Проблема " Церковь-государство " в свете и в отсветах русской революции

( к 100-летию Великой Октябрьской Социалистической революции). 1.Главный смысл Октябрьской революции в России - социальная справедливость. Грандиозная попытка построить справедливое общество. И грандиозно неудачная попытка.Основная же причина неудачи - отрыв от традиции, намерение все строить все заново. Разрушить до основания, а затем строить. Разрыв с традицией выразился прежде всего в отказе от соработничества государства и Церкви, в надеждах на возможность выстроить совместное существование людей на внецерковной основе. Этот отказ нельзя сводить только к особенностям марксовой идеологии, хотя чисто иудейский мотив ( полное отрицание христианства ) там присутствовал и сыграл громадную роль. Но и Русская Церковь, просидевшая 200 лет в государственном( беспатриаршем, синоидальном ) ярме, возможно, надеялась вернуться к тому уровню освобожденности от государства, на котором она была в допетровские времена. И она эту свободу получила - в виде декрета о полном отделения церкви от государства. Отделение же это свелось к хорошо продуманной системе репрессивных мер, позволявших предельно маргинализировать Церковь как социальный институт. Репрессии идеологические (постоянная антицерковная пропаганда ), экономические( разрушительный подоходный налог после 1929 года), физические, административные. В основе же всех репрессий лежала марксистская придумка о классовом характере нравственности - она источник всем зверствам революции. 2. Церковь как социальный институт изводилась сознательно, методично. И делалось это не только в угоду марксистской идеологии, но и потому, что решающая роль Православной Церкви в истории русского государства прекрасно понималась. Церковь изводилась как конкурент, как помеха при создании нерелигиозной основы регулирования межчеловеческих отношений. На базе, например, того же справедливого распределения благ, справедливых законов и справедливых процедур их применения. То есть исключительно за счет внешних по отношению к конкретному человеку усилий. Эта идея внешнего регулирования и оказалась главной иллюзией запущенного в 1917 году грандиозного советского социального проекта. И очень важно понимать - почему она оказалась таковой. Но для этого придется повнимательней присмотреться к особенностям русской идеологии, русской традиции. 3. Два с небольшим тысячелетия назад Израиль был единственной территорией , где исповедался монотеизм( вера в единого Бога ). Страстное ожидание Мессии, с приходом которого связывались надежды избранного народа на освобождение , на царство на земле - царство ясное и понятное, без слишком уж отвлеченных заигрываний с идеальным … Но странным и неожиданным оказался Мессия пришедший.Ничем не ограниченные возможности творения чудес, исцелений и … полнейшее равнодушие к земной ( материальной) власти… И что-то уж совершенно фантастическое предлагалось в области межчеловеческих отношений: не только традиционный закон, но и индивидуальное самоограничение ; не только внешнее «нельзя» закона и заповедей, но и внутренне личное - совестное - «нельзя». Начало было положено именно тогда, в Вербное воскресение, когда предстал пред Иерусалимом Мессия христианский, решительно отказавшийся от власти над городом. «Отныне да не вкушает никто от тебя плода во век»… В этих словах Его, обращенных к смоковнице, возможно, и отразился окончательный приговор мессианству земному, иудейскому, которому Он, похоже, и говорит «нет». Не утолить жажды от этого «дерева» ни Ему сегодня, ни кому-либо отныне и вовек: засохнет эта «смоковница», так и не распустившись. Мессия страдающий, неземной - христианский - вошел в Иерусалим. Так рождалась качественно новая религия, качественно новый монотеизм. Ожесточенно отвергнутый два тысячелетия назад , он и сегодня отвергается с не меньшим ожесточением. 4. Лишь христианство евангельского извода (им и является Православие) ставит самоограничение в центр межчеловеческих отношений - привлекает внимание к этой простой и всесильной идее. Это особенно важно еще и потому, что индивидуальное ограничение потребностей является самым надежным путем к социальной справедливости. Инстинкт потребления, как и всякий инстинкт, в полной мере подвластен лишь внутреннему ограничению. Именно поэтому идея социальной справедливости без индивидуального ограничения становится иллюзией. К такому выводу подталкивает печальный итог русской социалистической революции. Но раз без индивидуального ограничения устойчивость общества не достижима, то не было шансов выстоить и у государства, которое провозгласило строительство социальной справедливости, но при этом методично изводило Православную Церковь - социальный институт с бесценным многовековым опытом развития у человека вкуса именно к самоограничению. Русская социалистическая революция, отвергшая традицию, сломалась, в конце концов, именно на этом противоречии. И нужно понять, почему оно такую роль в России сыграло. 5. Противостояние христианства и иудаизма никогда не было чисто конфессиональным - оно изначально являлось и до сих пор является прежде всего противостоянием мировоззрений. Царство Небесное или царство земное … Идеальность запредельная, абсолютная, духовная и потому существующая только как внутренняя установка... Или идеальность омирвшленная , выстраиваемая в некотором внешнем поле требований, заповедей, законов... Вот две исходные посылки и следующие из них два мировоззрения. О каком серьезном , казалось бы, противостоянии может идти здесь речь - у первой, насквозь книжной позиции вроде бы нет и не может быть реальных перспектив. И тем не менее христианство на этой предельно идеальной базе, без каких либо посулов земных благ сумело завоевать полмира, смогло укрепиться на русских землях и стало основой могущественной державы. 6.

Эта мировоззренческая коллизия сохранялась и в самом христианстве. Восточные христианские церкви, а затем и Русская Православная Церковь , сумели сохранить евангельский дух христианства - им, к счастью, удалось минимизировать действие иудаистской закваски в нем . Но и раскол христианской церкви на православную и католическую, и вычленение из последней протестантства можно рассматривать, как результат развития той первичной мировоззренческой, оппозиции. Причем, по мере интенсификации людских и информационных потоков конфликт все более переставал быть противостоянием этносов, наций, конфессий - все больше становился сшибкой двух первичных жизненных философий - над-национальных, над-этнических, над-конфессиональных… Одной, основанной на возвышающем христианстве и другой, увязшей в приземленном, прагматичном иудаизме. Мир и сегодня по-прежнему делится на две в общем-то неравных части - так же, как два тысячелетия назад поделился мир иудейский, когда от этнических иудеев отпочковалась небольшая группа «ненормальных», признавших абсолютную ценность идеального. Идеи, вдохновившие эту малочисленную группу , привитые потом апостолом Павлом на дичок язычества, дали миру христианское миросозерцание. Оставшиеся до-создали свое - иудаистское… И чисто этнический признак здесь давно перестал быть необходимым признаком того, что здесь названо иудаистским миросозерцанием. 7.Триумфальный характер распространения такой , казалось бы, сугубо книжной идеи, как христианство, во многом связан с тем, как ветхозаветная идея Мессии трансформировалась в христианстве. Сын Божий, приносящий Себя в жертву ради людей, отказывающийся от внешней власти над ними в пользу власти внутренней, которая обеспечивалась красотой Его жертвы. Такой предстала в христианстве идея Мессии … Красота Божественного самопожертвования… Личное ограничение - как отклик на Божественное самопожертвование... Идеализм христианства запределен - именно в этом исток его успеха. 8.Но идея жесткого личного ограничения для реального осуществления своего не может не требовать исключительных внешних условий . Благое , питаемое верой в Христа намерение ограничивать себя должно было стать пусть неосознанным, но правилом жизни. На время это было возможно в любых условиях. Но необратимое превращение правила в ментальный признак вряд ли могло состояться на побережьях тех теплых морей, на которых христианство рождалось. И если определенное смещение центра христианства в северном направлении ( от Иудеи к Константинополю ) за первое его тысячелетие еще можно было считать случайной флуктуацией, то тренд второго тысячелетия оказался воистину промыслительным. Осуществленное Святым Владимиром крещение Киевской Руси и эпохальный поворот Андрея Боголюбского на северо-восток... Православие вводилось на земли, само существование на которых требовало от человека исключительной внутренней мобилизации , то есть безусловного и жесткого самоограничения. Духовная потребность становилась и чисто материальной потребностью. 9. Саженец византизма, выброшенный далеко на северо-восток и развивавшийся на специфической почве, вполне можно назвать истоком русской цивилизации. Однако нельзя переоценивать ни роль самого саженца, ни почвы в этом сформировавшим Россию эксперименте истории. Они - всего лишь начала, которые, взаимодействуя, запустили процесс . Но в дальнейшем в нем важную роль сыграла евразийская Степь - прежде всего, роль мобилизатора. Татаро-монгольское иго могло уничтожить рождающуюся цивилизацию русских. Но они , несмотря на колоссальное и чуждое им по духу и сути внешнее воздействие, выдержали нашествие Востока, устояли в этом испытании на связь с Европой и обрели силу, которая западным славянам и не снилась. Отнюдь не следование ордынским обычаям-правилам- порядкам, а преодоление их определяло и историю, и судьбу на русской земле. Русскую империю, ту территорию, которая стала областью ее существования и породила в конце концов евразийскую идею, надо воспринимать исключительно как трофей русского народа, добытый ценой большой крови, больших страданий, и невиданного самоограничения - в многовековом цивилизационном противостоянии. В этой борьбе за православную веру русские и завоевали право называться системообразующим , государствообразующим народом. Таким народом не рождаются - им становятся. 10. Не специфические ландшафты Евразии, а русская православная победа лежала в основе евразийской идеи, явленной в политике русского государства задолго до откровений и обобщений классических евразийцев. С этой победой связан безусловный для России приоритет Православия, русской культуры, русского языка. И сегодня, когда евразийство переведено в разряд практической политики, прежде всего необходимо признать, что в основе евразийской идеи лежит вовсе не территория, а факт подавления и последующего подчинения русскими Орды. Благодаря этой победе Русское государство становится геополитическим субъектом не только в Европе, но и в Азии. Удвоение субъектности, а не мифическое мирное сосуществование двух начал, современное евразийство и должно прежде всего зафиксировать. Таким евразийством Россия не порывает с Европой, она лишь заявляет о намерении идти своим путем. В таком варианте толкования евразийства Россия отказывается и от принципа жесткого противопоставления Европе, и от приплясывания " на цирлах" перед Ордой ( как в классическом евразийстве). Но отказывается и от пренебрежительного отношения к Азии. И, действительно, обретет статус идеологии, претендующей стать опорой нелиберального глобализма - глобализма нового типа. Вторая часть работы здесь: http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2016/2016p1210vosr100.htm