Было ли «наследие Чингисхана»?

Автор: Михаил Смолин

Евразийство как идеология-полукровка

В русском интеллектуальном поле периодически возникают разнообразные идеи-полукровки. Люди, параноидально ищущие «новое», демагогически комбинируют вполне несоединимое: православие и социализм, русский национализм и западную демократию, интернациональный большевизм и евразийский национализм и прочее в этом же духе.

Доказательная база возможности подобных «примирений» или, как говорил Леонид Бородин, «совокуплений с дьяволом на предмет улучшения породы», как правило, абсолютно надуманна. Да и «нового» в этом почти ничего нет, так как большая часть идейной составляющей этих экспериментов восходит к сменовеховству, евразийству и деятелям «консервативной революции». Но на сегодня это является очень популярным и увлекающим многих занятием. Некоторым даже кажется, что заниматься подобной интеллектуальной селекцией весьма продуктивно ради «объединения» и во имя некоего «нового добра». Суть этого конечного «добра», ради которого «объединяются», обычно не обсуждается. Добраться до него решительно не удаётся. Так как для одних «добро» — это сталинизм, для других — марксизм, для третьих — либеральная Европа, для четвёртых — «наследие Чингисхана» или ещё что-нибудь столь же экстравагантное. Но поскольку все эти традиции-полукровки в той или иной степени выступают против реальной исторической русской традиции или жёстко её критикуют, то между ними действительно появляется нечто общее. Отрицание или попытка «перестроить» старую имперскую Россию под форматы своих демагогий.

Для того, чтобы Россия никогда не возродилась, таких идей-полукровок организуется превеликое множество. Современная идеологическая «метисация» нашего сознания сродни размножению религиозных сект, по тому же принципу использующихся против духовного единства страны. Нас пытаются разобрать или переформатировать изнутри через размножение подобных экзогамных, внешних идеологических смешений: «православный социализм», «туранское евразийство», «консервативная революция», «русский коммунизм», «либеральный империализм»… Смешение несоединимых право-левых идей, формирование шизофренических идеологией, внутренне противоречащих самим себе, создают новые тупики, образуют общий идейный хаос и порождают новые химеры, убивающие всякое желание целенаправленно действовать.

По сути, идеологии-полукровки все предлагают привести Россию к одному плачевному результату. Искусственно измышленные конструкты при применении к жизни должны вызывать ту или иную степень инвалидизации России.

Сталинисты, реабилитирующие «наследие» Сталина, евразийцы — «наследие» Чингисхана, нацдемы — давно несуществующие формы Европы, могут лишь покалечить реально существующую Россию, её психо-физический организм.

Россия сформировалась как срединный православный мир между инославной Европой и иноверной Азией. И ни евразийской, ни азиопской страной она никогда не станет. Размеры огромного континента Евразии совершенно не соответствуют естественным границам России. Точно так же как никогда не реализуются безумные мечты о некоем едином государстве от Лиссабона до Владивостока.

Евразийство как восточничество

Довольно часто можно услышать, что идеология евразийства должна стать нашим счастливым будущим. Мол, и страна у нас для этого подходящая. Формировалась всегда как многонациональная и мультирелигиозная, а потому и скрепой может стать такая идеология-полукровка как евразийство, с его пропагандой «братства» между туранством и славянством. На самом же деле, евразийство такая же крайность как и западничество, только ориентированное на растворение России в огромном туранском Востоке, вместо Запада. Потеря самостоятельности для России одинакова, что при растворении в европейском Западе, что в евразийском Востоке.

Туранство и «Наследие Чингисхана»

В своём сочинении «Наследие Чингисхана» Трубецкой переквалифицировал вину монгольского ига с покушения на убийство и ограбление Руси, на передачу ей некоей евразийской государственной традиции…

Князь Трубецкой выступил за «новую русскую культуру», где туранцы наши «братья» и где «верхи русской культуры» должны находиться «в соответствии с особым положением этнографической зоны русской стихии».

Что же такое эта «новая русская культура»? Да вполне себе явление из разряда «культурной революции». «Необходимо, — утверждает Трубецкой, — чтобы русская культура не исчерпывалась восточным православием, а выявила бы и те черты своей основной народной стихии, которые способны сплотить в одно культурное целое разнородные племена, исторически связанные с судьбой русского народа».

Имеется в виду некий «туранский элемент». Евразийский князь был убеждён, что «сопряжение восточного славянства с туранством есть основной факт русской истории», и что трудно найти великоросса или малороссса, «в жилах которого так или иначе не текла бы и туранская кровь», а потому «для правильного национального самопознания нам, русским, необходимо учитывать наличность в нас туранского элемента» (О туранском элементе в русской культуре).

Вы спросите, приводит ли Трубецкой доказательства, что если поскрести русского обязательно найдёшь туранца? С этим у князя довольно сложно. В основном он настаивает на некоем «едином туранском психологическом типе, совершенно отвлекаясь от вопроса о том, обусловлена ли эта общность психологического типа кровным родством или какими-нибудь другими историческими причинами».

Вот это лёгкомысленное отвлечение от кровно-родственности и от «исторических причин» подвешивает саму конструкцию евразийства в безвоздушном пространстве мечтательства. Понимая, что вопрос о «генетическом родстве является спорным», Трубецкой концентрируется на психологическом «родстве» русских и туранцев.

И здесь он сталкивается с непреодолимыми трудностями. Знаменитый польский русофоб Францишек Духинский (1816–1893), одним из первых начавший разговор о туранстве русских, говорил об азиатском происхождении «москалей». Он ставил знак равенства между великороссами и финно-уграми в своей туранской теории, отрицая даже арийское происхождение «москалей».

Туранцы же князя Трубецкого — это более широкий круг народов: финно-угры, самоеды, тюрки, монголы и маньчжуры. А потому даже и у него закрадывалось сомнение: «психологический тип финна или эстонца похож ли на монгола или манчжура?»

Проблему эту Трубецкой «смело» решает буквально двумя предложениями: «Туранский психический облик явственнее всего выступает у тюрков, которые к тому же из всех туранцев играли в истории Евразии самую выдающуюся роль. Поэтому мы будем исходить из характеристики именно тюрков».

Почему же только тюрок сравнивают с русскими? Внятного ответа у Трубецкого найти не получится…

Собственно, так и не разрешив вполне явственные сомнения в психологическом единстве эстонцев и манчжуров, самоедов и турок, Трубецкой пускается в дальнейшее плавание по волнам своих предположений. Отдавая себе отчёт, как филолог, что «родство» языков этих «туранских» групп «более чем сомнительно», и что «отдельные туранские народы во многих отношениях существенно отличаются друг от друга», евразийский идеолог, почему-то продолжал настаивать, что «можно говорить о едином туранском этнопсихологическом типе, по отношению к которому этнопсихологические типы тюркский, монгольский и угро-финский являются оттенками или вариантами».

Трубецкой находил некую «общую туранскую психологию»  в якобы отсутствии у тюрок-мусульман и у великоруссов-православных некоего теоретического осмысления религии и, напротив, наличии «бытового исповедничества» в сравнении с греками и арабами. Почему, собственно, это «общий» и к тому же «туранский тип», Трубецкой опять же не указывает. При большом желании и при таких широких аналогиях «туранский тип» можно найти и у скандинавов, и у китайцев, и у африканцев, что окончательно обессмысливает существование этого термина.

Так же странно, что князь не берет в расчёт многочисленных Тихонов, Филаретов, Феофанов, Игнатиев и прочих крупных русских имперских богословов. Или же, в противном случае, надо признать, что с переходом к Империи «дух туранства» от великороссов постепенно стал отлетать?

Не менее чудно у Трубецкого и утверждение, что «Московское государство возникло благодаря татарскому игу», и что «русский царь явился наследником монгольского хана», а «свержение татарского ига» (у Трубецкого в кавычках — прим М.С.) свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву».

Вообще когда читаешь у Трубецкого обо всех этих евразийских «обрусениях», «оправославлениях татарщины», о «новой форме татарской государственности», в голове всплывает аналогия этой национал-татарщины или национал-туранщины с устряловским национал-большевизмом.

После Гражданской войны «смена вех» пошла по разным векторам, кто применял революцию к культуре, а кто к политике. Во многом евразийство то же самое сменовеховство, такое же как и поздний Бердяев. После ухода из евразийства таких людей как Мстислав Шахматов и Георгий Флоровский движение стало вариантом сознательного «советизма», самообмана разнообразных «совокуплений с дьяволом» на предмет получения русско-советской полукровной породы.

Кстати, это очень похоже и на то, что пишут сегодня про социализм и его обрусение при Сталине…

Является ли русская государственность следствием татарского ига?

Трубецкой настаивает на особом туранском таланте государствостроения. Но если тюркам-туранцам этот талант действительно свойственен, хотя и в весьма деспотических формах, то где он у финнов, эстонцев, уральских угров или самоедов?

Евразийский идеолог обходит стороной эту тему и продолжает строить свою туранскую схему: «Пришли татары, стали Россию угнетать, а попутно и учить. А через двести с лишком лет Россия вышла из-под ига в виде… «крепко сшитого» православного государства… Это был результат татарского ига» (О туранском элементе в русской культуре).

Тяга к схематизму приводит Трубецкого к формулированию теории татарского и романо-германского ига в русской истории. Татарское иго привело к Московскому государству, а романо-германское — к большевизму. При этом евразийский князь явно симпатизирует татарскому игу. Забавно, что сам автор понимает, что его книга «Наследие Чингисхана» очень уязвима с исторической точки зрения. В своей частной переписке князь Трубецкой это признавал сам.

Так, в одном своём письме он пишет: «Обращение с историей в ней намеренно бесцеремонное и тенденциозное, так что для серьезной исторической критики она представляет собой весьма удобное поле и может послужить легко уязвимым местом».

«Есть там одно место, которое все никак не вытанцовывается: это поношение старого режима, которое надо сделать так, чтобы ясно было, что большевизм (в смысле официального курса коммун[истического] правительства) есть продолжение недостатков старого режима и потому является недостаточно революционным, а подлинно революционным является только наше дело. Тут должна быть демагогия. Очень трудно…» [письмо от 15 марта 1925 г. (Глебов С. Евразийство между империей и модерном: История в документах М., 2010. С. 297, 298).

Но всё это не останавливало евразийского идеолога. Отрицая формирование основы русского государства в Киевские времена, он упорно продвигает своё туранское евразийство.

В этом действительно было много демагогии, а также бесцеремонного и тенденциозного обращения с русской историей. По какой-то странной причине никакие победы над степными хазарами, булгарами, печенегами и половцами не шли в зачёт Киевской Руси. Так же как монархия Олега, Владимира или Ярослава Мудрого не засчитывались как единое русское государство. Мол, Киевская Русь ходила по рекам, а степь оставалась для неё недоступна.

Но разве расширение Московского государства пошло в сторону степи не по тем же рекам? Разве Урал, Сибирь, русский Север и Дальний Восток были завоеваны Московскими людьми не по речным путям?

Тем не менее, одно предположение продолжало нанизываться на другое предположение.

«Некоторые части, — утверждает Трубецкой, — прежней императорской России, присоединенные в послепетровскую эпоху: Финляндия, Польша, Балтийские провинции, — в монархию Чингисхана не входили; но они и отпали от России, так как исторической, естественной государственной связи у них с Россией не было» (Наследие Чингисхана).

О чём это говорит? Да в общем-то ни о чем, если посмотреть на сегодняшнюю ситуацию. От России после 1991 года отпали как раз наиболее полновесно входившие в империю Чингизхана территории Средней Азии. Не произошло и присоединение к СССР китайского Туркестана, столь уверенно заявленное в своё время Трубецким.

Удивляет и следующее утверждение Трубецкого, что Россия есть «лишь основное ядро» монархии Чингисхана. Но как раз территориальное ядро-то его и не входило в состав русской государственности: Каракорум (современная Монголия), а затем столицы Шанду (Верхняя Монголия) и Пекин никогда не входили в состав Русской Империи.

В попытке изложить свою теорию Трубецкому приходится осуществлять совершенно поразительные пируэты. Так, в доказательство родственности великороссов с бурятами и самоедами он выстраивает следующую линию: «Нет резкой разницы между великорусом и мордвином или зырянином; но от зырянина и мордвина опять-таки нет резкого перехода к черемису или вотяку; по типу волжско-камские финны (мордва, вотяки, черемисы) близко сходны с волжскими тюрками (чувашами, татарами, мещеряками); татарский тип так же постепенно переходит к типу башкир и киргизов, от которых путем таких же постепенных переходов приходим к типу собственно монголов, калмыков и бурят» (Наследие Чингисхана).

Ну разве это что-нибудь доказывает? Так можно сказать и про другие народы: романо-германцы перетекают в славян, славяне в тюрков, а тюрки в монголов и китайцев. Даст ли это сильно натянутое и сугубо теоретическое перетекание результат — культурное единство и евразийскую интеграцию? Конечно, нет. Все эти группы останутся сами по себе.

Далее Трубецкой силится доказать (абсолютно неуместное слово во всём этом нагромождении несуразных предположений), что завоевание евразийской степи Чингисханом — это исторически необходимое дело (для кого?), а вот завоевание Азии «являлось исторически вовсе не необходимым». Мол, «ни Китай, ни Персия вовсе не нуждались в каком-то внешнем государственном объединении».

А почему Русь-то нуждалась?! Ответ, что, мол, была не перспективным государством, весьма странен.

При этом Трубецкой сам признаёт, что Чингисхан «больше придавал значения завоеванию Китая и вообще собственно Азии, чем подчинению Евразии». Тогда в чём же величие идей Чингисхана? Если он сам якобы не понимал своего (навязанного евразийцами) призвания?

Овизантийствованная монгольщина

Есть в евразийстве Трубецкого и совершенно неприемлемые и просто оскорбительные положения.

Так, Трубецкой утверждает, что «оседлые народы в большинстве своем состоят из людей рабской психологии», в отличие от кочевых племён (?!) Что имел ввиду влюблённый в кочевников Гедиминович, неясно… Но судя по всему ничего хорошего для нравственной характеристики оседлого русского населения это утверждение не несёт…

Удивляют многословные рассуждения о Чингисхане, как о носителе «большой и положительной идеи». Какова была эта «идея»? Из чего это видно? Совершенно непонятно.

Не менее фантасмагорично и положение о том, что «дух Чингисхана не мог остаться незамеченным и непременно должен был проникнуть в души русских. По сравнению с крайне примитивными (?) представлениями о государственности, господствовавшими в домонгольской удельно-вечевой Руси, монгольская, чингисхановская государственная идея была идеей большой, и величие её не могло не произвести на русских самого сильного впечатления» (Наследие Чингисхана).

Какая-то полная ерунда. Тем более, что именно при Московских Государях началась идеализация русского прошлого, как раз времен Владимира и Ярослава, а вовсе не ордынских ханов и уж тем более не Чингизхана.

Трубецкой понимает, что «татарская государственная идея была неприемлема, поскольку она была чужой и вражеской», но тут же утверждает, что русские будто бы стремились «отделить её от её монгольства, связать ее с православием и объявить ее своей, русской».

Как это можно было сделать? Оказывается, с помощью византийских идеологов. То есть московская государственность предстаёт под пером Трубецкого этакой овизантийствованной монгольщиной?!

Но какие же идеи Чингисхана подверглись обрусению опосредованно через византийскую литературу? Нет ответа. Потому что нет никаких идей, сохранившихся от Чингизхана.

Даже о знаменитой Ясе Чингисхана мало что известно. Если она и была, то не сохранилась до нашего времени в полном объёме. О ней существуют только какие-то отрывочные сведения. Да и те, что есть, говоря про государство и общество, излагают… китайские образцы управления.

Так сначала попробуйте вычленить из китайских образцов собственно монгольские… и тогда давайте поговорим о том, могли ли Московские государи что-то там перенять от Орды.

То, что Трубецкой не находит Ивана III в русских былинах, а до Ивана Грозного видит только обращение ко временам Великого князя Владимира, вполне возможно и есть то вычёркивание татарского и удельного периода в сознании москвичей. Ориентация на древнее самодержавство Владимира, а вовсе не на монгольство.

Безапелляционные утверждения, что, мол, «возвышение Москвы и образование русской государственности явились следствием психологических процессов, порожденных самим фактом завоевания России татарами», чистое предположение. Примерно такое же как то, что русская литература родилась вследствие нашествия Наполеона.

На самом деле, русские времён Московской Руси имели значительно больше контактов уже с мусульманской Ордой, чем с монгольской государственностью и шаманством Тенгри. Мусульманские татарские орды какого-нибудь XIV–XVI веков культивировали уже не столько монгольские, сколько исламские (арабские или турецкие) образцы поведения. Перенимать «монгольство» было не у кого. Хан был уже мусульманским правителем, а не тенгрианским.

У государства кочевников-степняков нет ничего, что передать земледельческому, лесному, распространявшему своё влияние по рекам христианскому государству.

Одним из главных принципов власти Московских Государей была нравственная ответственность перед Богом за вверенный им народ. Где это у чингисхановой власти? Власть чингисханова строилась на земном успехе, без которого любой мог пробовать её свернуть или узурпировать.

Какова была религиозно-нравственная мотивация власти наследников Чингиза? Наслаждение гнать перед собою побеждённого врага, насиловать его женщин и пользоваться его собственностью. И это всё… Разве этот примитивный варваризм можно сравнивать с идеалами православных Государей?

Что наследовать? Кочевую набеговую экономику и развитую работорговлю? Ханская власть не имела никакого принципиального влияния на московскую власть. Собственно, даже непонятно из какого сочинения московским книжникам можно было бы черпать знание про монгольскую государственность Чингисхана? Тем более, что держава Чингисхана вскоре после его смерти развалилась. Что копировать, когда при его сыновьях страна была разделена и никогда больше не была единой? Такая же удельная раздробленность, какая была и у нас до татар.

Неприятие Российской Империи и комплименты СССР

Взгляд Трубецкого на Российскую Империю по-революционному суров и характеризуется как: «двухвековой режим антинациональной монархии, восстановившей против себя все слои населения», приведший к революции».

Описание же СССР вполне комплементарны, хотя и по-евразийски чудовищно своеобразны: «Заговорили на своих признанных теперь официальными языках разные туранские народы: татары, киргизы, башкиры, чуваши, якуты, буряты, монголы, стали участвовать наравне с русскими в общегосударственном строительстве; и на самих русских физиономиях, раньше казавшихся чисто славянскими, теперь замечаешь что-то тоже туранское; в самом русском языке зазвучали какие-то новые звукосочетания, тоже «варварские», тоже туранские. Словно по всей России опять, как семьсот лет тому назад, запахло жженым кизяком, конским потом, верблюжьей шерстью — туранским кочевьем. И встает над Россией тень великого Чингисхана, объединителя Евразии…»

В реальности, при коммунистах вместо мифической тени великого Чингисхана встала вполне конкретная тень Сталина, да и запахло не столько «жжёным кизяком» (хотя и им тоже пахло), сколько разлагающимися трупами умерших от голода, расстрелов и прочих классовых войн.

Советский эксперимент явственно показал, опровергая евразийских мечтателей, что «туранцы» вовсе не смотрели на СССР как на свою собственную, родную государственность, а лишь как на откормочный пункт, с которого они вскоре в 1991 году и «откочевали».

Пророчество Трубецкого не осуществилось и в этом. «Евразийский» СССР распался, и туранские квартиры, щедро отмеренные им большевиками, стали самостоятельными республиками.

Не сформировалось также и никакого «общеевразийского национализма», о котором мечтал евразийский князь. Да, «та Россия, в которой единственным хозяином всей государственной территории был русский народ, — эта Россия отошла в историческое прошлое», но русские так и не стали «одним из равноправных народов». Не сформировалось и никакой «особой многонародной евразийской нации», всё кануло в лету.

Реальное евразийство стало восточническим сменовеховством, движением, попавшим, в конце концов, в цепкие лапы НКВДешной резидентуры, в рамках операции «Трест».

Теоретическое же евразийское «наследие» остаётся крайне путанной и соблазнительной идеологией-полукровкой, бездоказательно спорящей и с русской историей, и с самой исторической Россией.