами-суховеями, а также нашествием насекомых-вредителей и массовым распространением болезней деревьев.

Среди наиболее сильно пострадавших от стихии территорий: Саратовская, Тамбовская, Воронежская, Волгоградская, Свердловская, Новосибирская, Западно-Казахстанская, Иркутская области, Алтайский край, Татарская АССР.

Зима 1951-52 была крайне неровной, с многочисленными оттепелями, дождями, сменявшимися сильными морозами. 1952-й снова оказался тяжёлым – засуха охватила Украину (летом 53% территории республики), Молдавию, Урал, сельскохозяйственные районы Западной Сибири и Казахстан. Среди пострадавших: Вологодская, Волгоградская («Сталинградская»), Саратовская, Самарская («Куйбышевская»), Омская, Пермская, Свердловская, Новосибирская области.

Неблагоприятной, с резкими перепадами температур, была и зима-весна 1952/53 – март, к примеру, был холодным. В Молдавии большой урон был нанесён всем возделываемым в республике плодовым культурам. И опять новый год оказался засушливым, и опять пострадали те же регионы: Украина (летом – 52% территории), Западная Сибирь, Северный Казахстан. Осадки меньше 80% нормы выпали на пятой части Европейской территории страны, на 40% территории ЗапСиба. Результаты, показанные сельским хозяйством в 1953-м, не могли впечатлить: валовой сбор зерна составил лишь 80 млн. тонн, мяса – 5,8 млн., молока – 36,5 млн., животного масла – 0,5 млн.

Жара, стоявшая летними месяцами в начале 50-х (особенно в июле 1952), во многих местностях России установила рекорды, продержавшиеся аж до 2010-го! Это не только Москва и область, но и Воронеж, Самара, Сызрань, Пермь, Калмыкия и др.

Справедливости ради, стоит отметить, что советские засухи этих лет – лишь продолжение общемировых. К примеру, в 1951-м в Китае имела место традиционная для первых лет «народной власти» в слаборазвитых странах катастрофическая засуха, рекорды которой оказались побиты лишь в этом году. Индия, буквально только что отпраздновавшая собственную независимость, в результате гибели урожая на четверть века попала в абсолютную зависимость от импорта продовольствия. В Австралии засуха, начавшись в 1951-м, продлилась до 1953-го включительно, а в США продолжалась всю первую половину 50-х: началась на Юго-Западе, в 1951 охватила штаты Нью-Мексико и Техас (здесь оказалсь самой сильной среди зарегистрированных в его истории), затем распространилась на Средний Запад, Центральные равнины и некоторые штаты Скалистых гор. А в Аргентине бедствие, сходное по масштабам с 1952, повторилась только в 2009-м. Объясняет такое мощное действие жаркой погоды то, что 50-е – время окончания малого периода потепления, начавшегося в конце 20-х.

Особую пикантность советским засухам придаёт то, что они блестящим образом состоялись в годы осуществления целого комплекса мероприятий как раз по борьбе с ними, известного как «сталинский план преобразования природы» и утверждённого сталинским же ЦК в октябре 1948. Среди мероприятий плана – создание полезащитных насаждений, внедрение травопольных севооборотов, строительство прудов и водоемов и многое другое. Разрекламирован он был, как мало что в советской истории на тот момент, однако результатов дать не успел, во всяком случае, засухам точно не помешал.

Недороды оказали прямое влияние на сельскохозяйственное производство. В Сибири, к примеру, в эти годы зерна собирали меньше, чем в предвоенном 1940-м, который в тех местах и так был неурожайным. В целом по стране урожайность была ниже, чем в 1913-м – и это при значительно увеличившемся населении. Н.С. Хрущёв позже вынужден был признать, что «за период с 1948 по 1954 год… по существу, не увеличились валовые сборы и заготовки зерна. Производство молока также не росло, а среднегодовое производство мяса было ниже того уровня, которого страна достигла перед войной».

Голод

Однако, несмотря на столь плачевное положение, власти были полны показного оптимизма. Дело в том, что осенью 1952 наконец-то, после 13-летнего перерыва, прошёл съезд компартии. Естественно, что к такому важному событию необходимо было подойти во всеоружии – и выступления ораторов в лучшем случае лишь намекали на проблемы страны, в худшем же представляли собою сплошной поток победных реляций, обильно перемежавшихся славословиями «вождю». Печально прославился сталинский любимец Г.М. Маленков, зачитывавший отчётный доклад ЦК съезду. Он вынужден был заявить буквально следующее: «В текущем 1952 году валовой урожай зерна составил 8 миллиардов пудов, при этом валовой урожай важнейшей продовольственной культуры – пшеницы – увеличился по сравнению с 1940 годом на 48 процентов. Таким образом, зерновая проблема, считавшаяся ранее наиболее острой и серьезной проблемой, решена с успехом, решена окончательно и бесповоротно».

За эту фразу вскоре на голову неудачливого преемника обрушится лицемерный поток поношений «товарищей по стае», да и до сей поры сталинисты порицают Г.М., неодобрительно качают головами: «ах какое безответственное заявление, как подвёл вождя». На самом же деле будущий бывший премьер не виноват – ведь сию фразу вписал в доклад сам «вождь», занимавшийся редактурой текста и, видимо, уж очень хотевший хоть какую-то проблему в несчастном сельхозе да решить хотя бы на бумаге. Чисто бумажным достижением, конечно, была и цифра 8 млрд. пудов – старый фетиш Сталина: достичь «через два-три года» этой отметки он требовал ещё на съезде колхозников в 1935-м. Однако в годы его правления сей богатый результат остался мечтою – так, за 1949-53 валовой сбор зерна составил лишь 4,9 млрд. пудов.

А вот традиционно отвечавший при Сталине «за еду» зампред Совмина А.И. Микоян на том же съезде сумел извернуться. В своём выступлении он, среди прочего, призвал «сделать особый упор на быстрый рост животноводства, на выращивание всё в больших количествах упитанного мясного скота и достижение изобилия молока» – это был тонкий намёк на очень толстые обстоятельства. Несмотря на с большой помпой принятый в 1948-м амбициозный «Трёхлетний план развития общественного колхозного и совхозного продуктивного животноводства», положение в отрасли оставалось плачевным: так, только в 1951 колхозы потеряли от падежа 1,8 млн. голов крупного рогатого скота всех возрастов, кроме приплода, и 1,1 млн. голов телят, 8,6 млн. голов овец и коз всех возрастов, кроме приплода, и 3,6 млн.

голов ягнят и козлят, 1,2 млн. голов свиней всех возрастов, кроме приплода и 3,5 млн. голов поросят. В 1952 потери скота от падежа в колхозах против предыдущего года не уменьшились, а по поголовью свиней, телятам и ягнятам даже увеличились. Причём отмечалось, что среди основных причин падежа скота – «серьёзное отставание производства кормов», как раз и вызванное пришедшимися на те годы засухами. Естественно, поголовье скота было ниже показателей и 1928, и 1913.

Впрочем, эта фраза не слишком акцентировалась в докладе Микояна, насыщенном традиционными восточными шутками-прибаутками типа «стол у советского человека теперь полный, вот только винца не хватает для поднятия аппетита». Так что бесстрашным правдорезом хитрого вельможу считать не стоит.

На съезде были приняты «Директивы по пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951-55 годы». Формалист может возмутиться – почему это показатели развития экономики определяет партия, толком даже не прописанная в Конституции, но в те времена это никого не смущало. Гораздо интереснее – и показательнее – то, что «Директивы» утвердили, когда пятилетка почти отсчитала два своих первых года! Ещё один интересный момент – в них начисто отсутствовали какие-либо конкретные показатели, намечаемый рост неопубликованных абсолютных величин (в том числе по сельскому хозяйству) определялся в основном в процентах, а порой и вовсе ограничивался качественными описаниями заданий без какого-либо количественного определения. Некоторых показателей, входивших в четвёртый план, пятый вовсе не касался.

Это очередное проявление сталинской политики усиления секретности, проводившейся ещё с конца 30-х – и, кроме того, очередной пропагандистский приём. Русский учёный А.Д. Билимович указывал в этой связи: «Относительные величины в подавляющем большинстве случаев не поддаются критической проверке, соответственно могут быть предметом самых разных манипуляций. Не поддаются при них проверке и сообщения в процентах о степени выполнения заданий планов». Наконец, можно с большой долей уверенности предположить, что таким образом руководство страны стремилось избежать при подведении итогов пятилетки в области сельхоза традиционных неудобств, связанных с несоответствием запланированного и достигнутого.

Впрочем, планы есть планы, а реальность есть реальность. То, что съездовские заявления партийных бонз, мягко говоря, не слишком дружат с нею, было признано почти сразу после смерти Сталина, в самый разгар голода. Тем не менее, с конкретикой дело обстоит туговато: «оно-то, конечно, голод, но всё же лучше, чем в войну, да и зачем акцентировать – посмотрите лучше на достижения». Так что сведения о состоянии снабжения в разных частях страны приходится собирать буквально с мира по нитке. Слава Богу, теперь опубликованы многочисленные документы той поры, переписка, стенограммы партийных сборищ, письма во власть и многое другое. Картинка из этого массива свидетельств вырисовывается весьма красноречивая.

Д.В. Павлов, возглавлявший в те годы Госкомитет СМ СССР по снабжению продовольственными и промышленными товарами, в своих мемуарах весьма обтекаемо пишет: «Шёл 1952 год. В Госпродснабе сосредоточенно работали над изысканием сырья, продуктов питания. Ресурсов было больше, чем в предыдущем году, но потребности народного хозяйства росли, и мы их полностью не обеспечивали… по многим товарам мы не могли обеспечить рынок… Централизованные ресурсы с каждым годом возрастали, однако они не обеспечивали увеличивающиеся потребности. Осложняло положение и то, что поступление на рынок мяса, картофеля, овощей и других продуктов из подсобных хозяйств и от граждан, имевших скот в личном пользовании, уменьшалось».

После съезда во властные инстанции (президиум Верхсовета, Совмин, ЦК теперь уже КПСС) начали поступать многочисленные жалобы на то, что в продаже, несмотря на «решение зерновой проблемы», почему-то нет хлеба. На места были разосланы комиссии, которые позже отчитывались перед секретариатом ЦК. Руководитель одной из них, А.Б. Аристов, вспоминал спустя несколько лет о разговоре по итогам своей поездки: «Я был в Рязани. – Что там? Перебои? – Нет, говорю, тов. Сталин, не перебои, а давно там хлеба нет, масла нет, колбасы нет. В очереди сам становился с Ларионовым в 6-7 утра, проверял. Нет хлеба нигде. Фонды проверял, они крайне малы». Хрущёв и новый секретарь ЦК, бывший краснодарский партлидер Н.Г. Игнатов докладывали на другом заседании, что украинцы и кубанцы, исстари питавшиеся пшеничным, белым хлебом, сетуют, что их кормят суррогатом из ржаной муки и опилок (на это Сталин с подкупающей непосредственностью заявил: «Надо дать белый хлеб им»).

Первый секретарь Ярославского обкома КПСС В.В. Лукьянов докладывал о ситуации в подведомственной области: «Особо тяжелое положение сложилось… с торговлей мясом, колбасными изделиями, животным маслом, сахаром, сельдями, сыром, крупой и макаронными изделиями. Неоднократные просьбы облисполкома к Министерству торговли СССР об увеличении рыночных фондов для области не находят необходимого разрешения, хотя по отдельным товарам (сахар, рыба, сыр) фонды несколько и увеличены, но они не покрывают действительной потребности. По большинству же товаров фонды из квартала в квартал снижаются». Он приводил следующие цифры по товарообороту: в 1952 по сравнению с 1951 колбас стали продавать почти втрое меньше, а завоз консервов уменьшился в 32 раза.

В феврале 1953 первый секретарь Смоленского обкома Б.Ф. Николаев направил в Москву доклад о положении в колхозах: «Сельское хозяйство области находится в крайне тяжелом положении. Государственные планы и задания, как правило, не выполняются. В течение ряда лет колхозы получают незначительные доходы, что сдерживает восстановление и развитие хозяйства… По поставкам сельскохозяйственных продуктов образовались большие недоимки, и в ближайшие годы значительная часть колхозов не в состоянии рассчитаться с государством».

В Новосибирской области «в 1951 и 1952 гг. хлебозаготовки, проведенные в условиях двух подряд неурожаев… поставили колхозников региона на грань голода, от которого их спасли лишь выданные государством продовольственные ссуды. Однако размеры государственной помощи были недостаточными и обеспечивали лишь полуголодное существование её получателей
».

В Свердловской области «несмотря на выполнение государственных планов заготовок хлеба… общий объем заготовок зерна не достиг довоенного уровня… Поступление картофеля… особенно начиная с 1951 года, резко снижается. В 1953 году заготовлено картофеля в 3,5 раза меньше, чем довоенном 1940 и послевоенном 1948 годах. В не менее тяжелом состоянии находятся и заготовки овощей…».

Голодуха заставляла жителей страны не просто обращаться за разъяснениями в органы власти, но уже апеллировать к самому верху. В июле 1952 из узбекского Ташкента на имя Сталина поступило письмо инженера К.А. Петерса, в котором он жаловался, что «в начале 1951 г. … государственная торговля маслом, жирами, мясом и мясными изделиями, сахаром, овощами, крупой, макаронными и молочными изделиями совершенно прекратилась, уступив свои функции частной торговле по спекулятивным ценам… под маркой «колхозной» торговли на «колхозных» рынках… Государственные и кооперативные продовольственные магазины продажи продуктов питания не производят: нет мяса, жиров, колбасных изделий, крупы, мясных консервов и пр. и пр., – словом – нет ничего. Пустые полки и прилавки мясных и гастрономических отделов этих магазинов заставлены для декорации бутылками с водкой и вином. Промтоварные магазины в основном обслуживают население через перекупщиков. Производственные рабочие, инженерно-технические работники и трудящиеся промышленных центров влачат печальное, полуголодное существование». Проведённая по письму проверка выявила, что в Ташкенте «в розничной сети очень редко бывают в продаже мясо и мясопродукты, рыботовары, животные жиры, крупа, макаронные изделия, картофель, овощи и молочные продукты», а на рынках эти продукты продаются по очень высоким ценам, что в 1952 общие ресурсы мяса и животных жиров по Ташкенту «резко уменьшились» и т.д. В октябре-ноябре распоряжениями Совмина республике было выделено некоторое количество дополнительных продовольственных фондов.

О положении в Душанбе в те годы можно прочесть в воспоминаниях преподавателя Таджикского госуниверситета Л.И. Альперовича: «…в магазинах ничего, кроме хлеба, не было. Белый хлеб можно было купить только с утра, и если на завтрак у нас был белый хлеб и сахарный песок, то это нас уже вполне удовлетворяло. Цены на базаре были для нас неподъёмными, и мы там никогда ничего не покупали. Обедали в столовой, еда была плохой, но недорогой... В магазинах из продуктов были только консервы из крабов и водка».

В октябре 1952 своему депутату Маленкову писал гражданин Ф.М. Филькин из г. Бежецк Тверской (тогда «Калининская») области: «В городе очень неблагополучно обстоит дело с продовольственным обеспечением населения. В магазинах нет никаких продовольственных продуктов, кроме вин, водки, консервов и дорогих сортов конфет. Белый хлеб и хлебобулочные изделия совершенно отсутствуют. Сахара нет, круп нет, жиров и колбасных изделий тоже нет, а иногда даже трудно достать чёрного хлеба… В городе имеется хороший колхозный рынок, но на рынке имеется только мясо, лук, картофель. Муки, сахара не бывает».

В ноябре уже к Сталину обратился ветеринарный техник Н.И. Холодов из г. Орехово-Зуево Московской области: «…мы решили зерновую проблему, но почему же тогда мы не имеем свободной, бесперебойной продажи хлеба в районах не Московской области, а хотя бы в городах Владимирской, Рязанской и Ивановской областей? Там хлеб можно достать только до обеда и то не всегда».

Исключительно красноречивы разговоры «вождей» на июльском 1953-го пленуме ЦК, по ходу разбора «дела Берии»:

Хрущев. Дальше терпеть нельзя: молока нет, мяса мало. Объявили переход от социализма к коммунизму, а муку не продаем. А какой же коммунизм без горячих лепешек, если говорить грубо.
Голос из Президиума. Картошки нет.
Хрущев. Картошки нет.
…С товарищем Зверевым разговаривал. У нас на 3,5 миллиона голов коров меньше, чем было до войны. Раз меньше коров, значит, меньше мяса, меньше масла, меньше кожи.
Товарищи, а вот когда мы не решаем вопросы сельского хозяйства, когда в стране недостача мяса, недостача молока, недостача даже картошки, недостача капусты, как это сила?.. Ведь к нам придут и скажут: слушайте, дорогие товарищи, вы нас учите, как строить социализм, а вы у себя картошки выращивать не умеете, чтобы обеспечивать свой народ, капусты у вас в столице нет.
Молотов. …мы имеем все возможности в короткий срок обеспечить себя и овощами, и картофелем, и капустой, и животноводство поднять на действительно высокий уровень. Только заняться надо этим неотложно, не бояться кое-что серьезно поправить в нашей работе.
Каганович. …я был на Урале... Конечно, продовольственный [вопрос] также острый: мяса мало, колбасы не хватает…
Кириченко. [на Украине] Плохо с овощами, картофелем.
Микоян. У нас к весне прошлого года обозначился уже кризис мясного снабжения, говоря резким словом — острая нехватка мяса и животного масла. Товарищу Сталину докладывали, что мяса у нас не хватает. Говорит: почему не хватает? Отвечаю, что с животноводством плохо, заготовляем плохо, а спрос растет… в прошлом году что случилось: видим, что нет мяса, может быть, дать в Москву, Ленинград, Донбасс, а другие прижать… В этом году накопили мясные запасы, нажали на заготовки и вышли на начало этого года с запасами почти вдвое больше, чем в прошлом году. За первое полугодие нами продано мяса столько, сколько за весь 1940 год из централизованных ресурсов. Однако мясом мы торгуем только в Москве, Ленинграде, с грехом пополам в Донбассе и на Урале, в других местах с перебоями.
Каганович. На Урале не с грехом пополам, а на четверть.
Микоян. Причем с 1948 года цены на мясо снижены так: если 1948 год считать за 100, то теперь 42, то есть больше чем в два раза.
…[тем не менее,] крупнейший вопрос, такой, как мясо, картошка, овощи, не можем решить.
Или взять улов сельдей. Улов у нас в два раза больше, а в продаже сельдей меньше, чем при царе.


На июльском 1957-го пленуме ЦК новые партийные лидеры, клеймя «антипартийную группу», припомнили её участникам положение в стране в те годы: «Тов. Маленков… Вы довели до огромного падения сельское хозяйство! Ведь даже в Ленинграде и в Москве, в крупнейших центрах нашей страны, молока, овощей и картошки в достатке не было! В других городах и хлеба не было», – возмущался Ф.Р. Козлов, в начале 50-х секретарь Ленинградских горкома и обкома. Не менее удручающую картину рисовал А.М. Пузанов, занимавший тогда пост главы Совмина РСФСР: «Не говоря о мясе, молоке и масле, недоставало хлеба даже в крупнейших городах и промышленных центрах. Кто не помнит до сих пор те тысячные очереди, которые очень часто образовывались с вечера!». Он же сообщал, что даже в «образцовом коммунистическом городе» Москве хлеб продавался с примесью около 40% картофеля, причём не более килограмма в одни руки, 378, 708]. «А за хлебом какие у нас были очереди! Во всех городах не было хлеба!» – рассказывал о ситуации в Белорусской ССР К.Т. Мазуров, в те годы персек Минского горкома.

Как явствует из этих свидетельств, ситуация в стране мало отличалась от таковой, скажем, в 1939-40-м, и представляла собой самый настоящий голод. Как же реагировали власти?