Жуков «тупо» окружил японцев и «бездарно» по песку размазал

 Жуков «тупо» окружил японцев и «бездарно» по песку размазал

А идея двойного охвата – «плагиат» у Ганнибала

Максим Кустов

Для многих поколений наших соотечественников фамилия Жуков ассоциируется, прежде всего, со сражениями Великой Отечественной, с взятием Ельни и обороной Москвы, с берлинским штурмом и парадом Победы. Для профессиональных «обличителей» отечественной истории Маршал Победы – объект злобной и зачастую крайне непрофессиональной критики.

Здесь вполне уместно вспомнить момент превращения высокопоставленного военного в полководца.

В мае 1939 года японские войска нарушили границу Монгольской Народной Республики и стали продвигаться вглубь ее территории к реке Халхин-Гол. Теоретически причиной конфликта были территориальные споры между Монголией и созданным японцами в Северном Китае марионеточным государством Манчжоу-Го.

Фактически же это была проба сил со стороны Японии, проверка СССР на прочность. Советские войска в соответствии с Протоколом о взаимной помощи, подписанным в 1936 году, вместе с монголами вступили в бой с японцами. Но итоги первых столкновений и на земле, и в воздухе были крайне неутешительны. 

Вот описание происходившего в один из дней начала конфликта: 

«Весь день 28 мая бои носили исключительно упорный характер. Стоявшие в центре полки монгольской кавалерии не выдержали удара превосходящих сил японцев и баргутов (племена, жившие на территории Манчжурии, из которых японцы формировали кавалерийские части – М. К.) и стали отходить. Один из полков отошел к своему командному пункту, второй — к берегу речушки Хайластан-Гол. В такой ситуации пришлось отходить и ротам сводного отряда старшего лейтенанта Быкова. Одна из рот была развернута фронтом на север, другой роте пришлось отбивать наскоки баргутской конницы силой в один полк. Под вечер советско-монгольские войска отошли к линии песчаных холмов». 

Еще более тяжелая обстановка складывалась в воздушных боях. Так, 28 мая на перехват самолетов противника было приказано поднять в воздух 20 советских истребителей. Но из-за неисправностей удалось взлететь только трем. Все они были сбиты японцами. Через два часа после этого боя девять советских истребителей взлетели с аэродрома Тамцак-Булак, чтобы прикрыть переправу через Халхин-Гол. Здесь их встретили 18 японских самолетов. В завязавшемся ожесточенном воздушном бою семь советских истребителей были сбиты и два повреждены. Пять летчиков погибли, остальным удалось благополучно приземлиться с парашютами. За два дня воздушных боев потери советской авиации, в составе которой не оказалось летчиков с боевым опытом, исчислялись в 15 истребителей и 11 пилотов. Японская авиация потеряла всего одну машину.

В Кремле поняли, что дальнейшее развитие ситуации в таком духе не сулит советско-монгольским войскам ничего хорошего. В Монголию были срочно отправлены опытные летчики, воевавшие в Испании и Китае, которым после нескольких недель упорных боев удалось добиться перелома в воздушной войне. 

А для того, чтобы оценить компетентность командования, в зону боев выехала инспекционная группа во главе с комдивом (генеральские звания в РККА еще не были введены) Георгием Жуковым. Вот как он впоследствии вспоминал о своих первых впечатлениях: 

«К утру 5 июня мы прибыли в Тамцак-Булак, в штаб 57-го особого корпуса, где и встретились с командиром корпуса Н.В. Фекленко, полковым комиссаром М.С. Никишевым — комиссаром корпуса, комбригом А.М. Кущевым — начальником штаба и другими. Докладывая обстановку, А.М. Кущев сразу же оговорился, что она еще недостаточно изучена. Из доклада было ясно, что командование корпуса истинной обстановки не знает. Я спросил Н.В. Фекленко, как он считает, можно ли за 120 километров от поля боя управлять войсками. 

— Сидим мы здесь, конечно, далековато, — ответил он, — но у нас район событий не подготовлен в оперативном отношении. Впереди нет ни одного километра телефонно-телеграфных линий, нет подготовленного командного пункта, посадочных площадок.  
— А что делается для того, чтобы все это было?  
— Думаем послать за лесоматериалами и приступить к оборудованию КП.  
Оказалось, что никто из командования корпуса, кроме полкового комиссара М.С. Никишева, в районе событий не был. Я предложил комкору немедленно поехать на передовую и там тщательно разобраться в обстановке. Сославшись на то, что его могут в любую минуту вызвать к аппарату из Москвы, он предложил поехать со мной М.С. Никишеву». 

О своей оценке стиля командования советских войск в Монголии Жуков сообщил в Москву. Вскоре Фекленко был отстранен от командования с формулировкой: «Плохо понимает природу боевых действий в специфических условиях пустынной степной местности» (репрессирован он не был, продолжил службу, воевал в годы Великой Отечественной войны), а Жукову приказано было принять командование советско-монгольскими войсками.

Первая кризисная для нового командующего ситуация сложилась к 3 июля 1939 года. Японцы форсировали реку Халхин-Гол и, оттеснив части 6-й монгольской кавалерийской дивизии, создали плацдарм у горы Баин–Цаган. 

О том, что произошло, Жуков узнал от старшего советника монгольской армии полковника И.М. Афонина. Необходимо было действовать быстро, пока японцы не успели закрепиться, зарыться в землю. 

Казалось бы, соотношение сил было явно не в пользу советских войск. Противник, по оценке Жукова, успел сосредоточить на горе Баин-Цаган более десяти тысяч штыков; советские войска имели возможность сосредоточить против них чуть более тысячи штыков; в японских войсках было около 100 орудий и до 60 противотанковых орудий. У советских войск – немногим более 50 орудий. 

Однако у Красной Армии был козырь – решительный перевес в танках. После первых столкновений с советской бронетехникой японское командование запретило своим танкистам вступать в бой не только против советских танков, но даже и против бронеавтомобилей. Японские бронированные машины и танками-то назвать было трудно, настолько они были несовершенны. 

Жуков впоследствии вспоминал: «В наших рядах сражалась 11-я героическая танковая бригада, имевшая до 150 танков, 7-я мотоброневая бригада, располагавшая 154 бронемашинами, и 8-й монгольский бронедивизион».

Он не случайно назвал 11-ю танковую бригаду героической – именно она сыграла решающую роль в боях, которые потом назовут «баин-цаганским побоищем». Бригаде прямо с марша пришлось атаковать, практически без поддержки пехоты.  
Поэт Константин Симонов, бывший на Халхин-Голе в качестве военного корреспондента, создал в поэме «Далеко на Востоке» уникальное поэтическое описание марша бригады и танковой атаки. 

Чего стоил один только марш, когда «бригада шла по барханам, от самого Ундурхана». 

Во время короткого привала «майор просыпается от ожога – он прижался щекой к броне, – шестьдесят градусов Цельсия». У измученных жарой людей начинаются миражи – «как это ни странно – с башни видна вода, настоящая вдруг, голубая, а над ней – ивы». И первые потери начинаются еще до вступления в бой – из-за жары, особенно невыносимой внутри танков: «Кого-то хватил удар. За бугром, в стороне, экипаж ему наспех роет могилу».

А как Симонов сумел описать саму танковую атаку, в которую бригада пошла практически без поддержки пехоты: «В броневом стекле вниз и вверх метались холмы. Не было больше ни неба, ни солнца, только узкий кусок земли, в которую надо стрелять». Один за другим загорались атакующие танки, подбитые японскими артиллеристами, подожженные бутылками с горючей смесью. Применяли японцы и свое, никем кроме них не используемое противотанковое средство – мины, которые бамбуковыми шестами подсовывали под гусеницы танков.  Но, «согласно приказу оставшиеся в живых шли, не глядя, шли мимо, мимо праха товарищей, мимо горящих могил, недописанных писем, недожитых жизней».

Жуков вспоминал: «Бой продолжался день и ночь 4 июля. Только к 3 часам утра 5 июля сопротивление противника было окончательно сломлено, и японские войска начали поспешно отступать к переправе. Но переправа была взорвана их же саперами, опасавшимися прорыва наших танков. Японские офицеры бросались в полном снаряжении прямо в воду и тут же тонули, буквально на глазах у наших танкистов».

Так впервые заявил о себе полководец Жуков. Добившись первого масштабного успеха и отбив у японского командования охоту к наступательным операциям, он начал готовить разгром всей группировки противника.

Наступление, начавшееся 20 августа 1939 года, завершилось окружением и уничтожением японской группировки. К 31 августа были ликвидированы последние очаги сопротивления. 

Нарком обороны К.Е. Ворошилов в приказе 7 ноября 1939 года писал: «Подлинной славой покрыли себя бойцы и командиры — участники боев в районе реки Халхин-Гол. За доблесть и геройство, за блестящее выполнение приказов войска, участвовавшие в боях в районе реки Халхин-Гол, заслужили великую благодарность». 

С такой оценкой исхода сражения в Монголии нельзя не согласиться. Воспоминания о поражении, которое им устроили войска Жукова, сыграли очень важную роль в том, что японцы в самые критические для СССР дни Великой Отечественной так и не рискнули атаковать его границы. Если бы Жуков выиграл одну только битву в Монголии, его имя навсегда вошло бы в историю нашей страны. Но впереди у него были сражения Великой Отечественной…

Почему бы «обличителям» не описать роль Жукова на Халхин-Голе таким образом: «Жуков тупо окружил японцев и бездарно по песку размазал. Да ведь не было в этом ровным счетом ничего нового, еще Ганнибал в 216 году до нашей эры в сражении при Каннах двойной охват использовал. А Жуков его идею использовал, следовательно, он – плагиатор»?

Максим Кустов