А было это 45 лет тому назад

Эта  булька-воспоминанние  написана  по горячему  следу  моей  "перестрелки"

с Володей и Инной  в  только  что  завершившемся  Блице-18.

А было это 45 лет тому назад

       Да, как раз было время весеннего призыва в армию, когда мне пришла повестка явиться в военкомат. Ясно, что туда не кофе приглашают пить, но что делать? Пошел.
      Приняли меня по-деловому: проверили документы, поздравили с тем, что мне, младшему лейтенанту И.Г. Х., оказана    высокая честь защищать интересы социалистической Родины в рядах медицинских войск Советской Армии. Сроком на два года.
      Почему-то меня задело звание:
— Почему «младшему»? Ведь после мединститута присваивают «лейтенанта». Моей жене присвоили «лейтенанта»! Я и сборы в Батуми прошел! — привел я, на мой взгляд, веские аргументы.
      Мне объяснили, что нам после сборов было присвоено звание «младших», а когда кончали институт — приказ изменился, студенткам присвоили звание «лейтенантов», а нас так и оставили. Но это исправимо. Короче говоря, «ждем Вас с чемоданом».
      Тогда я начал «качать права», сказал, что я женат, жена через 2-3 месяца должна родить, что у нее тяжелая беременность...
      В ответ на это мне разъяснили, что на сей момент у меня детей нет, на иждивении никого нет, а жена может родить здесь и без меня и приехать ко мне потом, или поехать вместе со мной сейчас и рожать по месту службы мужа. Проезд бесплатный.
      Тогда я заявил, что болен ревмокардитом и не могу служить по состоянию здоровья. (Этот диагноз мне поставили еще в 6 классе в Туапсе, а потом и в Целинограде, потому что находили шумы на сердце и периодически — небольшое повышение температуры).
      Но в военкомате сидит стреляный народ и мне ответили, что в таком случае мне дадут направление на обследование.
«Прекрасно!» — подумал я, ведь в Тбилиси нет такого медучреждения, где не нашлось бы знакомого врача, или знакомого нашего знакомого, тем более, если имеешь за спиной дружественно расположенные коллективы республиканских Институтов терапии и хирургии, где я работал в студенческие годы.
      Но мне вручили направление в окружной госпиталь, а это было закрытое военное учреждение с преимущественно не местными военврачами. В общем, ситуация такая — мне завтра туда ложиться, а никаких ни «зацепок», ни «ниточек» нет! По личному опыту знаю, что очень важен именно период первого обследования, после чего заполняется «история болезни». Зачастую именно то, что было тогда записано имеет решающее значение в дальнейшем.
     Что делать? Вспомнил анекдот про старушку, которая, проходя «пенсионную» медкомиссию, случайно попала на «военкоматовскую» и вышла после нее «годной к срочной службе».
     Тогда мне пришла в голову мысль о кофе. Я взял его и в зернах, и в пакетиках, захватил  с собой термос. Перед выходом из дома, напился кофе... Перед тем как зайти в приемную еще и несколько зёрен сжевал...

Уложили меня в палату человек на шесть.

Выкачали кровь на всевозможные (тогда) анализы, назначили обследование и стали каждые два часа измерять температуру, пульс и давление (даже ночью!) Так что пришлось мне чуть ли не в первый же день прикончить захваченный с собой запас кофе.
      Писчики кардиографа еле успевали за пульсом, рука, качающая мячик тонометра уставала, а ртуть из него грозила вылиться через верх. Так продолжалось дня два.

       Параллельно шла активная работа по выявлению «своего человека» в госпитале. Оказалось, что особенно искать и не надо было. В кабинет функциональной диагностики больницы, где работала мама, приходила писать заключения обследований русская женщина-врач, жена крупного начальника их штаба округа. Оказалось, что основным местом ее работы был подобный кабинет «моего» госпиталя!
       Конечно, она знала и маму, да и меня тоже, потому что я, возвращаясь с работы из Рустави (где тогда «отрабатывал» интернатуру), почти каждый день забегал к маме. Так что нам ни объяснять ничего, ни даже особенно просить ее не пришлось.

      Меня же эти дни терзали разными зондами и рентгенами. (Эхоскопов тогда еще не было). По ночам опять подкрадывались фельдшера и проверяли пульс-давление (говорят, они следили и за больными, жалующимися на ночное недержание мочи!)
      В общем, кто по ночам спал — я не знаю.

      Удалось выписать Нине пропуск и она — живот больше нее — с эластическими бинтами на ногах (появились расширенные вены), каждый день, в необычную для этого времени года жару, ездила ко мне через весь город с сумкой с едой и неизменным термосом с кофе, подкармливала и «подпаивала» меня.

      Анализы «на ревматизм» «молчали», а сердцбиение и давление были повышены, так что провели мне у нашей коллеги обследование на «основной обмен», чуть-чуть придали всему «букету» данных соответствующий вид и, где-то в общей сложности через неделю наших госпитальных мучений, меня комиссовали как «негодного в мирное время». Ну а в военное время я и без всякой повестки сам бы пришел в военкомат!

        А через пару месяцев у нас родился первенец — Гоги.

 О.С. Кто тогда мог подумать, что пройдут годы и несколько моих знакомых-хирургов действительно пойдут на войну, и будут оказывать помощь и оперировать под обстрелом? И будут потом, в мирное время, скромно делать свое дело, как мой однокурсник Баадур Мосидзе, будущий академик и директор Института хирургии, с которым мы вместе сидели в карантине батумской военчасти во время институтских сборов, совпавших с эпидемией холеры.

 О.С.С. А почему, собственно, я вспомнил все эти события и решил ими поделиться? А потому, что мне опять где-то предлагали выпить кофе и я опять отказался, сказав, что предпочитаю чай.

— Вы не любите кофе? — удивленно спросили меня.
Ну что им ответить?

А было это 45 лет тому назад!

24. 04. 2017 г.