Тайное пусть станет явным

   В одной из серий «Семнадцати мгновений весны» Аллен Даллес, начиная свои переговоры с представителем Гиммлера Вольфом, просит того сохранить факт их общения в тайне. На что Вольф отвечает справедливым возражением, как в таком случае наши страны смогут заключить договор, ведь вы ещё не президент Соединенных Штатов, а я – не канцлер Германии. Действительно, излишняя секретность переговоров делает их абсолютно бессмысленными. В итоге, с переговорами Вольфа и Даллеса так и получилось: когда о них узнали последовательно Сталин, Борман, Гитлер и, видимо, ещё живой к этому времени Рузвельт, они приказали долго жить.

   Увы, переговоры российского посла в США с генералом Майклом Флинном также не пережили факта своего оглашения. Я сознательно прибегаю к такому нелестному для наших стран историческому сопоставлению, чтобы показать с максимальной наглядностью, что самым неприятным в данной истории является страх действующих лиц (во всяком случае с американской стороны) перед фактом оглашения данных переговоров.

Флинн, похоже, и в самом деле видел себя эдаким Даллесом, вступающим в диалог с какими-то страшными русскими, без которых, однако, порядок на Ближнем Востоке не удержать

   Вполне естественно, что любой посол России в США стал бы прощупывать любого члена будущей американской администрации на предмет возможного снятия санкций. Почти уверен, что точно также поступали послы в США наших стран – от Анатолия Добрынина до Юрия Ушакова – в связи с отменой пресловутой поправки Джексона-Вэника, принятой ещё в начале 1970-х годов. Ни у кого и сомнений не было, что посла СССР, а затем России, будет интересовать эта тема, и он будет задавать соответствующие вопросы тем, кому в ближайшем будущем придется принимать политические решения. Лучше бы это, конечно, делать по защищенной от прослушек линии, а ещё лучше – с глазу на глаз, но это уже другой вопрос.

   Криминальным в данной истории был не факт таких разговоров, а то, что Флинн утаил их содержание от вице-президента. Дело не в репутации вице-президента, это как раз его личное дело.

Просто непонятно, на что мог рассчитывать Флинн или его патрон в этом вопросе, если свои переговоры с русскими они хотели держать в неведении своих коллег по администрации

   Говорю я это к тому, что сейчас Россия и Запад оказываются перед важным выбором, на который стоило бы обратить внимание, потому что момент этого выбора можно проглядеть, оставить его не замеченным. Либо Россия настолько ужасна и порочна в восприятии западного мира, что с её представителями вообще нельзя иметь дело, помимо общих официальных контактов. Либо Россия – нормальный игрок на внешнеполитической сцене, со своими интересами, своей стратегией, своими рискованными ходами, своими ошибками, наконец. И тогда разговоры о «русском следе» следует прекращать раз и навсегда.

   Очевидно, что сейчас все катится в сторону первого выбора. Сенаторов и членов Конгресса спецслужбы регулярно информируют в закрытом режиме об имеющихся у них сведениях о контактах представителей избирательного штаба Трампа с так наз. «российскими шпионами». В прессу стали постепенно просачиваться имена этих самых «шпионов».

Понятно, что с Западом внешним имеет право общаться только «Запад внутренний». То есть те группы, которые лоббируют в России интересы либеральных элит

   Если ты защищаешь права ЛГБТ в России и получаешь поддержку от соответствующих групп в США, то ты – проводник добра и света. Если же ты, не дай Бог, связан с какими-то религиозными консервативными кругами в Америке, кто требует сохранения традиционного института брака, то ты, скорее всего, «русский шпион», общение с которым может быть основанием для должностного расследования.

   Итак, если отношения с «консервативной» Россией заведомо криминальны, а дело идёт именно к этому, то из этой ситуации мы имеем, в общем, два выхода.

   Первый – все контакты с Западом – помимо официальных и заведомо маргинальных — концентрируются в руках российского либерального сегмента, того самого «внутреннего Запада». Разумеется, это будет означать, что «внутренний Запад» в лице своих представителей в бизнес-элите, культуре и политическом истеблишменте приобретает колоссальное влияние внутри страны. По существу, это и есть «возвращение в девяностые», с постепенным выпадением остатка автохтонных элит в жесткую оппозицию к власти. Да, автохтонные элиты предельно ослаблены – «красных директоров» уже нет как класса, Академия наук удачно реформирована, «горячих точек» стало поменьше. Но не следует думать, что автохтонных элит нет совсем, и не следует забывать, что эти элиты при их отчуждении от власти и финансовых потоков могут весьма легко объединяться и переходить в наступление. Вспомним хотя бы 1998 год.

Иначе говоря, вариант очередной «компрадорской сборки» чреват в России десятилетием новой политической дестабилизации. Упаси Бог нашу страну от такого исхода!

   Второй вариант – это цивилизационный изоляционизм. Представители этой доктрины будут говорить, что Запад как поле политической игры для нас потерян, никаких общих целей и задач у нас с ним нет, все контакты носят исключительно прагматический характер. Мы в одностороннем порядке объявляем некоторую окружающую Россию территорию сферой её особых интересов и объявляем, что любое внешнее посягательство на эту территорию вызовет со стороны России действия по «крымскому сценарию». В общем и целом, мы находим одну идеологическую формулу, согласно которой, Запад нам если не вечный враг, то вечный чужой. Вариант симпатичный для патриотов, но тоже не лишенный издержек: в этом случае мы также едва ли избежим острейшего политического конфликта внутри страны, а затем – будем ввергнуты в ситуацию технологической фрустрации, поскольку отставание России от остального мира одним рывком не преодолеть. Нужна адаптация к новым условиям, а попробуй адаптируйся, когда во всех средствах массовой информации тон будут задавать люди с понятным и очень простым набором лозунгов.

Некоторой смягченной формой «изоляционизма» может стать «цивилизационный реализм»

   Главное в этой доктрине – быстрая готовность от изоляции перейти к взаимодействию при наличии доброй воли с другой стороны. Не поступаясь при этом цивилизационными принципами. Да, мы не можем бросить тех, кто хочет присоединиться к российской цивилизации, как и Запад не может оставить на произвол судьбы тех, кто рисковал жизнью и свободой за приобщённость к его цивилизации. Давайте обсуждать как нам обустроить жизнь этих людей, которые волей-неволей (скорее, неволей, чем волей) вынуждены существовать в одном государстве. Да, мы живём на одной планете, но движемся всё-таки разными путями и плывём — хотя и по одной реке, но разными лодками. «Цивилизационный реализм» может быть очень спокойной доктриной, без истерических колебаний в ту или другую сторону, и с некоторой общей осью, не позволяющей этим колебаниям расшатать ту самую лодку до предела.

И, самое главное, если раскачиваясь в диапазоне – от Дугина до Щедровицкого – наша политическая элита наконец укрепится на этой единственной устойчивой платформе, нам не надо будет постоянно стыдиться самих себя

   Потому что самое неприятное в нашей политической жизни то, что мы всё время испытываем неловкость друг за друга, потому что условный Щедровицкий всё время стыдится того, что натворил коллективный Дугин, а условный Дугин не может, не краснея, думать о том, что успел наговорить коллективный Щедровицкий. В итоге, мы прячемся от прессы, когда хотим пообщаться с каким-нибудь высокопоставленным американцем, чтобы вымолить у него согласие на снятие санкций.

   Думаю, время «тайных встреч» прошло, настало время для честного разговора и публичной дипломатии. А в темноте пусть обитают совсем другие животные.

БОРИС МЕЖУЕВ