ЗА СЮЖЕТ, ВАНЯ!

ЗА СЮЖЕТ, ВАНЯ!

   Константин Сергеевич Сирин пописывает в станичной газете «Авангард». Станица гордится. А как же - свой писатель. Роста он высокого. На голову выше станичников. Смотрит сверху вниз. Не то, что другие:  снизу мечут.

   Он сидит за компьютером и усиленно думает, чтобы написать?  Перебирает темы и, наконец, начинает давить на клавиатуру.

   «Ясное и тёплое утро ».

   Начало незамутнённое, радужное, солнышком пахнет и должно настроить читателя на  оптимизм.

   Он отрывается от компьютера, запускает через окно взгляд на улицу,  довольно и шумно  крякает. А почему?

   Утро действительно  ясное и тёплое.

   «Какая глубинная  интуиция, - Константин Сергеевич гордится собой, - не глядя на природу точно ударил. Родство. Чувственная близость». Словом, он так глубоко входит в родство с природой, что даже дно её достаёт и пишет.

   «Дверь подъезда заскрипела, на улицу выскакивает сосед по этажу Иван Фёдорович и… »

   Сергеевич отлипает  от клавиатуры и снова штурмует  окно. Иван Фёдорович стоит на улице.

- Выпить бы, - говорит про себя Константин Сергеевич, - но он же несусветный   жмот, за пчелу удавится,  просто так его на выпивку не собьёшь.

   Сирин сгибает левую руку в локте, локоть ставит на стол, голову  выкладывает на ладонь, думает, яростно скребёт макушку правой рукой и вскакивает, словно ужаленный. Толчок в мыслях.

- К нему нужен заманчивый, тонкий   подход, я его сейчас на сюжете раскручу. Главное это сила слова.

   Он вылетает на балкон.

- Фёдорович, дорогой, - ласково подъезжает Сирин. -  Ты куда сейчас собираешься идти. Драгоценный?

   Убойное слово, радостью наповал завалить может,  что только не скажешь, когда горло, как высохшее русло  ручья.

- На пасеку, - отрывает Иван Фёдорович. -  Пчёл морить. Наберу медку. – Он расплывается в улыбке. - Пенсия маленькая, - улыбка соскакивает с лица. -  Продам. И жизнь поправлю.- Улыбка снова захлестывает лицо -  Подкуплю ещё  ульев, пчёл, - рассыпается Иван Фёдорович, пока Сергеевич не останавливает его.

- Идти на пасеку тебе сегодня никак  нельзя, - с нажимом на каждое слово строго бросает Сирин. -  Совершено невозможно. Жизнь косяком пойдёт.

- Это почему?

  Тайна вызывает у Ивана Фёдоровича вначале растерянность, которая перекатывается в испуг: может улья украли, мысль о воровстве чуть не добивает его, но Фёдорович мужик крепкий, с бойцовским характером, не раз отбивал  атаки пчёл. Он выжимает все силы без остатка  и озлобленно  кричит.

- Сейчас времена вольные. Пасека моя. – Иван Фёдорович любит счёт. - Пчёлы мои, Я их вчера считал. Больше тысячи. Моё хозяйство. Так что никто не запрещает.

   Сирин наносит первый удар.

- Сюжет запрещает.

- Что это за начальник такой  нашелся? – вскидывается Фёдорович.

   Тишина. Сирин ждёт, когда от соседа отхлынет злоба, потому что работать с человеком, который бурлит и кипит,  чрезвычайно  трудно, опасно и проигрышно, а получать под дых Сергеевич не привык.

- Да это не начальник, это выше любого начальника, - не сгоняя строгость с лица, говорит Константин Сергеевич утихомирившемуся Фёдоровичу. -  Это развитие событий. Ты же читаешь нашу газетку?

- Читаю.

 - Молодец, - похвальная добавка не помешает, - знаешь,  я пишу  в ней.

- Ну, пишешь, -  соглашается  Иван Фёдорович.

- Вот решил я, так сказать,  написать о тебе. – Сирин делает паузу, чтобы выловить реакцию соседа. Иван Фёдорович настораживается, но Сергеевич писатель, знает, как в душу влезть, чтобы побаловать её, а потом петлю накинуть. - Конечно, только хорошее, - закручивает он, обрисовывая Ивана Фёдоровича в самых добрых и благородных словах. - И по моему  сюжету ты никак не должен идти на пасеку, а должен пойти в магазин, купить бутылку водки, вернуться ко мне, я приготовлю стол, и мы с тобой не спеша выпьем.

- Не понял, -  тупеет Иван Фёдорович.

   А как тут не затупить, когда его хлещут разные мысли и чувства.

- Это почему я должен идти по – твоему, как его, сюжету   в магазин? – бормочет Фёдорович. - У меня свой, как его,  сюжет.

- У тебя плохой сюжет, - наседает Сирин. - Не задиристый. Простоватый. Без огонька. Не ядрёный.  Улья, пчёлы. Пчёлы улья. - Константин Сергеевич вытягивает губы в трубочку. - Жу-жу-жу. И слова у тебя такого нет, чтобы оно могло материализоваться,  делом стать. Все в станице  знают, что, если я что-то напишу, то всё сбывается. - Он зажимает пальцы правой руки в кулак. - Написал, что глава администрации коррупционер, его и убрали. – Удар -  Так?

- Так.

   Написал, что начальник полиции берёт взятки, его и запрятали. – Снова удар. - Так?

- Так.

- Вот и сейчас. Я хочу написать о тебе такое, чтоб у тебя хорошая жизнь была. Если пойдешь на пасеку, то плохая жизнь у тебя будет. А если начнёшь следовать моему  сюжету, всё как тип, топ.

- А ну говори свой сюжет, - увлекается Иван Фёдорович, поддался Сирину, а как тут устоять, если тебя хотят в газетку запустить, да ещё с хорошим словом.– Какие события я должен развернуть?

- По моему сюжету, - степенно начинает Сирин, - ты  после выпивки  идёшь в парк, встречаешь там красивую женщину с увлекательными фигурными очертаниями, - Константин Сергеевич не скупится на очертания, он на них руку крепко набил, -  знакомишься, влюбляешься, у вас после этого  начнутся страдания и муки любви, так как ты женат, а она замужем. – Сирин и здесь не упускает страдания и муки любви,  рука его и тут не подвела, заметалась  по груди. - Читатель будет рыдать от ваших мук и страданий, переживать за вас, гадать, чем закончится ваша  история, - выбивает он, -   ты, как главный герой, как мужчина, должен,  в конце концов, что-то сделать. Принять мужское решение. Концовка должна быть оптимистичная, - рубит Сергеевич. -  Читателя нужно брать за горло, чтобы он не расстраивался, чтоб задыхался, а не критиковал. Что ты захочешь делать в конце?

- Что я захочу? – Заворожил Сирин  Ивана Фёдоровича. - А это. Не спеши с концовкой.  Если я действительно не пойду на пасеку, а пошагаю в магазин. Со мной случится всё так, как в твоём сюжете?

- уточняет он.

- Не веришь мне. Своему  соседу. Писателю, - из груди Сирина доносится звук, словно в неё поместили барабан и бьют, что есть мочи. - Давай практически проверим. Иди в магазин, а потом увидишь.

- Не врешь? – колеблется Иван Фёдорович, мысли и чувства ещё шаткие, не раскаченные.

   Сирин меняет тактику. Опасно. Тонкая нить, сорваться может Иван Фёдорович, не заклинился  полностью, но нужно пробовать все лазейки.

- Ну и иди к своим жу-жу-жу, - небрежно бросает он. -  Пусть они тебе мордобой устроят.

   Высший класс. Иван Фёдорович вздрагивает, а вздрагивает он потому, что Константин Сергеевич лихо расписывает сцену мордобития с такой мистической силой и в таких кровавых красках, что  на Фёдоровича накатываются волны страх и начинают топить его  Ему кажется, что на него набрасываются  пчёлы космического размера с носами, похожими на пламенеющие пики. Захватчики. Всю его пасеку разнесут.

- Да ты подожди,  подожди, не гони, - заикаясь, выдавливает он, -  я не против. Фу, - облегчённо выдыхает он, когда волны страха скатываются на нет.  -  Я такой жизни в сюжете не хочу.

- Тебе не угодишь. А какой ты хочешь?

- Да лучше это с... Да все о ней говорят. Не знаешь что ли? – кричит Фёдорович.

   Сирин знает, о чём все говорят, а как ему не знать, когда без неё  ни одна строчка не обходится, и наносит беспроигрышный, сокрушительный удар.

- Жизнь с любовью. Так! Я тебе уже говорил: любовь обязательно. Правда, сейчас она называется: секс. Куда без него, - заливает Константин Сергеевич. – Любовь всё равно, что подковы у коня. Подкованный конь ноги не собьёт. –  Сирин значительно сжимает губы. Сильное сравнение.

- А бабу я солидную точно  встречу, с хорошими бабками, - не отстаёт  Иван Фёдорович, заиграла душа, зацепилась, теперь тащить можно.

- Обязательно, - Константин Сергеевич  идёт на таран. -  Всё будет по моему сюжету. Мотай  в магазин.

- Ну, смотри, - грозит Иван Фёдорович. – Если я не влюблюсь, не встречу бабу с  крупными бабками, я в твою квартиру улья с пчёлами поставлю. А конец какой?

- А конец по сюжету такой. – Сирин задумчиво смотрит на Ивана Фёдоровича. - Ты разводишься с женой. Она разводится с тобой и выходит замуж за миллионера. Конечно, развод не простой. С захватами, судами, угрозами… Написать, что ты убиваешь миллионера? Убийство ещё больше придаст трагического  весу твоей жизни.

- Мне такой вес не нужен, - отбивает Иван Фёдорович. – Меня же в тюрьму заткнут. Ты напиши концовку такую…

   Сирину не нужно говорить, какую концовку. Они у него все наперечёт и все оптимистичные, потому что он не любитель оставлять читателя с горьким чувством.

- Я понял. – Сирин доволен. Бурное течение спало, можно теперь поиграть и на тихом. - Твоя любовница разводится с мужем и выходит за тебя. У неё бабок гораздо больше, чем у её прежнего мужа. Все довольны, счастливы, у всех полно денег. Устраивает?

- Спрашиваешь. – Иван Фёдорович в хорошем настроении, но хорошее – это мало, нужно прекрасное, а чтобы было прекрасное  стоит кое – что добавить, что он и делает. - Ты только это в сюжет не жалей,  побольше бабок для меня подсыпь, вали столько, чтоб несоизмеримо было, чтоб баба породистой оказалась, на главное дело хваткой, любовь, чтоб сочная, с треском, понимаешь.

   Эх, Иван Фёдорович. Что ты Сирину о бабках толкуешь. Он такими бабками в газетке ворочает, что у станичников в голове мутится.

- Напишу, напишу. – Сирин крепко и с клятвой пожимает руку Фёдоровича. Она в мозолях и трещинах, но такие руки Константину Сергеевичу больше всего по душе. -  По газеткам сам же видишь, какое у меня слово. Просто так не стряхнёшь. Перепашет любого. Обладает силой материализации.

   Иван Фёдорович довольно потирает руки и быстрым шагом направляется по дорожке к красному зданию «Престиж».

   Сирин смотрит ему в след и говорит.

- Вот что значит сила слова. Против слова никто не устоит. Нужно уметь только хорошенько сюжет  нажужжать.

   Иван Фёдорович возвращается скоро и не с одной бутылкой, а двумя. Они садятся за стол выпивают. Вторая бутылка начинает пустеть. Фёдорович пытается выкарабкаться из – за стола.

- Пора в парк, - выворачивая язык, с трудом говорит он. – Меня там она уже ждёт.

- В парк не ходи, - осаживает его  Сирин.

- Это почему же?  Ты обещал.

- Я написал о тебе  сюжет, лучший прежнего.

- Сбрехал. Да. Мать твою.

- Мать тут не причём, - отрезает Константин Сергеевич. -  Ты на историю посмотри.

- А что на неё смотреть?

- Против истории не попрёшь, с ней нужно в одном русле шагать.  - Сирин прикладывает кулак к столу. – Вот подумай. У нас после царя, сколько сюжетов было? – Он загибает пальцы. - Революционный, гражданский… Могу и писателей этих сюжетов назвать. Сейчас новый вырисовывается. Я вот думаю, какое название ему дать? Гони  предложения.

   Константин Сергеевич делает паузу. Иван Фёдорович  смотрит на него, но кроме чёрного пятна ничего не видит.

 – Что молчишь? – не успокаивается Сирин. Он хорошо видит Ивана Фёдоровича. Даже муть в его глазах. - Не разобрался ещё. Ладно, разберёмся. А если взять в масштабе всей истории человечества? – не останавливаясь, накатывает Константин Сергеевич, да так накатывает, что у  Фёдоровича начинает шуметь не только от водки, но и от его слов.  - Сколько сюжетов было, и ещё каких? Ого. И все выбрасываем на свалку. А почему? – Сергеевич поднимает указательный палец вверх. -  Потому что каждый новый сюжет обещает  жизнь лучшую, чем прежний. - Сирин доливает остатки водки и орёт. - За сюжет, Ваня!

   Сергеевич вздрагивает, открывает глаза, осматривается: никого. Туман и серое, хмурое утро.

- Приснилось, - бормочет он. -  Это компьютер на меня сон нагнал, чтобы натолкать свою информацию  в моё сознание.

   Он смотрит на экран и читает.

   «Сирин — в древнерусском искусстве и легендах райская птица с   головой девы, которая иногда прилетает на землю и поет вещие песни о грядущем блаженстве, однако иногда эти песни могут оказаться вредными для человека (можно потерять рассудок)».

=========================