Магадан военно-морской: 1967-1969

Сейчас вряд ли является секретом, что в укромных бухтах вокруг Магадана базировалась знаменитая в свое время  бригада подводных лодок, прославившаяся в годы войны на Северном флоте под командованием Колышкина. Дизельно-аккумуляторная тяга обеспечивала максимальную скрытность, и наши субмарины выполняли самые ответственные и опасные задания по сопровождению американских авианосцев в Тонкинском заливе. Шла война во Вьетнаме, которому мы всячески сочувствовали и помогали. Как-то выяснилось, что на одной из лодок служит мой не очень  дальний родственник Саша Старченко. Встретились, пригласил  в гости и он стал регулярно бывать у нас в семье в период увольнений. Дружеские беседы, гостевые застолья располагают к откровенности. Наши ребята выполняли героическую миссию, когда несли ответственную вахту в перегретых тропических водах у раскаленных силовых агрегатов при температуре 65 градусов Цельсия в одноразовой марлевой спецовке. Не случайно жизнь Александра, как и у моего родного брата Фёдора – тоже подводника, оказалась, увы, весьма непродолжительной.

            На Марчеканском заводе лодки ремонтировались, приводились в порядок механизмы и трубопроводы, и мы, конечно, были озабочены вопросами качества и надёжности обслуживания. Были и другие проблемы. Рядом располагалась рыбацкая вольница, где традицией было  береговое ослабление дисциплины, выпивка и связанные с этим нюансы. Важно было сохранить дружеские отношения моряков с рыбаками, не допустив их разлагающего влияния на воинские коллективы. Контакты были постоянные и довольно тесные, особенно по партийно-комсомольской линии. Традиционная форма – шефские связи с трудовыми коллективами. Особым успехом во флотской среде пользовались шефы с местной швейной фабрики.

Командир бригады был членом бюро обкома, а начальник политотдела (капитан 1 ранга) заседал в бюро горкома. Мы сидели с ним рядом, постоянно обменивались новостями. Однажды у меня возникла мысль выйти в море при ходовых испытаниях корабля после ремонта, и она получила понимание и поддержку командования. Я даже прошёл обязательную легководолазную подготовку, чтобы в случае необходимости покинуть затонувшее судно. Хорошо помню, что легководолазный костюм можно было загерметизировать только с посторонней помощью. Когда я задал вопрос мичману-инструктору, кто будет одевать последнего, тот на полном серьезе ответил, что в таком деле последних не бывает. Действительно, военно-морской юмор – сфера специфическая. К сожалению или счастью, поход по разным причинам не состоялся.

            Позднее Магаданская военно-морская база прославилась на весь ВМФ, но уже после моего отъезда на материк.

Информация из надёжных источников. Как водится, командир с замполитом однажды культурно отдыхали в неслужебное время, а мысли, как обычно, всё вокруг службы и боеспособности части. Материальная база ветшает, обновление техники отстает, вот и сомнения возникают: отойдет в море боеспособная часть судов первой очереди в положенное время от пирса в случае необходимости или не успеет? Заспорили. И спор решили по-русски кардинально: командир набрал телефон дежурного по штабу и сказал два слова: «Боевая тревога!» Что тут было… Офицерский состав и сверхсрочники жили на городских квартирах. Силой брали такси, принудительно мобилизовывали подвернувшихся частников, полуодетыми бежали по улицам города, повергая в шок и трепет обывателя. Все корабли отвалили от пирса в положенный срок. Но никого не наградили. Возможно, всё бы даже обошлось. Однако, командир, отдавая приказ, не добавил одного слова: «Учебная!». И дежурный штаба по инструкции моментально оповестил о поступившей команде Главный штаб в Москве. Там юмора не поняли, как все большие начальники, сильно боялись за места, на которых сидели. И местная власть не вступилась, когда наутро Генсек звонит Первому с вопросом: «Ты что там, решил войну Японии объявить?» А тот ни сном, ни духом. Словом, мужиков досрочно отправили в запас, на пенсию. Это было, мне кажется, маленьким предвестием последующих постигших нас бед.

            Не прерывались связи с рыбаками. Часто встречались на совещаниях, важные заказы размещались на городских заводах, и было не лишним их шефское сопровождение. Но бывало и иначе. Леденящую душу картину представляли 16 гробов, выставленных в клубе рыбпорта для прощания после гибели рефрижератора «Аян». Дело было в декабре, когда приливно-отливные колебания уровня моря достигали максимума. С грузом рыбопродукции судно завершало навигацию. В большой отлив шли открытым морем вдали от берега и раскроили днище о вершину подводной скалы. Капитан – самолюбивый заносчивый эстонец – работал у нас первую навигацию, сильно дорожил своим авторитетом и затянул с сигналом бедствия, надеясь обойтись своими силами. А потом стало поздно, аккумуляторы залило водой, и рация замолкла. Все, кроме знакомого мне по совместной работе механика, который остался в машинном отделении навсегда, заняли места в шлюпке. Был редкостный штиль, солнечно, но морозно. Люди замерзли, их так и обнаружили с вертолёта. Гроб механика похоронили пустым. Здесь я впервые увидел на местном кладбище заблаговременно заготовленные летом могилы для зимних покойников. Мерзлота. Люди ещё живут и надеются, а их уже ждет готовая могила. Тогда мне пришла в голову совершенно отчетливая мысль: я не хотел бы остаться в этой холодной каменистой земле навсегда.