Ислам в исторической ретроспективе Ч II

Интересно отметить, что вначале интеллектуальные христиане Византии, видели в учения Мухаммада своеобразную христианскую секту (смесь арианства, несторианства и отчасти монофизитства). Византийская апологетическая и полемическая литература выступает против ислама так же, как против монофизитов, монофелитов и представителей других еретических учений. Позднее, в представлении средневековой Западной Европы мусульманство не воспринимается как особая и отдельная религия, а скорее как одна из христианских сект. Крайне интересно, что даже во второй половине Средних веков Данте в своей «Божественной комедии» относит учение Мухаммада к ересям, называя его одним из «сеятелей соблазна и раскола».
Итак, в чём же секрет столь стремительного распространения ислама в тогдашнем (а в итоге мы позже поймем, что и в современном мире) византийском мире. Полагаю, что причину надо искать в религиозной «системе» тогдашнего мировоззрения. Еще со времен позднего правления Юстиниана во внутренне-политической жизни империи царили беспорядок и смута. Бесконечные войны, наглость и крайняя скупость крупных землевладельцев, непомерная тяжесть налогооблажения и религиозная нетерпимость порождали крайне духовное истощение. Религиозная ненависть между православными и монофизитами еще более увеличивали внутренние несогласия и создавали очень тревожную обстановку. Юстиниан очень жёстко подавлял всякую религиозную оппозицию. Юстиниан видел и понимал недостатки внутренней администрации государства, выражавшиеся в продажности, воровстве, вымогательстве и влекшие за собой бедность, разорение, а за ними неизбежную смуту; он давал себе отчет в том, что подобное положение страны вредно отзывалось на общественной безопасности, на городских финансах и на состоянии земледелия, что финансовое расстройство вносило в страну беспорядок. Когда сильная фигура Юстиниана сошла со сцены, то вся его искусственная государственная система, временно удерживавшая империю в состоянии равновесия, разрушилась. Время с 565 по 610 гг. принадлежит к одному из самых безотрадных периодов византийской истории, когда анархия, нищета и эпидемия свирепствовали внутри страны. Царившая тогда смута заставляла говорить жившего в эпоху Юстина II историка Иоанна Эфесского о близости кончины мира. Английский историк Финлей писал об этом времени: «Может быть, не было периода в истории, когда общество находилось в состоянии такой всеобщей деморализации». На фоне этой ужасной деморализации поражает тупая близорукость и непомерное властолюбие тогдашних константинопольских патриархов. Мы располагаем интересным письмом папы Григория Великого к императору Маврикию, где говорится следующее: «Я должен, — писал папа, — при этом воскликнуть и произнести «о, времена! о, нравы!» (о, tempora, о, mores). В такое время, когда вся Европа подпала под власть варваров, когда города разрушены, крепости срыты, провинции опустошены; когда поля остаются без рук, идолопочитатели свирепствуют и господствуют на погибель верующим, — и в такое-то время священнослужители домогаются тщеславных титулов и гордятся тем, что носят новые, безбожные наименования, вместо того чтобы повергаться в прах, обливаясь слезами. Разве я защищаю, благочестивейший государь, свое собственное дело? Неужели я хочу, говоря так, отомстить личную свою обиду? Нет, я говорю в защиту дела Всемогущего Бога и дела вселенской церкви... Кто оскорбляет святую вселенскую церковь, в чьем сердце бушует гордость, кто хочет пользоваться особенными титулами и, наконец, хочет этим титулом поставить себя выше прерогативы вашей власти — того нужно наказать».
Выше уже неоднократно отмечалось все усиливавшееся недовольство этих провинций из-за религиозных мотивов. Будучи большей частью монофизитскими и встречая, особенно после смерти Юстиниана Великого, ярко выраженную неуступчивость центрального правительства в отношении их монофизитских убеждений, эти провинции готовы были отделиться от Византии и предпочитали очутиться под владычеством арабов, которые отличались религиозной терпимостью и для которых важно лишь было, чтобы новые подданные платили определенные налоги; религиозные же их верования мало интересовали арабов. С другой стороны, православная часть населения восточных провинций была также недовольна политикой центральной власти из-за некоторых уступок монофизитам, особенно в VII веке. В связи с монофелитской тенденцией Ираклия Евтихий, арабский христианский историк Х века, говорил, что граждане Эмессы (Химса) называли императора «Маронитом (монофелитом) и врагом нашей веры», а Белазури, арабский историк IX века, говорил, что затем они обратились к арабам, говоря: “Ваша власть и правосудие приятнее нам, чем та тирания и те оскорбления, которым мы подвергались». Это, конечно, арабское свидетельство, однако оно точно отражает образ мысли православного населения. Кроме того, большая часть населения византийских областей Сирии и Палестины в своей большей части принадлежало к семитской расе и, главным образом, к арабской народности. Поэтому арабы-завоеватели в покоренной стране встретили единоплеменное население, говорившее на их же языке. Таким образом, список основных причин успеха арабов включает религиозную ситуацию в Сирии, Палестине и Египте, этническое родство населения первых двух стран с жителями Аравии, слабость вооруженных сил, недостаточность военного руководства и слабость гражданской администрации, а также классовые отношения в Египте.
При жизни Мухаммада лишь отдельные отряды бедуинов переходили византийскую границу. Но при втором халифе Омаре события развернулись с большой быстротой. Хронология военных событий тридцатых и сороковых годов VII столетия очень темна и запутана. По всей вероятности, события шли в таком порядке: в 634 году в руки арабов перешла византийская крепость в Заиорданье Босра; в 635 году пал сирийский город Дамаск; в 636 году сражение при реке Ярмуке отдало в руки арабов всю Сирию, и в 637 или 638 году, после двухлетней осады, арабам сдался Иерусалим. С одновременным завоеванием Месопотамии и Персии закончился первый период арабских завоеваний в Азии. В конце тридцатых годов арабский вождь Амр появился у восточной границы Египта и начал его завоевание. Уже после смерти Ираклия арабы в 641 или 642 году завоевали Александрию. Завоевание Египта сопровождалось дальнейшим продвижением арабов на запад по побережью Северной Африки. К 650 году Сирия, часть Малой Азии и Верхняя Месолотамия, Палестина, Египет и часть византийских провинций в Северной Африке были уже под властью арабов. Начиная уже с пятидесятых годов VII века, т.е. при Константине III, арабские суда Моавии начинают нападения; они в эти годы овладели важной византийской морской базой, островом Кипром, разгромили византийский флот, находившийся под начальством самого императора, у южных берегов Малой Азии, захватили остров Родос, на котором разбили знаменитый колосс Родосский, доходили до Крита и Сицилии и начали угрожать Эгейскому морю. Дальнейшие завоевания арабов в Северной Африке на некоторое время приостановились из-за энергичного сопротивления берберов и междоусобной войны, вспыхнувшей между последним «правоверным халифом» Али и сирийским наместником Моавией. Эта кровопролитная война закончилась в 661 году насильственной смертью Али и появлением на престоле Моавии, который начал династию Омейядов и сделал столицей государства Дамаск. Начиная с шестидесятых годов арабы стали продвигаться на запад в Северной Африке, где в самом конце VII века перешел в руки мусульман Карфаген, столица Африканского экзархата, а в начале VIII века крепость у Геркулесовых Столпов Септем (Septem, теперь испанская крепость Сеута). В начале того же VIII века арабы, под начальством полководца Тарика, переправились из Африки в Испанию и быстро завоевали у вестготов большую часть полуострова. От имени Тарика, как известно, произошло современное арабское название Гибралтара, что в переводе означает «Гора Тарика» (См. А.А. Васильев «История Византийской империи» Т.1). Но это взгляд с внешне-исторической стороны. Попробуем посмотреть иначе.
В 5 суре 3 аяте есть такие замечательные слова Бога: «Сегодня Я ради вас усовершенствовал вашу религию, довёл до конца Мою милость к вам и одобрил для вас в качестве религии ислам» (здесь и далее «Коран» перевод смыслов Э.Р. Кулиева). Ислам – «покорность» (араб.), заметим не любовь, а именно покорность. В этом смысле ислам приближается к идее покорности послехрамового иудаизма. Но если Израиль следует в покорности «букве закона», то ислам следует в покорности «духу закона». Хотя закон в исламе играет не менее важную роль, однако он не стал подобен Торе или Талмуду иудаистов. Если иудаизм – это религия надежды (мессианские чаяния), христианство – религия любви (исторически никогда не реализуемая), то ислам – есть религия веры (преимущественно). Вера – по араб. иман – «вера», «безопасность»; неверие - куфр – «сокрытие» (от себя милости Бога), «неблагодарность». В содержательном отношении, понятие иман было раскрыто в 433 / 1041 г. при халифе ал-Кадире издавшем символ веры, торжественно обнародованном в Багдаде и являющимся обязательным для всякого человека исповедующего ислам. «Следует также знать: вера – это слово, дело и разум. Слово – посредством языка, дело – посредством аркан и членов (джаварих). Вера может становиться и больше и меньше, больше – путем повиновения, а меньше – путем ослушания. Вера имеет различные ступени и отделы. Высшая ступень есть признание: Нет божества кроме Аллаха! Воздержание есть один из отделов веры, но терпение есть в вере то же, что голова на теле. Человек не ведает о том, что записано у Аллаха и что лежит ему у него под печатью, а посему говорим мы: Он верующий если пожелает Аллах; или: Я надеюсь, что я верующий. Нет иного пути к спасению, кроме надежды: пусть не сомневается он в этом и не проявляет недоверия, ибо ею достигнет он того, что скрыто от него в будущем, в судьбе и во всем, что ведет к Аллаху. С чистым намерением должен он покорно исполнять законы и обязанности и в избытке совершать добрые дела, ибо все это принадлежит к вере. И нет конца вере, ибо никогда не имеют пределы избыточные добрые деяния». Главной историософской логикой Мухаммада, является то, что настоящая линия преемства от Авраама идет не через Исаака, а чрез Измаила (поскольку он является первенцем (от первой жены), тогда как Исаак является вторым ребёнком от второй жены Сарры), именно Измаил построил святилище Каабы и заложил основание истинной веры. Таким образом, в самом факте существования ислама, как нам думается, сбылись слова Божии: «И о Измаиле Я услышал тебя: вот, Я благословлю его, и возращу его, и весьма, весьма размножу; двенадцать князей родятся от него; и Я произведу от него великий народ» (Быт.17; 20). Мухаммад же является восстановителем веры Авраама и Измаила, тем самым возвращая народ к единобожию. Слово «мусли» - «мусульманский», это ничто иное как «причастие» от корня «аслама» - «покорность», «покорный». Мир до ислама, исповедовал и словами уст своих славословил Бога, но не был духовно покорен Ему. Одной из главных задач Мухаммада было вывести арабов из состояния их духовно- мрачного варварства (по-арабски джахилийя) – до исламская эпоха. Сутью ислама является формула (шахада), так сказать исламский «символ веры»: «Нет божества кроме Аллаха и Мухаммад пророк Его». «Основа» ислама («основой» понимается незыблемое, установленное не подлежащими сомнению источниками т.е. Кораном и сунной) – есть принципиальный монотеизм, то есть положение которое не может ни отрицаться, ни подвергаться сомнению, ни перетолковываться никаким существенным образом. Так, например, в тексте Абу Ханифа, Ну‘ман Ибн Сабит «БОЛЬШОЙ ФИКХ» читаем: Коран — речь Всевышнего Бога, в свитках записанная, в сердце хранимая, языком (лисан) произносимая, пророку ниспосланная. Наше произнесение, писание и чтение Корана сотворены, а Коран не сотворен. Все, что Всевышний Бог, рассказывая о Моисее и прочих пророках, а также фараоне и Иблисе, упомянул в Коране — все это речь Божья, об оных сообщающая. Речь Бога не сотворена, а речь Моисея и прочих тварей сотворена. Коран— речь Всевышнего, и это она, а не их речь, вечна (кадим).

/продолжение следует/