Законодательство и здравый смысл

Один мой читатель предложил законодательно определить здравый смысл и наказывать тех депутатов Государственной Думы, которые его нарушают своими законами.


Боюсь, законодатель так определит здравый смысл, что будет только хуже для здравого смысла. Не думаю, что можно определить здравый смысл непосредственно. Только через нарушение здравого смысла. И там, где нет нарушения здравого смысла, можно надеяться на его присутствие.


Я вижу четыре типа нарушений здравого смысла в законах. Законодатель:
1) пользуется плеоназмами;
2) употребляет хронически неясные слова, не затрудняя себя их уточнением;
3) классифицирует без ясного основания;
4) использует иносказания в прямом смысле.


Впервые я обнаружил эти нарушения, когда работал над третьей частью книги «Деньги: фиаско экономических объяснений» в 1997 году. «Деньги» неоднократно переиздавались. Они есть в интернете.


Но тема, начатая двадцать лет назад, увы, не потеряла своей актуальности, поэтому я к ней возвращаюсь снова и снова по разным поводам. Вот и эта статья вызвана определением Конституционного Суда (КС) РФ, в который мы обратились с жалобой на закон.


В простых случаях порченый язык законов позволяет принимать судам правые решения. У нас поначалу и был простой случай. Суд принял решение о взыскании денег с нашего должника. Судебный пристав-исполнитель на основании решения суда и выданного судом исполнительного листа списал деньги нашего должника с его банковского счёта и перечислил нам списанные деньги.


Прошло больше года после получения нами этих списанных денег. Должник стал банкротом, и конкурсный управляющий должника, назвав это списание сделкой, хотя списание совсем не сделка, не волеизъявление, обратился в суд с требованием:
• признать эту «сделку» недействительной, так как не все кредиторы получили деньги,
• обязать нас вернуть списанные деньги должнику, поскольку деньги получены нами по недействительной «сделке».
Суд удовлетворил требования конкурсного управляющего.


Мы, конечно, спорили. Да, говорили мы, в принципе деньги могли быть списаны незаконно. Давайте выяснять законность этого списания.


Но вместо выяснения законности списания, суд объявляет списание сделкой, признаёт эту «сделку» недействительной и обязывает нас вернуть полученное по недействительной «сделке». Суду не важно, законно списание или нет, ему достаточно назвать это списание сделкой и признать «сделку по списанию» недействительной.


Только нарушение здравого смысла, когда суд списание называет сделкой и признаёт списание «недействительной сделкой», позволило суду «обосновать» своё требование вернуть деньги. Но в рамках здравого смысла суду вряд ли удалось бы доказать незаконность списания денег с банковского счета должника.


Мы пожаловались в КС РФ на пункт 3 статьи 61.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», который позволяет судам называть сделками совсем не сделки, а другие дела, например, списание денег с банковского счета должника по постановлению судебного пристава-исполнителя.


Мы просили КС РФ разобраться с судебными «обоснованиями», признающими действительное – списание денег – недействительным, вместо того, чтобы выяснять законность такого списания. Но КС РФ не обнаружил нарушения здравого смысла и отказался рассматривать нашу жалобу. Причина – в обыденности нарушений здравого смысла, в обыденности языковой неряшливости. Более того, этой неряшливостью страдают сами судьи КС РФ. Так, свой отказ рассматривать нашу жалобу на нарушение судами здравого смысла КС РФ мотивирует необходимостью предоставления всем кредиторам должника накануне его банкротства «равных правовых возможностей при реализации экономических интересов».


«Правовые возможности» – это один из многих плеоназмов, которыми всерьез, без тени юмора пользуются законодатели и судьи, наряду, скажем, с «денежными средствами». Использование плеоназмов, если не в шутку или не в качестве предмета исследования, – это всегда свидетельство плохого понимания слов, из которого состоят плеоназмы.


Плеоназм «правовые возможности» говорит о плохом понимании прав. Ведь права – это всегда возможности, хотя не все возможности – права. Говорить «правовые возможности» – значит порождать ложное ощущение, что бывают права без возможностей. И такое ощущение создаёт Конституционный Суд РФ своими «правовыми возможностями».


По-настоящему грамотный человек скажет:
• «права», а не «правовые возможности», ведь нет прав без возможностей, так как права без возможностей – не права, а утешение для лохов;
• «деньги», а не «денежные средства», ведь нет денег, которые не средства, так как деньги, которые не средство, – не деньги;
• «предпринимательство», а не «предпринимательская деятельность», ведь не бывает предпринимателя без деятельности, а предприниматель без дел – не предприниматель;
• «письмо», а не «информационное письмо», ведь не бывает писем без информации, так как письмо без информации – не письмо.


Итак, мы законно получили деньги, которые были законно списаны с банковского счёта нашего должника. Суд не оспорил законности списания. Суд назвал это списание сделкой и, признав эту «сделку» недействительной, обязал нас вернуть наши законно полученные деньги должнику. Суд нарушил наши права, обязав нас вернуть законно полученные деньги. А КС РФ даже не заметил нарушения наших прав, потому что руководствовался химерой – «равными правовыми возможностями», а не реальными правами, разговор о равенстве которых не имеет смысла.


В законодательной и судебной власти слишком много гуманитариев в худшем смысле этого слова: в смысле любви к плеоназмам и прочим словесным извращениям. Этих гуманитариев нужно учить или лечить. А тех, кто сопротивляется учению или лечению – гнать из власти. Но для этого должны появиться люди, говорящие о правах грамотно.