Неправосудная Россия

Один из самых знаменитых адвокатов 1990-х, ныне политэмигрант Борис КУЗНЕЦОВ – о своем бегстве, о деле «Курска», деле ЮКОСа и других. И главное, о том, почему все усилия власти сегодня направлены на сворачивание правосудия в стране и как это происходит.

Борис КУЗНЕЦОВ – один из тех людей, благодаря которым после семи десятилетий большевистской власти в России возродилось независимое правосудие. Он начинал свою трудовую деятельность в 1960-е годы в уголовном розыске Ленинграда и Магадана, затем перешел на адвокатскую работу. В 1989 году стал юридическим советником Межрегиональной депутатской группы, а годом позже открыл адвокатское бюро «Кузнецов и партнеры». Получил широкую известность благодаря своему участию в целом ряде громких дел, которые будут упомянуты ниже. В июле 2007 года Борис Кузнецов был вынужден покинуть Россию. В феврале 2008 года получил политическое убежище в США.

– Тяжело было уезжать из России, Борис Аврамович?

– Конечно, тяжело. И уезжать тяжело, и жить тяжело в другой стране, с другим менталитетом... Вот интересно: я здесь встретил одну девушку, которая родилась в Соединенных Штатах, но говорит, что она так и не стала американкой. Конечно, есть дети в здешних русских семьях, которых не научили русскому языку, не привили русскую культуру – они становятся американцами. Ну, а мне, когда я приехал сюда, было уже 64 года. Тут уж, конечно, никогда американцем не станешь.

– Но, наверно, не только поэтому было трудно уезжать, но еще и потому, что в какой-то мере рухнуло дело вашей жизни?

– Рухнули надежды, которые были вначале – от 1991-го до ухода Бориса Николаевича Ельцина. Вот это страшней даже, чем личная судьба, личное дело. Хотя и это, конечно, тоже. Я потерял замечательную библиотеку, коллекцию оружия, свой дом, многих... нет, не многих, а некоторое количество друзей. Так что это все непросто.

– Может быть, нужно было...

– У меня тоже был выбор. Я себя ни в коем случае не сравниваю с Ходорковским, но у меня был выбор. Он остался – я уехал. Он молодой, я уже старый. Я, честно говоря, очень боялся за своих сотрудников, за свою семью. У Ходорковского это, по-моему, самая главная проблема, то, что его больше всего мучит.

Они бы меня там просто убили

– Вы у меня просто с языка сняли вопрос. Я как раз хотел спросить: может быть, нужно было бороться, как Ходорковский? Но вы уже частично ответили…

– Он моложе гораздо, он физически сильней.

А я человек больной, у меня диабет. Они бы меня там просто убили.

– Вы можете рассказать, как вы оказались на Западе, или это секрет?

– Никакого секрета. В 2006 году я защищал члена Совета Федерации Чахмахчяна. Его обвиняли в мошенничестве. Я сейчас не буду рассказывать в деталях дело, главное в другом. Я изучал документы Верховного суда, который рассматривал представление генерального прокурора о даче согласия на привлечение к уголовной ответственности. И мне попались материалы ФСБ, которые имели гриф «секретно» и свидетельствовали, что у члена Совета Федерации Чахмахчяна в течение 10 дней прослушивались телефонные разговоры. А на второй день после начала прослушки судья Верховного суда дал на нее санкцию. И это прослушивание, и эта санкция были проведены с грубым нарушением Конституции Российской Федерации. В Конституции сказано, что члены Совета Федерации и депутаты Государственной думы обладают неприкосновенностью. А закон о статусе члена Совета Федерации говорит о том, что эта неприкосновенность распространяется на средства связи. Я обратился с жалобой на неправомерные действия судьи Верховного суда сначала в городской суд, который мне отказал. Тогда я обратился в Конституционный суд. В качестве доказательства своей позиции я приобщил фотокопию той самой справки, которая имела гриф «секретно». Я абсолютно убежден в том, что эта справка не должна была засекречиваться, потому что в ней идет речь о грубых нарушениях законодательства и о злоупотреблении должностными лицами своим служебным положением. А это, в соответствии со статьей 7 Закона о государственной тайне, не подлежит засекречиванию и не представляет собой государственной тайны. И на этом основании я совершенно спокойно отправил эти материалы в Конституционный суд. КС передал эти материалы в ФСБ, ФСБ – в Генеральную прокуратуру, а та возбудила уголовное дело.

Я очень хорошо понимал, что буду арестован. И перед тем, как Тверскому суду окончательно принять решение о наличии в моих действиях состава преступления (а что такое решение будет, сомневаться не приходилось), в ночь на 11 июля 2007 года я ушел от «наружки», которая работала за мной в течение, по-моему, нескольких месяцев, и уехал на Украину. На границу я приехал в восемь утра, в Москве еще рабочий день не начался. Поскольку уголовное дело не было возбуждено и не было санкции на арест, то формальных оснований для задержания не имелось. Я специально поехал таким маршрутом, чтобы пересечь границу через новый КПП, который только что открылся. Там дежурили молодые ребята. «Сторожевик» на меня стоял. Но не на арест, а, как я понимаю, они просто должны были проинформировать Москву.

– «Сторожевик» – это отметка в компьютере против вашей фамилии?

– Да, отметка, означающая «информировать о пересечении Кузнецовым государственной границы». Проинформировали, а меня на территории России уже не было.

– То есть все было абсолютно легально: вас не вывозили в багажнике машины, вы не переходили через шпионское окно...

– Я легально по своему паспорту уехал.

См. полностью: http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/2645