О некоторых вопросах новейшей истории

Грядущий год, как известно, будет годом 100-летия двух российских революций, Февральской и Октябрьской. В связи с этим я считаю нужным изложить свои соображения по ряду вопросов истории минувшего столетия. Они призваны устранить ряд перекосов и штампов либерального характера, что лишь поспособствует делу борьбы народов против российского и международного империализма.

О красном и белом терроре

Либералам всегда стоял костью в горле большевистский тезис о том, что красный террор был ответом на белый террор. В отношении российских колоний — Украины, Кавказа, Средней Азии и других стран этот тезис и в самом деле едва ли уместен, ибо советская власть здесь с самого начала проявила свой империалистический характер и приступила к террору против национально-освободительных движений этих стран. Но вот в отношении самой России сомневаться в правильности версии о красном терроре как ответе на белый нет решительно никаких оснований, особенно если учесть, что советская власть на большей части территории России была установлена совершенно бескровно.

Разговоры либеральных клеветников о разгоне советской властью Учредительного собрания как начале красного террора нельзя рассматривать иначе как смехотворные.

«Когда в начале января 1918 г. Советская власть распустила Учредительное собрание, ни один волос не упал ни с одной головы учредиловца. Но те из них, которые имели несчастье после омского переворота попасть в руки колчаковцев, лишились своих голов.

Такова была трагедия «демократической контрреволюции»: по существу она сама вложила топор в руки своего будущего палача. Конечно, под удар этого топора попала лишь малая часть учредиловцев. Большая их часть уже с момента омского переворота 18 ноября, сознавая опасность, нависшую над «демократией», начала рассеиваться, уходить в подполье. По свидетельству Е. Колосова, колчаковцы первоначально предполагали расстрелять всех учредиловцев «без изъятия» и лишь обстоятельства помешали осуществить этот замысел» [1].

Впоследствии Сталин с полным правом говорил:

«Когда большевики пришли к власти, они сначала проявляли по отношению к своим врагам мягкость. Меньшевики продолжали существовать легально и выпускали свою газету. Эсеры также продолжали существовать легально и имели свою газету. Даже кадеты продолжали издавать свою газету. Когда генерал Краснов организовал контрреволюционный поход на Ленинград и попал в наши руки, то по условиям военного времени мы могли его, по меньшей мере, держать в плену, более того, мы должны были бы его расстрелять. А мы его выпустили «на честное слово». И что же? Вскоре выяснилось, что подобная мягкость только подрывает крепость Советской власти. Мы совершили ошибку, проявляя подобную мягкость по отношению к врагам рабочего класса. Если бы мы повторили и дальше эту ошибку, мы совершили бы преступление по отношению к рабочему классу, мы предали бы его интересы. И это вскоре стало совершенно ясно. Очень скоро выяснилось, что чем мягче мы относимся к нашим врагам, тем больше сопротивления эти враги оказывают. Вскоре правые эсеры — Гоц и другие и правые меньшевики организовали в Ленинграде контрреволюционное выступление юнкеров, в результате которого погибло много наших революционных матросов. Тот же Краснов, которого мы выпустили «на честное слово», организовал белогвардейских казаков. Он объединился с Мамонтовым и в течение двух лет вёл вооружённую борьбу против Советской власти... Мы убедились в том, как мы ошибались, проявляя мягкость. Мы поняли из опыта, что с этими врагами можно справиться лишь в том случае, если применять к ним самую беспощадную политику подавления» [2].

Либералы могут сколько угодно злобствовать, но они не опровергнут этих фактов.

В то же время мы должны отметить, что большевики, проявляя крайний либерализм по отношению к ярой контре, уже в первые месяцы своего правления показали себя контрреволюционерами по отношению к рабочим (расстрел рабочих Ижорского завода в Колпине (к юго-востоку от Петрограда) 9 мая 1918 года). Как видим, уже тогда большевики были похожи на редиски: красные снаружи, белые изнутри. Лишь когда стало ясно, что белые не унимаются, большевики вынуждены были вновь опереться на рабочих.

Больше всего либеральных критиков большевизма уличает то обстоятельство, что они отрицают факт раздачи советской властью земельных участков российским крестьянам для коллективного пользования, и притом по ЕДОЦКОМУ принципу, и говорят лишь об ограблении крестьян, хотя это ограбление было своего рода платой (хотя и мародёрской платой) за раздачу земли. Но когда та же советская власть после второй мировой империалистической войны приступила к проникновению в «освободившиеся» колонии, российские либералы вслед за советскими бюрократами назвали такую политику «бескорыстной помощью» и замалчивали её грабительский характер. Между тем, если в первые годы советской власти большевики, по общему правилу, раздавали земельные наделы ВСЕМ крестьянам, то «бескорыстные» подачки в хрущёвско-брежневские времена Кремль делал не народам стран-сателлитов, а их правящим кликам, получая в обмен на эти подачки доступ к их дармовым ресурсам и ещё более дармовой рабочей силе, в результате чего народы этих стран только ещё сильнее обнищали. К тому же либералы, лицемерно осуждая грабёж крестьян советской властью, замазывают коренную разницу между Россией, где эта политика носила умеренный характер, и её колониями, где грабёж происходил в гораздо более жёстких формах.

О начальном периоде второй мировой империалистической войны, или за что не надо ругать Коминтерн

Рассмотрим некоторые места из книги Вадима Роговина «Мировая революция и мировая война», выпущенной в 1998 году. Роговин представляет себя как сторонника Троцкого. При этом он пишет:

«Сталин навязал Коминтерну оценку войны как империалистической с обеих сторон, которая «ничего не даст рабочим, кроме страданий и лишений». Он заявил, что «война идёт между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.) за передел мира, за господство над миром»».

Но ведь то же самое писал и кумир Роговина Троцкий:

««Не обязан ли в нынешних условиях рабочий класс помогать демократиям в их борьбе с германским фашизмом?» Так ставят вопрос широкие мелкобуржуазные круги, для которых пролетариат всегда остается только вспомогательным орудием той или другой фракции буржуазии. Эту политику мы отвергаем с негодованием. Разница политических режимов буржуазного общества, разумеется, существует, как существует разница в комфорте железнодорожных вагонов разных классов. Но когда весь поезд свергается в пропасть, различия в комфорте вагонов теряют значение. Капиталистическая цивилизация скатывается в пропасть. Различие между гниющей демократией и разбойничьим фашизмом исчезает перед фактом крушения всей капиталистической системы.

Своими победами и своими зверствами Гитлер естественно вызывает острую ненависть рабочих всего мира. Но от этой законной ненависти до помощи его более слабым, но не менее реакционным противникам — непроходимая пропасть. В качестве победителей империалисты Великобритании и Франции были бы не менее страшны для дальнейших судеб человечества, чем Гитлер и Муссолини. Буржуазную демократию спасти нельзя. Помогая своей буржуазии против иностранного фашизма, рабочие только ускорили бы победу фашизма в собственной стране. Задача, которую ставит история, не в том, чтобы поддерживать одни части империалистской системы против других, а в том, чтоб сбросить в пропасть всю систему в целом» [3].

Таким образом, под видом осуждения Сталина Роговин по существу рвёт и с Лениным, и с Троцким, сколько бы он ни обожествлял их.

Далее Роговин хнычет:

«Следуя этой установке, западные компартии прекратили разоблачение гитлеризма и перенесли основное направление борьбы на свои правительства. Это вызвало запрет на деятельность компартий и преследование их активистов в буржуазно-демократических странах».

Этим хныканьем Роговин лишь выдаёт свой оппортунизм, своё мещанство, свою трусость. По Роговину получается, что и большевикам в 1914 году не нужно было выступать за поражение царского правительства, дабы не отправиться в Сибирь.

Выступая осенью 1939 года  за поражение «своих» правительств, английские и французские коммунисты поступали как марксисты-ленинцы. То, что они при этом прикрашивали политику Сталина и Гитлера, в данном случае не столь важно. Гораздо хуже то, что впоследствии, после вторжения Германии в СССР, французские и английские сталинисты отказались от своих революционно-пораженческих позиций и встали на позиции патриотизма. Роговин же в этом вопросе от начала до конца занимает шовинистические позиции.

Другие вопросы

В либерально-западнической историографии часто можно услышать утверждение, будто мюнхенская политика Англии объясняется её «сожалением» о том, как «слишком жёстко» она и другие победители обошлись с Германией в Версале. Это лицемерие. Если даже такой мелодраматический мотив и присутствовал в политике Чемберлена, то эти его слёзы насчёт событий двадцатилетней давности — крокодиловы. «Жалеть» Германию надо было в 1919 году. В действительности английские империалисты просто боялись серьёзно усилившихся в 1930-е годы своих германских конкурентов, так же как и российских. Заинтересована Англия была и в ослаблении Франции. В свою очередь, Россия и Америка в равной степени были заинтересованы в ослаблении западноевропейских держав.

Далее. Не следует перегибать палку в осуждении пакта Молотова — Риббентропа. Что этот пакт был преступлением российского и германского империализмов против человечества — вне всякого сомнения. Но нельзя не видеть, что только этот пакт в тех условиях мог позволить воссоединиться дотоле разделённым украинскому, белорусскому и литовскому народам в единых национальных государствах. Я, во всяком случае, не вижу в тех условиях никаких других возможностей для такого воссоединения. Если бы это воссоединение произошло под руководством немцев, наша оценка этого объединения нисколько не поменялась бы. Разумеется, мы всегда предпочли бы независимые Украину, Беларусь и Литву.

Следует также иметь в виду, что такие страны, как Польша, Чехия и Сербия, вели войну не столько за свою независимость, сколько за господство над соседними странами (Польша, как и Россия, — над Украиной, Беларусью и Литвой, Чехия — над Словакией, Сербия — над странами, насильственно включёнными в Югославию). Китай вёл борьбу за захват Уйгуристана, Тибета и других стран с коренным некитайским населением. Это в равной мере относится как к старым буржуазным партиям Китая, Чехии и Сербии, так и к официальным «коммунистам». Что касается угнетённых стран, то лишь в Албании коммунисты во главе с Энвером Ходжа правильно выражали интересы своего народа и добились независимости страны.

Далее. Российские либералы много смаковали запущенную ещё Хрущёвым версию о том, что Сталин после германского вторжения был в прострации. Если даже предположить, что Сталин сфабриковал журнал посещений, свидетельствующий о том, что он 22 июня активно принимал своих чиновников, то и в этом случае данный документ вызывает у нас больше доверия, чем запоздалые перестроечные сентенции. Нам и без всякой либеральной бульварщины достаточно того факта, что Сталин более 10 дней после начала войны не решался выступить перед собственным народом, чтобы подвергнуть сомнению его право на такой громкий псевдоним. Лучше бы Сталин действительно был в «прострации». Может быть, тогда российским империалистам не обломились бы берега Эльбы...

Наконец, совершенно лишены какого бы то ни было действительного смысла споры руссофилов и западников о роли ленд-лиза в победе СССР над Германией. Мы не поддерживаем на мировой арене ни Россию, ни Америку, ни Германию, ибо все они добивались мирового господства. Если даже помощь американцев Советскому Союзу и была серьёзной, то это ни на йоту не смягчает преступность их политики, ибо тогда получается, что они спасли от разгрома Сталина. И вообще, независимо от того, насколько американская помощь была серьёзной, действия Соединённых Штатов вызывались не абстрактным гуманизмом, а их материальными интересами: они не были заинтересованы в разгроме России потому, что это чрезвычайно усилило бы их общего конкурента — Германию. Это была, таким образом, обычная круговая порука империалистов. Восторги российских либералов в отношении США поэтому лишены всякой рациональной основы. По той же причине нет смысла спорить о том, положительную или отрицательную роль сыграли США в истории России 1918—1922 годов. Я полагаю, что помощь американской благотворительной организации «АРА» была серьёзной, тем более, это прямо признавали советские газеты того периода. Но нельзя не видеть, что американцы таким образом просто смягчали наиболее вопиющие последствия своей политики периода интервенции и гражданской войны в России, когда они, исходя из своих интересов, поддерживали Колчака, Деникина и Юденича и добились в союзе с ними приведения России в состояние тяжелейшей разрухи. Такую политику нельзя назвать иначе как двурушничеством. Если мы не кричим об этом со всех крыш, то только потому, что мы — революционеры постсоветского пространства, и нашим главным врагом является российский империализм.

Герман Ахметшин.

[1] Г. З. Иоффе, Колчаковская авантюра и ее крах, М., «Мысль», 1983, стр. 167.

[2] И. В. Сталин, Соч., т. 13, стр. 108—109.

[3] Л. Троцкий, сборник статей «Мировая революция», Москва, издательства «Алгоритм» и «Эксмо», 2012, стр. 433—434.