У меня особенный ребенок.

У меня особенный ребенок.

У меня на приеме Орна, 35 лет. Ее лучистое лицо светится от дружелюбия, открытости.

Ее мальчик — аутист. Его потрясающие картины висят у меня в клинике.

Далее — ее рассказ о ее жизни, о жизни ее сына, и жизни таких же детей и их родителей.

«У меня особенный ребенок. В 2 года был поставлен диагноз — аутизм.

Ушла к врачу просто мамой, женой, инженером престижной фирмы, вернулась отчаявшийся женщиной, которая не понимает, за что ей такое горе.

Дома ничего не изменилось. Маленький Дани как всегда молча и сосредоточенно что-то складывал из пробок от бутылок, не обращая внимания на мой приход. Ни улыбки, ни прикосновения детских ручек.

На мгновение вспыхнула жгучая обида на него. Желание избавиться. Боль зависти к семьям, где в доме звучит смех и плач нормальных детей. Сквозь слезы увидела тревожное лицо мужа, удивленное — старшей дочери.

Поняла, что принесла в свой мир горе и от меня зависит, будем ли мы счастливы или окунемся в мрачные будни, без надежды на радость.

Улыбнувшись, выдавила: — У нас растет особенный парень. Поэтому наше отношение к нему должно быть особенным. Отношение к нему и к друг другу.

Было очень трудно. Пришлось оставить хорошую работу. Постепенно исчезли друзья. Расстались с мужем. У меня не было сил дать ему семейного тепла. Отчаяние и безысходность накатывали все чаще и чаще. Стали появляться мысли отступить, послушать людей, отдать Дани в интернат.

Как-то, после особенно яростной истерики сына, пошла проверить. Проверила. Увидела застывшие, без эмоций, лица детей, людей, которые привыкли к своей работе. Решила – нет! Не отдам!

Уже у выхода заметила женщину. Подумала, что у нее такая же беда, как и у меня. Сели вместе, разговорились. У нее тоже мальчик. 2 годика. Те же симптомы, такое же поведение. Такое же отчаяние привело ее сюда. Такое же решение не отдавать было и у нее. Что делать?

Как-то пришло решение: — Давай вместе растить их. Вместе легче.

Начались встречаться каждый день. В основном Рита с Роном приезжали к нам. Учились ладить друг с другом. Старались понять друг друга. Не обижаться. Ведь перед нами были наши дети. Через неделю Рон стал для меня таким же родным, как и Дани. По совету врачей завели дневники на каждого ребенка. Отмечали успехи и провалы. Писали туда любую мелочь. Искали, что вызывает страх у детей, отмечали, когда они спокойны. Учили их навыкам этого мира, учили учиться. У нас в доме стал звучать смех. Пока не детей — наш. Мы старались сохранять хорошее настроение. Включали музыку, танцевали, учились делать все с улыбкой. Потом уже и стараться не надо было. Просто это вошло как что-то естественное. Старшенькая моя добавляла много веселья. Она находила время помогать нам.

Веселая, добрая атмосфера притянула мужа. Я была рада. Сын должен расти с отцом. Наши мужья быстро нашли между собой общий язык. Подружились. Горе сближает. Стали выезжать на пикники. Изменилась обстановка и в семьях. Появилось ощущение, что можно что-то поправить, вылечить… Появилась надежда на нормальную жизнь.

Это очень повлияло на развитие детей. Дани и Рон стали спокойнее.

В один из вечеров, когда я объясняла Дани, как мыть ручки, Рон вдруг сам залез на стульчик и протянул мне свои ладошки. После, вечером, когда дети спали, я со слезами радости записала в дневник наше первое чудо — успех Рона. Рита рядом плакала вместе со мной. С тех пор, мы плакали только от радости.

Забота открывает двери к любви. Учит терпению, пониманию.

Менялись мы, менялись наши дети.

Через месяц к нам присоединились еще две семьи с девочками. Мири — три годика и Эсти — два с половиной.

Каждый вечер, когда дети уже спали, мы собирались вместе и садились в круг. У нас были основные правила обсуждения и мы договорились не нарушать их.

Выслушать того, кто говорит.

Ни в коем случае не спорить, даже если не согласен.

Говорить для всех и коротко.

Каждый в кругу был принят как равный.

Мы обсуждали успехи и неудачи каждого ребенка. Искали причины, вызывающие истерики, думали, как их избежать. Выискивали, что каждый ребенок любит, чего боится. Искали новые приемы поведения друг с другом, чтоб создать веселую, здоровую обстановку.

Дани часами мог сидеть в своем углу и строить башни из кубиков. А Алекс, отец Мири, работает чертежником. И когда Данечка что-то себе строил, Алекс рядом молча чертил на компьютере свои конструкции. В один из вечеров Дани придвинулся поближе к Алексу. И тот стал показывать ему новые фигуры. И Дани вдруг точно выстроил их.

А я часто играла с маленькой Мири. Она любила слушать музыку и мы устраивались около рояля. Я что-нибудь наигрывала и смотрела на Мири. Если она начинала слезать со стульчика, я меняла мелодию, пока она не успокаивалась и не замирала. И вот пришел первый успех — Мири сама стала пробовать пальчиком клавиши.

Часто к нам приходила моя мама. Уютно устроившись около окошка, мурлыкая себе под нос песенки, начинала вязать тапочки. И детвора потянулась к ней. Эсти играла клубками ниток, пыталась подпевать ей. Готовые тапочки она сама раздавала всем, кто ей нравился.

В последней поездке в сафари вдруг оказалось, что Рон умеет фотографировать. Да еще как! Мы увеличили его фотографии и в нашей общей комнате теперь висят жирафы и слоны из сафари.

У нас уже 7 деток и 6 пар. У маленького Влада папа не вернулся. Поэтому у наших мужчин к нему особое отношение. Он уже умеет стрелять из водного пистолета, включать в компьютере свою игру и смотреть на лицо говорящего с ним человека.

Мы сами постоянно учимся. Музыка и рисование, языки и компьютеры, психология и медицина…

Мы очень хотим, чтоб и наши дети научились учиться.

Но самое главное — мы делаем все, чтобы передать им ощущение любящей семьи».

Она ушла оставив мне рисунки Данечки.

И на стенах моей клиники появились 3 солнечных, светлых картины.

От них исходит какой-то невидимый лучик радости, спокойной уверенности… и любви. Любви, которую они, родители, вместе выстроили для своих детей.