Виктор Шендерович «Особое мнение» 9 февраля 2017

     https://youtu.be/dqqQ7y3TMBA Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». Я рада приветствовать в этой студии писателя, журналиста Виктора Шендеровича. Здравствуйте.

В. Шендерович― Добрый вечер.

Т. Фельгенгауэр― Минкультуры сочло заслуживающей внимания инициативу учредить день патриотизма в РФ. Нужны дополнительные аргументы, может, вы поможете как-то. Нужен же нам день патриотизма.

В. Шендерович― Если бы была какая-то медицинская гарантия, что это будет ограничено одним днем, и все эту пошлость и шелуху можно будет сгрести туда, а в остальные 364 дня жить по-человечески, без пошлости и без шелухи, — то я бы, да, такую антисанитарную зону завел бы. И пусть бы у них был один день, а остальные 364 мы бы жили как просто нормально, дышали бы. Просто любили бы родину, без начальства. Потому что это уже не патриотизм. Хотя он переводится так, но — любовь к родине вещь тихая, приватная, интимная. Любишь себе и любишь. Как ребенка, жену, маму. Никому не говоришь об этом, ничего не празднуешь.

Т. Фельгенгауэр― Выяснится, что вы неправильно любите родину.

В. Шендерович― Вот я и хочу, чтобы все, кто знает, как мне правильно любить родину, собрались в одном месте в один день, спраздновали там свое знание, как надо любить родину и оставили в покое меня. И всех остальных россиян. Всем было бы лучше. И дешевле, замечу. Если бы это ограничивалось одним днем. Но, к сожалению, так не получится. Они будут плясать у нас на голове круглые сутки, 365 дней в году. И учить нас любить родину. Вот просто еще выделяет финансирование под это. Ведь любовь к родине у них выражается, как правило, в распиле бюджетов. Вот сейчас выделят очередной бюджет — и те, кто успеют прорваться, те и будут главными патриотами. Так у нас определяется патриотизм. Кто прорвался к кормушке – тот и патриот.

Т. Фельгенгауэр― Но вообще как объяснить эту любовь к празднованиям. Лично для меня еще удивительная штука, что уже третий год подряд пытаются отпраздновать годовщину Олимпиады.

В. Шендерович― Должны быть какие-то праздники.

Т. Фельгенгауэр― Нечем гордиться больше?

В. Шендерович― Послушай, ценники праздновать не будешь, инфляцию не будешь. Цинковые ящики праздновать не будешь. Обрушение бюджета, «страну-изгоя» — не будешь. А что-то надо праздновать. Нужны праздники для народа, для пипла — нужно как-то поддерживать… Олимпиада прошла, до мундиаля еще не дожили, надо как-то занять людей! Вот — будем занимать праздниками. Вот еще один выдумали! Опять патриотизм. «День самоеда» я бы его назвал. Надо объединить, по Райкину, еще: некрофила и самоеда.

Т. Фельгенгауэр― Еще мило конечно праздновать это 6 августа как предлагает Владимир Шаманов. В день введения продуктового эмбарго.

В. Шендерович― Я именно про это и говорю! Простите, что не сказал. Именно поэтому «самоеда». Свое едим. Нет, послушайте, наше умение, вообще… Когда я это прочитал, — клянусь, я сначала полез в источники: у меня было ощущение, что это какая-то шутка. Элегантная шутка. И должен сказать, что есть ощущение — и не в первый раз, — что они нам подмигивают как бы. Это слова — «как бы» и «типа» — царят надо всем. «Ну, ребят, вы же понимаете, что мы не всерьез, что мы придуриваемся. Вы же понимаете, что нельзя всерьез праздновать день, когда мы ввели продуктовое эмбарго!» Отказали жителям своей страны в еде, вкусной. Это странно праздновать. Этого надо стесняться. Но люди, которые предлагают это праздновать, — такое ощущение, что нам подмигивают и говорят: вы же понимаете, что мы понарошку. Вы же понимаете, что мы придуриваемся.

Т. Фельгенгауэр― Мне кажется, вы думаете о них лучше, чем они есть.

В. Шендерович― Тогда дело совсем плохо, если они даже и не придуриваются. Тогда просто тупые. Но, как сказано в фильме «Кин-дза-дза!», — народу нравится.

Т. Фельгенгауэр― А чего бы не ввести праздник — день избрания Дональда Трампа президентом США. Вот уж национальный праздник в России.

В. Шендерович― Жизнь не перешутишь, Таня. И повторяю, когда я это прочитал, первая мысль: вполне элегантная и жесткая шутка! Оказалось, нет, оказалось все запущено именно до такой степени. Ну, значит, будем праздновать. Раз начальство сказало. У нас же праздники по отмашке начальства. У нас же своих нет. Так, чтобы мы сами. То есть они есть, конечно, но  я думаю — ну новый год остался.

Т. Фельгенгауэр― День победы.

В. Шендерович― Но его уже обсидело государство вовсю.

Т. Фельгенгауэр― День космонавтики.

В. Шендерович― Да, те, кто помнят… Последние дни, когда — те, кто помнят этот праздник… Я не помню, мне было три года, но те, кто помнят, у них светлеют лица. Потому что это был, может быть, по их воспоминаниям, один из последних дней, когда мы были народом. Когда люди высыпали на улицы, после 9 мая 1945 года, видимо, следующий был 12 апреля. Наверное, какой-то похожий был 22 августа 1991. Когда ощущение, что мы народ все-таки. Не население, а народ. И что нас что-то связывает главное — и что не стыдно быть русским (советским), а даже почетно, радостно. А так — испытываешь, конечно, чувство неловкости при любом соприкосновении с государством. Вот — государство обсидело родину, живого места нет. Ты приезжаешь на родину, а попадаешь в плотные и пахучие объятия государства. Которое уже дышит твоим воздухом.

Т. Фельгенгауэр― В разрезе того, что все превращается в издевку как бы, типа, вот вчерашний приговор Алексею Навальному и Петру Офицерову.

В. Шендерович― Это же была шутка, что этот судья взял флешку у того судьи! Я  забыл фамилии.

Т. Фельгенгауэр― Блинов и Втюрин.

В. Шендерович― Да, что Втюрину просто привезли флешку от Блинова! Это была шутка! Потом выяснилось, что это не шутка. Сегодняшнее сообщение Навального – до опечаток повторен приговор! Это была флешка, Таня, буквально! Без всяких метафор. Это была эта же флешка. Он вместе с опечатками зачитал тот старый приговор. Они ленивые еще, кроме всего прочего. Они не просто скоты и негодяи преступные, они еще и лентяи. Они еще даже не догадались хоть немножко симулировать, для будущих каких-то процессов, не дай бог.. Они даже не додумались посимулировать немножко независимость этого суда. Вот все — «типа, как бы»...

Т. Фельгенгауэр― Может и хорошо, что все так честно.

В. Шендерович― Хорошо. До определенной степени хорошо. В каком-то смысле мы входим в такой поздний совок. Потому что все тоже подмигивали друг другу. На комсомольских собраниях, на профсоюзных, партийных… Все понимали: «строительство коммунизма». Сейчас мы немножко поговорим, а потом пойдем по своим делам (у нас есть свои дела интересные). А тут начальство строит коммунизм, ему надо как-то обозначить (участие), чтобы отстало. В этом смысле — очень узнаваемая симптоматика. И очень узнаваемая судьба будет, разумеется. Потому что в тот момент, когда придет время это защищать, как в 1991 году, вдруг выяснится, что — ни одного коммуниста просто! Один Ахромеев застрелился, и Пуго. Два человека, несколько принципиальных коммунистов осталось, которые действительно… А остальные… Даже Владимир Владимирович Путин как-то вдруг раз — и не коммунист. Раз – и демократ. И все кругом демократы. И никто за Феликса Эдмундовича, когда его сносили… Там не был замечен Владимир Владимирович Путин, и Сечин, и все другие чекисты и комсомольцы — на защите памятника Феликсу Эдмундовичу. Как-то все в этот момент были демократы. Эта судьба ждет этот режим, когда все рухнет. Когда – не знаю, но когда рухнет, количество людей, которые вступятся… За права Владимира Владимировича будет вступаться Лев Александрович Пономарев. Помяни мое слово. Один.

Т. Фельгенгауэр― Может быть Наталья Поклонская. Она девушка искренняя.

В. Шендерович― Нет, Наталья Поклонская пойдет работать по какой-нибудь другой специальности.

Т. Фельгенгауэр― Еще хотела бы про Алексея Навального. Как вы считаете, для него в принципе ничего не изменилось. Слегка подвешенное состояние, полная неизвестность.

В. Шендерович― По большому счету, ничего не изменилось, потому что его в этом состоянии держат многие годы. Многие годы он на коротком поводке у власти. Которая дает ему понять, что она может делать с ним, что захочет — и будет делать что захочет. И он прямо об этом сказал: что телеграмму понял. Телеграмма была…

Т. Фельгенгауэр― Но сажать боятся.

В. Шендерович― А им не надо его сажать. Зачем его сажать буквально? Зачем сейчас его сажать? Нет, там еще идет борьба, сам себя цитирую — «жандармов с хитрованами». Как там будет к 2018 году, что там будет… Зачем? Он на поводке. В любую секунду его можно не пустить в избирательные списки, в любую секунду это можно все прекратить, в любую секунду — новое уголовное дело, срок, а на худой конец у нашего барина есть и Рамзан Кадыров (я уже говорил), который решает персональные проблемы. Все есть: Останкино — чтобы замочить, Яндекс – чтобы не дать собрать деньги. суды – чтобы посадить. Убийцы — чтобы убивать. Все есть у нас. Зачем? Ему дают понять, что он под полным контролем у государства. А вот мы-то как? И как системная оппозиция, которая в этой ситуации… никто не испытывает неловкости. Никто не выйдет и не скажет: мы не хотим участвовать в подложных выборах, мы хотим победить в честной борьбе.

Т. Фельгенгауэр― Вы от Зюганова этого ждете или от Жириновского, стесняюсь спросить.

В. Шендерович― От Зюганова и Жириновского – нет. От Явлинского было бы хорошо. Мне было бы приятно.

Т. Фельгенгауэр― Это правда этого ждете от Явлинского?

В. Шендерович― Ничего я не жду от Явлинского, Таня, конечно. Но мне было бы приятно, чтобы один приличный человек в системной оппозиции нашелся, который сказал бы, что это подлость: «у нас с Алексеем Навальным разная идеология, мы с ним идеологические противники, но то, что вы делаете — это подлость. Он должен участвовать в выборах, потому что не воровал он ни французской парфюмерии, ни вятского леса. Ни плакатов. Он гражданин, который имеет право участвовать. И я намерен его победить — хотя бы в борьбе за второе место». Мне было бы это приятно. Я, может быть, проголосовал, кстати, за Явлинского, потому что мне он идеологически, конечно, ближе. А вот стиль поведения — не ближе. Но это ладно, это второй вопрос. У Навального ничего не изменилось. Про Зюганова, Жириновского и третьего системного…

Т. Фельгенгауэр― Миронов.

В. Шендерович― Зачем ты вспомнила? Так бы хорошо его и не вспоминать. Неважно. Вот этот «третий системный»... Их нет. О них нечего говорить поэтому. Для Навального ничего не изменилось, ничего не изменилось для нас, мы живем в стране, где не будет выборов. Где будет намечено переназначение начальства. И они сейчас решают, каким образом эффективнее и безопаснее это сделать. С наименьшими потерями. Они хотели бы, чтобы была высокая явка, для этого желателен Навальный…

Т. Фельгенгауэр― Но вы на эту удочку не попадаете, Виктор Анатольевич.

В. Шендерович― В каком смысле?

Т. Фельгенгауэр― И не пойдете на выборы.

В. Шендерович― Как пойдет. Еще раз: речь не о том, пойду ли я или нет, а речь о том, что — если заведомо списки на участие в забеге составляются и утверждаются в Кремле (а мы знаем, что это так), — то это не выборы. Надо просто понимать, что это не выборы. Это может быть своего рода референдум! Как был референдумом поход его в 2013-м году в мэры Москвы. Это был референдум. Который он блестяще выиграл. И выяснилось, что несистемный Навальный, человек, своровавший вятский лес, в Москве набирает 30% голосов. Больше, чем все системные оппозиционеры, вместе взятые. Это был — референдум. И этот референдум власть приняла к сведению. Она увидела возможности Навального, и она побоится, видимо, выпускать его в чисто предвыборное поле. Потому что она понимает его возможности. Что он без всякого Останкино может доставить большие хлопоты. Поэтому они сейчас там решают… Но в любом случае, у них, пока власть у них, не будет никаких выборов. Так что ситуация не изменилась: они просто еще раз зафиксировали, скажем так, правила игры.

Т. Фельгенгауэр― Еще одну тему хочу обсудить. Пришли скорее обнадеживающие новости о состоянии здоровья Владимира Кара-Мурзы младшего.

В. Шендерович― Дай бог.

Т. Фельгенгауэр― Следственные органы как-то не очень активно хотят в этой истории разбираться.

В. Шендерович― Это ты мягко сказала.

Т. Фельгенгауэр― Притом, что Владимир Кара-Мурза младший уже второй раз попадает в больницу при одинаковых обстоятельствах.

В. Шендерович― Даже если бы это была единичная история — отравление одного из ведущих оппозиционеров, то если бы это было не в России, это стало бы предметом сильнейшего и внимательного расследования, парламентского независимого правосудия! Нет ли тут следов каких-нибудь власти? В любой стране такого рода отравление было бы немедленно… это был бы главный скандал! И СМИ неделю бы ни о чем другом не рассказывали как о ходе этого расследования. Уверяю тебя. В нашем случае — имя Кара-Мурзы встает в один ряд (эти две истории) — в один ряд с историями Щекочихина, отравленного загадочно. Политковской (бесланский случай), отравленной загадочно. Литвиненко, отравленного уже не загадочно. Потому что не на территории России, и успели расследовать, и следы привели в Россию, во власть! В самую власть. И вот — очередной случай. Это только то, что мы знаем. Там есть еще менее известные случаи. Так вот, может можно констатировать, что раз за разом случаются загадочные убийства или покушения на убийства оппозиционеров. И ни одного уголовного дела даже! Тут я все время цитирую Леца: некрасиво подозревать, когда вполне уверен. И у меня нет никаких вопросов, на самом деле, ни к Бастрыкину, ни к Чайке. А вот скажем, к офицерам, работающим в прокуратуре, в Следственном комитете, у меня тихий вопрос: скажите, вы там все переключились на обслуживание кооператива «Озеро»?

Или среди вас есть, например, офицеры? Ну, верные присяге. Вот такие вещи… Офицеры! Или это все корпоратив кооператива «Озеро»? Охранное предприятие кооператива «Озеро». Я надеюсь, что вопрос не риторический. К вашим шефам вопросов нет, это преступники. О чем известно довольно подробно. А вы там как себя чувствуете? Вас там сотни, тысячи офицеров. Присягу приносили, правда? Обращаюсь я к офицерам. Это я хочу призвать к массовому экстремизму, заключающемуся в настойчивом уважении к Конституции РФ. К следованию законам. Вообще дело нешуточное. Не только у Кара-Мурзы, дай ему бог выбраться — и уехать из этой бандитской страны. Где власти твердо намерены отомстить ему за личное составление списка Магнитского. За личное участие в составлении поименных санкций. Мотив… Кстати, граждане из Следственного комитета и прокуратуры! — во всех случаях: Щекочихин, Политковская, Литвиненко, Кара-Мурза два раза – мотив-то очевидный. Он на поверхности. Особенно и расследовать ничего не надо. Только захоти.

Т. Фельгенгауэр― Сами против себя возбудить уголовное дело и сами себя посадить в тюрьму.

В. Шендерович― Я уже цитировал здесь: главное в ходе расследования не выйти на самих себя. Вот видать, боятся выйти на самих себя. Найти исполнителей очень легко. Просто в собственных коридорах. Не исключено, что… Вопрос риторический — до поры, до времени. Потому что однажды все это лопнет, конечно. Сколько должно погибнуть лучших людей — погибнуть, стать инвалидами, уехать, это вопрос. Не риторический. Но однажды все это, конечно лопнет. И чем дольше это будет вот так, чем дольше будет накапливаться этот гной, тем тяжелее потом, конечно, будет. Это мы мягко перешли к теме неизбежно прекрасного будущего.

Т. Фельгенгауэр― Да, Владимир Путин сказал…

В. Шендерович― Которым нас успел напугать Владимир Владимирович.

Т. Фельгенгауэр― Прекрасное будущее неизбежно, вот он огляделся, посмотрел на молодых ученых, наградил их всячески и заверил, что прекрасное будущее неизбежно.

В. Шендерович― Не знаете ли, как его речь звучит по-французски?

Т. Фельгенгауэр― К тому, что вы не убежите от этого, Виктор Анатольевич.

В. Шендерович― Да, я про это и сказал. Что — угроза. Так вот, в переводе на французский это звучит «бла-бла-бла». То, что он сказал. «Бла-бла-бла», повторяю. На своем легком французском языке. Потому что наше сегодняшнее настоящее — это бывшее будущее. В 2001 году или в 2000 на вопрос западного корреспондента: а что будет через 10 лет, он ответил: мы будем счастливы. Видимо, сейчас уже время перерыва. Потом приступим к подробному описанию этого счастья … по версии Владимира Владимировича Путина. Значит, прекрасное будущее путинское уже наступило! Потому что он его объявил в нулевом году или в 2001 году, что — будем счастливы в будущем. Вот — прошло 15 лет. Мы уже можем замерить уровень этого счастья. А тут еще, недавно… сегодня буквально… в фейсбуке посмотрел отрывки из предвыборной речи на съезде партии «Единой России» в 2011 году. И там были планы на пять лет! Знаешь, в прошлом году мы где оказались? Не там, где ты думаешь.

Т. Фельгенгауэр― У меня очень много вариантов…

В. Шендерович― Вариантов не так много. Но в 2011 году предполагалось, что мы окажемся (через пять лет) в пятерке ведущих экономик мира. Как тебе? Ноу комментс.

Т. Фельгенгауэр― С какого края.

В. Шендерович― Хотели войти в пятерку, вышли из «восьмерки» за это время. Еще там говорилось о полном искоренении коррупции к 2016 году. Неплохо? Кардинальном подъеме образования и (выводе) здравоохранения на новый уровень. Полная ликвидация нефтяной зависимости! К 2016 году! Это про будущее. Про светлое будущее, которое уже наступило — и мы можем его пощупать, если не боимся ободрать ручки об эту мечту.

Т. Фельгенгауэр― У меня просто по поводу нефтяной зависимости сразу вспомнился сегодняшний заголовок: «Роснефть» объяснила акцию нацболов у московского офиса провокациями Ходорковского…

В. Шендерович― Конечно. Ходорковский с Лимоновым, конечно.

Т. Фельгенгауэр― Против «Роснефти» мутят.

В. Шендерович― Штука в том… Тут что интересно — кому это предназначено все? Из «Роснефти» идущее. Я не про нефть говорю, а про их пиар. Вот кто поверит, что Ходорковский что-то планировал вместе с Лимоновым? Сколько надо подряд часов смотреть Первый и Второй канал, чтобы поверить в то, что у этих двух людей может быть вообще какая-то точка для переговоров, что-то могут вместе планировать. Это рассчитано на быдло, на пролов, это рассчитано на людей, вообще без какой бы то ни было вообще критики. Это показатель — очень характерная вещь, я о ней не знал; о «провокации» знал, а о комментарии не знал. Этот комментарий просто в очередной раз показывает уровень нашего счастья. Слюна течет из орта уже, сидим, лупаем глазками, счастливы… по-своему. Такие люди счастливы, да. Только радости немного.

Т. Фельгенгауэр― Вы же помните, чем заканчивается «1984». Он любил Большого брата.

В. Шендерович― Да, но для этого нужно ужасный эксперимент произвести с человеком! Да, конечно, мы к этой любви приближаемся. Кстати, я позавчера говорил об этом на канале «Дождь»: роман Оруэлла вошел в десятку, в топ произведений, которые сейчас покупаются.

Т. Фельгенгауэр― За  рубежом.

В. Шендерович― Да, мир что-то чует, чует приближение Большого брата! Это перестало быть художественной литературой. Это стало снова жесткой антиутопией. Это снова стало предупреждением, каким и было. Мощным предупреждением. Страшным. От которого вздрогнул весь мир. Это гениальная вещь. И это перестало быть историей, это стало снова предупреждением. Большой брат с нами.

Т. Фельгенгауэр― Таким же предупреждением, как и неизбежность прекрасного будущего, предупреждение из уст Владимира Путина.

В. Шендерович― Разная мера таланта. В предвидении. И, собственно говоря, Оруэлл пережил именно… Степень точности диагноза поражает. И Оруэлл, как выяснилось, писал правду! А Путин все время лжет и попадается, но его преимущество в том, что он после того, как попадается, он продолжает лгать дальше. А поскольку вчерашних газет как мы помним по Оруэллу, нет, а память вся ушла на «боярышник» — можно говорить населению все, что угодно. Оно просто не помнит вчерашнего дня. Поэтому на лжи этого господина никто, конечно, не поймает. Поэтому-то и счастливы.

Т. Фельгенгауэр― Вы извините, что я сегодня вам все время сую заголовки. Это на самом деле не очень профессионально, заниматься исключительно чтением заголовков.

В. Шендерович― Почему, очень здорово.

Т. Фельгенгауэр― Но просто был опрос сегодня Левада-центра, согласно которому довольно значительный процент россиян считает, что журналисты просто неверно передают слова Путина.

В. Шендерович― А, какая прелесть!

Т. Фельгенгауэр― Корень всех зол.

В. Шендерович― Вообще, если нас всех куда-то растворить…

Т. Фельгенгауэр― 58% считают, что журналисты неправильно передают слова Путина.

В. Шендерович― Не верят своим ушам. Прелесть. Нет, тут можно сколько угодно смеяться, но в какой-то момент смех начинает становиться нервным, конечно. Потому что степень… Вот видишь, даже в процессе нашего эфира ты мне какие-то вещи подкидываешь, факты, о которых я не знал — и, оказывается, меня можно изумить!

Т. Фельгенгауэр― История с диссертацией Владимира Мединского, она изумляет или она скучная и предсказуемая.

В. Шендерович― Это дежурное, ну — «жулики и воры». Сказано же 150 лет назад: жулики и воры.

Т. Фельгенгауэр― Отчаянно пытались…

В. Шендерович― Кто пытался? Некоторое количество честных людей зафиксировало… И то, как они отказались рассматривать это по существу, это как суд над Навальным. То, что судья отказывается рассматривать дело по существу означает, что суд куплен. То, что они отказываются рассматривать диссертацию Мединского означает, что те, кто подозревали его в плагиате, правы. Вот и все. Жулики и воры.

Т. Фельгенгауэр― В ненаучности, не в плагиате.

В. Шендерович― В ненаучности. Научность там вообще — я просто диссертацию его, конечно, не читал, но в книжки пару раз заглядывал. Это — песня. Историки вокруг валяются в обмороке. Я-то хоть еще держу этот удар, а историки просто падают в обморок. От того, что написано. Это удивительно. Мединский даже на фоне своих собратьев по «Единой России» — это… Как сказано было про Фроима Грача: «слывший среди биндюжников грубияном». То есть, конечно, Мединский среди них жуликоватый. Ну, что поделать — вот такой… Дело же не в том, что он такой, повторяю — он министр культуры РФ! Дело не в их персональных качествах, а в статусе. В каждом государстве есть какой-то человек, похожий на Рамзана Кадырова, я подозреваю. Или на Сечина. Или на Путина. Просто они не всегда занимают руководящие посты в государстве. Не всегда полторы сотни миллионов человек зависят от ментальности таких людей как Кадыров, Сечин, Путин. Не везде так!

Т. Фельгенгауэр― Как тут ни вспомнить недавние выборы президента в США.

В. Шендерович― Совершенно верно. Разница довольно существенная и очевидная. Мы видим в последние три недели, как работает разделение властей. Просто школа! Вот вам независимое правосудие в полной красе — просто отменяют неконституционный указ президента и все, точка. Вот вам независимая пресса, которая работает на полную катушку. Вот вам свобода выхода на улицы — и никакой ОМОН заметьте, не встречает и не будет встречать демонстрантов против Трампа! Потому что глава тамошнего ОМОНа заглядывает в Конституцию, а не в глаза Трампу. Потому что он точно знает, что Трампа не будет, а Конституция будет! Там так устроено. Сейчас очень тяжелые времена для Америки. Очень лихое испытание. Но такое ощущение, что больной переживет прививку. А если он переживет прививку, он выйдет поздоровевшим. Америку давно так не трясло. Давно американские ценности, то, что мы привычно называли «американскими ценностями», не подвергалось такой проверке на вшивость. Пока что по моим наблюдениям, общество приходит в себя, и эту проверку с большой вероятностью пройдет. А нам-то чего? Нам только наблюдать и учиться, — может быть, впрок. Смотреть, как это бывает в свободных странах. Вот — бывают такие судьи, которые не флешки друг другу передают и бубнят с кашей во рту что-то, а внятно формулируют. И юристы, которые делают карьеру на том, что (это Пархоменко сформулировал замечательно) защищают закон, а не нарушают его. И журналисты, в том числе «Фокс ньюс», я уже обращал внимание. Журналист «Фокс ньюс» задал этот неудобный вопрос! Республиканец, не демократ. Значит, журналисты осознают свою важность в системе американских ценностей. И народ американский… Я должен сказать, что я последние годы довольно часто там бывал, бываю. И довольно обширное наблюдение в разных штатах. Очень разные штаты. Очень разный электорат! Этнически, социально, как угодно. Ничего общего. 50 разных государств. Алабама не имеет ничего общего с Калифорнией. Техас не имеет ничего общего с Нью-Йорком. Все разное. Все по-разному устроено. Новая Англия, красный пояс их библейский… Все совершенно разное! Они кто угодно, но вот — они не крепостные. Они там очень разные, но не крепостные.

Т. Фельгенгауэр― Очень много вопросов по sms, не могу их проигнорировать. События на востоке Украины, погибший в теракте полевой командир.

В. Шендерович― Это не событие. Это быт уже. Они отстреливают друг друга. Или их отстреливает кто-то. Это быт той мерзости, той войны, которую развязал Путин. Он их кинул, конечно, тоже. Он всех кидает — и их кинул. Они надеялись, что за ними следом придет российская армия; она не пришла. Потому что у Путина свои соображения. Он использовал это для накачивания своего рейтинга, потом тихо слил, сдал. Они много знают, действительно. Кто именно их убрал? — тут мотивы есть и у украинской стороны совершенно внятные (и ясные, и законные). Потому что это оккупанты, которые на их территории находятся.

Т. Фельгенгауэр― Конкретно этот человек был гражданином Украины.

В. Шендерович― Да, тем не менее, это преступник, это военный преступник. Есть мотивы и у московских кураторов: мы заметили, что повальный мор среди полевых командиров, и так далее… И там собственно уже почти никого не осталось из местных-то. Все как-то тихо разъехались. Стрелков в Москве. Кто-то в Крыму. Там тихонечко слито это все. И Путин только будет продолжать поддерживать напряжение, чтобы истощать Украину и торговать этим с Западом. А сама тема — она в России, конечно слита.

Т. Фельгенгауэр― Захар Прилепин зато получил правительственную премию сегодня.

В. Шендерович― А это главная победа Новороссии. Я поздравляю.

Т. Фельгенгауэр― Почему бы и нет.

В. Шендерович― Должны быть какие-то победы у Новороссии! 10 тысяч человек положили насмерть, миллиарды выбросили в трубу. Покалечили бог знает сколько, убили бог знает сколько, раздербанили соседнюю страну. Выбросили себя из мирового сообщества… Должны быть и какие-то приятные вещи. Вот — Захар Прилепин получил какую-то премию. Прекрасно!

Т. Фельгенгауэр― Но вы думаете, Путину это уже неинтересно?

В. Шендерович― Путину интересно, чтобы ему было чем торговать с Западом. Он будет торговать отступным от ада. Я могу сделать ад, большой ад, говорит он, но если мы договоримся, я могу сделать маленький ад. Давайте договариваться, говорит Путин. Это единственное, что он может предложить — вместо всех девайсов, вместо всего Сколково. Единственное, что мы можем предложить мировому сообществу — это отступные за ад.

Т. Фельгенгауэр― Вот он, разброс от ада до неизбежного прекрасного будущего.

В. Шендерович― Это одно и то же.

Т. Фельгенгауэр― Виктор Шендерович в программе «Особое мнение». До свидания