Ваша честь,
Ваш приговор убьет последний шанс иль станет сам последним этим шансом. Я не юрист, а лирик, Ваша Честь. К кому я обращаюсь? К вашей чести.
В детали дела я не склонен лезть, а просто так порассуждаем вместе.
Я не считаю, прямо говоря, что этот суд волнует все посольства, что во второй декаде декабря мы все, глядишь, в другой стране проснемся;
уж кажется чего тут только не! А между тем никто еще покуда не просыпался тут в другой стране, и нечего рассчитывать на чудо.
Все те же царь, обслуга и народ, и тот же снег, и тот же лес раздетый
в другой стране проснуться может тот, кто соберется выехать из этой.
Я не скажу не стану брать греха, что сильно повлияет ваша милость на участь ПЛЛ и МБХ: ведь их судьба давно определилась.
Получат ли они новейший срок, мечтают ли о будущем реванше они уже герои, видит Бог. Бороться с этим надо было раньше.
В России лучший способ победить - достоинство.
Скажу вам даже боле: не в вашей воле их освободить.
Но их и обвинить не в вашей воле.
Не верят приговорам в наши дни, когда ментов бандитами считают. Что говорить: не ангелы они но ангелов хватает, все летают!
Все ангелы: нацисты, например, приверженные строгому порядку, и те, что обживают Селигер, и те, что погромили Ленинградку, так пусть хоть пара демонов пока нам оттеняет ангельские рыла.
История пристрастна и жестка, и к нимбам их уже приговорила.
Хочу отместь еще один соблазн — я сам бы в это верил, да немолод:
весь интернет глядит на вас, стоглаз, все знают всё, но ничего не могут;
до всех запретных правд подать рукой, двадцатый век благополучно прожит, и оттепели нету никакой, и перестройки тоже быть не может.
Каких орущих толп ни собирай, какого ни сули переворота — ты перестроишь дом, барак, сарай, но странно перестраивать болото.
Суммарной мощью прозы и стиха не сделать бури в слизистом бульоне. Не будет здесь проспекта МБХ (а Лебедева — есть, в моем районе).
Таков уж кодекс местного людья — мы все теперь проглотим и покроем, и даже взбунтовавшийся судья в глазах толпы не выглядит героем.
Взревет патриотический кретин, и взвоет гопота в привычном стиле,
что это вам Обама заплатил, иль наши двое вам недоплатили, —
и даже если, шуток окромя, вы все-таки поступите как витязь, но все же с подсудимыми двумя по святости и славе не сравнитесь.
Эпоха наша скалится, как волк, и смотрит с каждым часом окаянней.
Тому, кто нынче просто помнит долг, не светит ни любви, ни воздаяний.
Один остался стимул — это стыд среди сплошной ликующей латуни. Как видите, мне нечем вас прельстить, да я и не прельститель по натуре.
Я не прошу пристрастья, Ваша Честь.
Пристрастья ни к чему в судебном зале. Но просто, что поделать, правда есть, и хорошо бы вы ее сказали, всего делов-то.
Выражусь ясней: страна застыла в равновесье хрупком,
и хорошо, коль больше станет в ней бесспорным человеческим поступком.
Не посрамим российский триколор истерзанный. На этом самом месте не им двоим выносят приговор, а нашей чести, да и Вашей Чести.
История не раз по нам прошлась, но вновь сулит развилку нам, несчастным: ваш приговор убьет последний шанс — иль станет сам последним этим шансом.
Вот выбор, что приравнен к жерновам, к колодкам, к искусительному змею… Я б никому его не пожелал.
А в общем, он завиден.
Честь имею.
Дмитрий Быков, "Новая газета"