Психолог экстремальных ситуаций ― о помощи близким погибших

Психолог экстремальных ситуаций ― о помощи близким погибших

Рамиль Гарифуллин: «Преодоление горя показывает величие человека»

Текст Анна Ревоненко

За три дня, прошедшие с момента авиакатастрофы Ту-154 в Черном море, за помощью к специалистам экстренной психологической помощи МЧС обратились более 200 человек. Команда психологов сейчас работает на телефоне «горячей линии» МЧС и Минобороны, в аэропорту Сочи, куда прибывают родственники, в бюро судебно-медицинской экспертизы, где проходит процедура опознания тел. Психолог и психотерапевт, доктор психологических наук Рамиль Гарифуллин, работавший с людьми, потерявшими своих близких во время авиакатастрофы в аэропорту Казани и после крушения лайнера «Булгария», рассказал Открытой России, как психологи помогают людям пережить утрату и как реакция на катастрофы говорит о психическом здоровье общества.

― Как обычно строится работа экстренных психологов с родственниками и близкими погибших при чрезвычайных ситуациях?

― В первые дни после таких событий работа психологов идет и в очном формате, и по телефонам доверия. Здесь очень важна живая личность психолога, который стоит за психологической поддержкой, важно слово ― в основе психотерапевтических процедур всегда лежит слово, оно действует, помогает.

Есть психотерапевтический формат работы с близкими и родственниками погибших. Он связан с конкретными прикладными советами о том, каким образом справиться с горем. Есть специальные знания о так называемой экстренной психологической помощи и простые люди часто не владеют такими знаниями. Прежде всего, сюда входят процедуры по оказанию первой помощи, связанной с преодолением шокового состояния. Самая первая реакция у человека, узнавшего о гибели близкого или родственника, ― шок, оцепенение. Продолжительность шокового периода у всех разная: от нескольких секунд до нескольких недель. Люди в этот период испытывают эмоциональное истощение, малоподвижность, отстраненность. Я работал с близкими погибших после авиакатастрофы в аэропорту Казани в 2013 году, наша работа была связана с выводом людей из этого шокового состояния.

Фото: Дмитрий Коротаев / Коммерсантъ

К сожалению, следующая фаза горя, фаза страдания, длится намного дольше ― около 6–7 недель. В этот период невозможно ни на чем сконцентрироваться, присутствует тревога, желание уединиться, нарушается сон и так далее. Потом начинается фаза принятия утраты и затем фаза восстановления. Психологи, которые работают в рамках экстренной психологической помощи, работают именно на первой стадии ― помогают снять состояние шока. Очень важно помочь совершить этот скачок, выйти из шокового состояния. В этот момент идет истощение организма и большое напряжение, опасное для здоровья. Это может привести даже к летальному исходу ― инфаркту, инсульту. Для людей чувствительных, у которых уже были хронические заболевания, это может быть спусковым механизмом.

Поэтому психологи работают, чтобы не было еще смертей, вызванных реакцией на горе.

― Существует мнение, что психологам не нужно успокаивать людей, переживших утрату, не нужно употреблять фразы «всё будет хорошо» и так далее.

― Смотря как это сказать. Вообще человека в состоянии шока нельзя оставлять одного. Что важно ― надо обязательно говорить об умершем в прошедшем времени. Некоторые ошибочно начинают успокаивать, говорить, что он есть, он рядом, но на это бывает разная реакция. Нужно чаще прикасаться к человеку, можно приобнять, человек в этот момент одинок, нужно дать ему руку. Близкие должны дать ему возможность отдохнуть, следить за тем, чтобы он принимал пищу, помогать принимать ему необходимые решения. Не надо говорить фразы типа «от такой утраты никогда не оправиться», «только время лечит», «на всё воля божья» ― это общие фразы, это неправильно. Люди даже в таком состоянии видят и чувствуют фальшь. Близким нужно доказать, что они являются опорой и сами тоже ощущают эти переживания. Надо внушать, что страдания кончатся, они будут не всегда, что всё можно пережить, что утрата ― это не наказание.

― Стоит ли человеку в таком состоянии принимать какие-либо психотропные препараты?

― Ни в коем случае. Я могу даже с критикой выступить по отношению к коллегам-психологам, которые делают это. Я работал с людьми после Булгарии (крушение теплохода «Булгария» 10 июля 2011 года ― О.Р.), куда изначально приезжали московские психологи, которые пичкали пострадавших психотропными препаратами.

С этими людьми я потом занимался отдельно, потому что у них были серьезные побочные эффекты, вызванные приемом этих препаратов. Они, возможно, временно помогают, а потом идут побочные эффекты. Я не советую пить ни водку, ни препараты. Хотя бывают случаи, когда это необходимо, но в основном не стоит.

Человек ― это преодолевающее существо, поэтому нужно принять горе, преодоление горя показывает величие человека.

Кстати, человеку не надо прекращать плакать, это естественное проявление эмоций, надо вымещать зло, не надо его ограничивать. Воды надо побольше давать пить, обеспечить физические нагрузки, прогулки хотя бы по 45 минут.

― Насколько для родственников и близких погибших важно, чтобы был найден некий виновник трагедии, будь то террорист или формальный виновник в технической неисправности? Нужен ли людям в таком состоянии объект агрессии, вымещения зла?

― Действительно в психотерапии есть такой подход, когда надо направить энергию страдания на что-то, чтобы боль ушла, и тебе было легче. Хорошо, если удается найти такую зону, куда временно можно направить эту энергию. Многие что-то сжигают, выкидывают, уничтожают, и уже становится легче. Но это всё манипуляции ― иногда они полезные, а иногда это ничего не дает. У людей, понятно, сейчас есть установки на то, чтобы искать заговорщиков, врагов, причины. Если человек её не находит, если ему её не дать, он сам себе выдумает причину. Это часто происходит на уровне саморегуляции.

Фото: Дмитрий Коротаев / Коммерсантъ

― Как люди, столкнувшиеся с утратой, видят журналистов? Как журналистам следует работать и общаться с семьями погибших?

― Очень часто я наблюдал за тем, как журналисты из-за того, что они дорвались до горячего материала, вели себя неправильно. По их лицу непонятно, то ли они радуются тому, что делают шикарный сенсационный материал о чужом горе, что этот материал будут читать все, что у них будет успех, то ли они сопереживают. Это такой грех СМИ, которые живут на том, что представляют трагедии, проблемы. Когда журналист делает материал, очень часто в его глазах, его ощущениях и реакциях присутствует радость за то, что он дорвался до шикарного инфоповода, сейчас он сделает рейтинги. Я своими глазами видел таких журналистов, когда работал на авиакатастрофе в Казани.

Я одному прямо сказал: «тебя нельзя в эфир выпускать, ты не окунулся в горе, ты не чувствуешь его».

Но, конечно, вижу и других журналистов, сердечных, которые сопереживают. Есть правда чувств, её видно в материалах. В такие моменты неважно, что журналисты говорят, а важно как они говорят. Журналист может промолчать, но зрителям будет всё видно и всё понятно. Поэтому главным редакторам СМИ надо работать над этим, тут очень много неэтичного.

― Как с точки зрения психологии можно оценить реакцию общества на трагедию?

― Реакция показала, что общество у нас уже теряет способность к сопереживанию. У нас в обществе идет определенная трансформация психики.

Выросло поколение людей, которое не знает, что такое боль, что такое волевое преодоление.

Они еще не познали этого, поэтому глухи к трагедии других. Я бы назвал это эмоциональной тупостью. Можно простить им это: такая неспособность сопереживать может быть проявлением некоторых психических нарушений. Но по сути, это и есть бездуховность. Большая часть людей, конечно, сплотилась. Это нормальная часть общества. Я, как психолог, определяю психически нормальных людей, прежде всего, по эмпатии и способности сопереживать, чувствовать боль другого как свою. А уже потом идет интеллект и так далее.

Что касается Божены Рынски, которая подняла весь шум. Она журналистка, страдающая манией величия, на этой почве у нее возникла эмоциональная тупость, поэтому она так отреагировала. Она всегда работает в таком формате, чтобы на нее обратили внимание, чтобы говорили о ней. Есть люди, для которых главной ценностью является предстать в обществе, выйти в тираж, несмотря ни на что. Есть телеведущие, у которых без эфиров начинается депрессия, есть политики, у которых случаются приступы, если они долгое время не появляются на экране. Поэтому гораздо страшнее, если это не реакция Рынски, если это не она сама себя так проявила, а если это была такая технология для поднятия рейтинга.