Стабильное чрезвычайное положение

Философ Иван Микиртумов о провале государства, воспроизводящего ЧП

       Главный ньюсмейкер последних недель – Дональд Трамп. Всем интересно, что он сделал, что сказал, о чем подумал, что, возможно, сделает или скажет, о чем, возможно, подумает. Случай, действительно, редкий: избранный политик пытается удержать темы, темпы и риторику предвыборной кампании.

История указа Трампа от 27 января о временном запрете въезда в США граждан ряда стран с мусульманским населением показательна. По заявлениям прокуроров действие указа было приостановлено судебными властями вплоть до рассмотрения вопроса о его конституционности. Администрация отреагировала сначала ворчанием и намеками, мол, «сами будете виноваты, если что-то случится», а затем смирилась и принялась разрабатывать указ заново. Интересное и необычное для практики госуправления состоит не в юридической коллизии, а в столкновении дискурсов, а именно мобилизационной риторики Трампа и деловитой рассудительности юристов-судей и госчиновников. В результате гиперреальность осажденной крепости испарилась, «священные» словеса о национальной безопасности, терроризме, защите границ, «часе действий» как орехи отскочили от институционализированной коллективной рациональности и здравого смысла. Бой был, конечно, не последним, трения между президентом Трампом и государством, коему он глава, кажется, только начинаются.

        Риторика драматических обстоятельств, чрезвычайных полномочий и решительных мер «здесь и сейчас» традиционна, как и роль героя – спасителя отечества, а в истории мы находим множество прецедентов введения в том или ином виде чрезвычайного положения. Это бывает событием, а бывает и процессом – когда элементы чрезвычайщины накапливаются постепенно. 

        В отличие от Дональда Трампа российский президент Владимир Путин пребывает в гармонии и с политическим классом, и с госаппаратом. Известного рода чрезвычайщина давно превратилась в рутину, в повседневный дискурс, используемый как для реализации самых обыкновенных управленческих решений, так и для выдающихся проявлений лояльности. В последней сфере царит самое большое оживление, что, несомненно, связано с усилением борьбы за куски худеющего властного пирога. Тут уместно будет вспомнить одного из теоретиков чрезвычайной власти – Карла Шмитта, который указывал на то, что введение ЧП – это прерогатива суверена. Если так, то остается только подсказывать, где и что надо немедленно спасти, улучшить или углубить, а там уж надеяться на то, что предложение будет услышано.

И вот к «суверену» устремляются все новые и новые предложения по расширению ЧП, вносят их многочисленные активистки и активисты: один с хоругвиями, другая с чувствами верующих, третий с пределами уступчивости, четвертая с Николаем II, пятый с законом о защите чести и достоинства, шестая с «пропагандой гомосексуализма и педофильским лобби», седьмой с зарубежным усыновлением сирот, восьмая с соборами, памятниками и мемориальными досками, девятый с заменой выборов референдумом о доверии и т. д. и т. п. Эта публика продает чрезвычайщину, выкрикивая «священные слова» разных видов и в разных сочетаниях, требуя немедленно и всеми силами спасать «духовность», нравственность, историческую правду, патриотизм, единство, «мир во все мире», на фоне перманентного чрезвычайного «собирания русских земель», отстаивания «геополитических интересов», учреждения «диалога цивилизаций» и построения «русского мира». Эмоциональный фон повышен, в голосах сталь, в глазах слеза, головы холодные, сердца горячие.

          Достаточно один раз взглянуть на этот карнавал чрезвычайщины, чтобы заметить, что деятельность масок одобряема и что активисты убеждены в заинтересованности «суверена» в дальнейшем расширении ЧП. Свидетельству этих практичных людей можно верить: проводимый в последние 15 лет курс на расширение ЧП есть результат осознанных и последовательных усилий. Но я не видел ранее и не вижу сейчас ни объективных оснований, ни государственной целесообразности такого политического развития ни в одном из его аспектов. Стратегия удержания власти в режиме «стабильного чрезвычайного положения» устарела, современные общество и государство лучше справляются с любыми опасностями, когда их институтам обеспечивается возможность работы в обычном режиме, и для России это верно не менее, чем для других стран. И если вдруг скромная и хорошо просчитанная цель российской власти состоит в том, чтобы в следующие несколько десятилетий обеспечить стране позицию не стремящейся к модернизации «региональной державы» с автократическим режимом и ресурсной экономикой, то и для ее достижения потребуется найти такой баланс между свободным саморегулированием общества и господством правящей группы, который позволил бы по крайней мере избегать дальнейшей деградации. Этот баланс давно уже смещен не в пользу общества, и мельтешение чрезвычайных мер лишь усугубляет положение.