СВЕРКАЮЩИЙ ЛЁД

СВЕРКАЮЩИЙ ЛЁД

   Вот и сбылось то, что должно было сбыться. Это не оказалось неожиданностью ни для меня, ни для жены. Мы были готовы.

   Семь часов вечера. Я сижу на балконе. Вихрится мелкий снежок. Наползает темень.  Уличные фонари высеивают слабый жёлтый свет. Так было и год, и два года назад, и ... А потом спрессовались годы в один день и не знаешь, какое название ему подобрать. Случаи ли к нему подвели или необходимость? Можно ли было  обойти его или он был неминуем? Ясно одно: он пришёл полгода назад.

   От этих мыслей меня отрывает вначале противный звук домофона, а за ним громкий хлопок входной двери. У меня ощущение двойного удара.

   Из подъезда в квартиру  врывается колючий  холод, но тепло перебивает его. В прихожей раздаются голоса. Жена и девятилетняя внучка Анюта пришли с частного занятия по английскому языку. Подтягиваем Анюту, чтоб не буксовала. Я слышу задорный смех внучки вперемешку со словами.  Она что-то рассказывает бабушке, но потом замолкает и кричит.

- Деда. Ты готов.

- Так я всегда готов, - отвечаю я.

   Анюта влетает на кухню, я выхожу из балкона. Появляется бабушка. Две подружки. С румяными щеками и блестящими глазами. Не разлей вода. По магазинам вместе ходят, на кухне готовят также вместе. Кто лучше.  Судья дед. Стоит ли говорить, кого он считает лучшей и искуснейшей кухаркой? Сдружились подружки за девять лет. Да ещё как. Сказки вместе читают и расходы на оплату квартир вместе подсчитывают.

- Дороговато платим, - иной раз говорит Анюта и, прищурившись,  смотрит на меня.

   Виноват я. Счётчики показывают большой расход воды.

- Дед, - замечает в таких случаях  Анюта. – Ванна это же не речка Чир. В нем плавай, сколько хочешь и бесплатно. А ты, как залезешь в ванную, поласкаешься по часу. Ты делай так, как я, - учит она. – Хлюпнул пару раз на лицо и готово, а иногда можно и проще. Намочить два пальчика и протереть глаза.

   Анюта одевает красный комбинезон. Я беру спортивную сумку, засовываю в неё коньки, термос с горячим чаем.

- Бутерброды брать, - спрашиваю я.

- Мы с тобой идём на коньках кататься или есть, - насмешливо отвечает Анюта.

   Стадион «Авангард» не далеко. Шумно, весело на катке. Малыш с вершок катит детскую коляску. Такой же вершок ползает по льду с рюкзаком на  спине, царапает лёд коньками, отдувается, а подняться не может.

- Давай, давай, - весело говорит ему мужчина. Отец. Потом хватает его за шкирку и ставит.

- Трудновато, - пыхтит пацан и порывается на ледяную дорожку.  Не иначе, как боец.

   Анюта выносится на ледяную дорожку. Её коронный приём: разогнаться и в кучу снега с головой. А после начинает нарезать круги. Цель: десять кругов по четыреста метров, без остановки и главное не упасть.

   Она проносится мимо меня. Я кричу: не поскользнись. Ветер подхватывает мои слова, и я слышу в ответ: не боись, не поскользнусь.

   А её отец – мой старший сын -  пятнадцать лет назад поскользнулся. С того момента и стал вырастать тайком, «лицо» не показывая, силу набирая, тот день, которому я никак не могу дать истинное  название. Покатился сын, да так, что никакие  наши усилия не смогли его остановить. И жену ещё с собой прихватил. Говорили мне, что она и до замужества была прихвачена, но это не оправдывает его.

   Первый суд был полгода назад: четыре года условно. Порадовались, что условно, а не поняли, что для условного воля не малая нужна. Соблазн на свободе остался. Не выдержал. Нарушил. Надзорная комиссия долго не думала, зачем ей лишние хлопоты и в суд представление подала. Второй суд тоже заморачиваться не стал. Можно было направить на принудительное лечение, как рекомендовали врачи, но их рекомендации оказались просто бумажками. Сработали по инерции: четыре года условно перевели в реальные.

   Чтобы не замёрзнуть, я хожу вдоль ледяной дорожки и смотрю на сверкающий лёд. Он кажется мне не холодным, а горячим от несущихся стаей конькобежцев, среди которых я вижу красный комбинезон и шапчонку с двумя буклям.

   Освещает каток жёлтый свет фонарей. За ними я, словно вижу подмосковный город Кашира с тюрьмой общего режима. С камерами, где и смотрящий, и общак продовольственный и денежный, который родители наполняют и пополняют. В цифрах расстояние до неё не большое, а в чувствах не измеришь. Я присаживаюсь и вспоминаю.

- Нет в жизни человека ничего такого, отец, что не преодолел бы он. Я справлюсь. А ты держись и жди меня.

   Это слова старшего сына, которые он сказал мне, когда на его руках клацнули наручники.

   Пробилась здравая мысль. Слёзы брызнули. Не ожидал. Побелел он лицом. Не всё ещё проглотила наркота. Теперь, кто кого осилит. Не вся затемнилась жизнь. Оказался в  щели, из которой ему и нужно выкарабкаться.  

   Отмахав свои круги, Анюта бухается на скамью. В глазах радость. А если бы она знала правду об отце и матери? Сказать когда-то придётся, но чтобы это не с улицы пришло, а от меня и жены.

   Возвращаемся мы, когда начинает гаснуть фонарный свет на стадионе.

- В следующий раз возьми свои коньки, - приказывает Анюта. – Потягаемся.

- Я даю тебе фору в два круга.

- Размечтался, - отбривает она.- Я и без твоей форы обойдусь.

- А что победителю?

   Анюта смотрит на меня так, будто победу уже у неё в кармане, и говорит.

- Снять запрет на пользование планшетом. Я и так уже третий день без дела сижу. Упираюсь в задачки по математике. Килограмм картошки стоит десять рублей. Сколько килограммов можно купить на сто рублей?

- Это же плёвая задачка.

- Знаю. Дело в другом.  Мария Николаевна (классная руководительница) - Анюта копирует её, крутится вокруг меня, заложив руки за спину, -  спрашивает нас так,  будто сама не  может решить, сколько можно ей  купить картошки на сто рублей. Слушай, - она останавливается, - а какие коньки у тебя в детстве были?

- Полоска железа. Передок с зазубринами, чтобы отталкиваться от льда. Сверху приварены две железные латки. Ноги, чтобы ставить. По бокам два ремешка и сзади ремешок. Верёвками привязывали. Ты бы на таких сейчас покаталась бы. Не постеснялась бы?

- А чё стесняться. Все подумали бы, что это сверхновейшие коньки.

- На верёвках?

- Так ты же сам, когда что-то в машине ломается, кричишь: мать твою, всё у нас на верёвках делается.

- Ты это. С матерью прекрати.

- А ты не говори. Я и повторять не буду.

   Дома она складывает учебники и тетради в рюкзак, выбирает, во что одеться. Потом садится за стол, берёт чистый лист  и что-то пишет. Написав, подходит к входной двери и приклеивает. Я читаю: «Добро пожаловать. Мы всем рады!».