путешествие в Россию: записки очевидца (продолжение)

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.

Путешествие в Россию: записки очевидца

(продолжение)

06.12.2010 8:56

День первый

Железная дорога в моем понимании дважды железная. В том смысле, что шаг в право или шаг в лево - и ты уже выходишь из железной колеи. Есть такой термин: узкоколейка. Но у каждого своя колея, да кто - нам эту колею задумал, кто поставил?

Идти неудобно. На мне спортивные кеды, сквозь подошву чувствую все неровности, каждый камешек. Хочу приноровиться к уложенным шпалам, но, увы, это не удается . Иногда иду рядом с железной полосой рельса. Но насыпь высокая, внизу, среди зарослей небольших кустарников темнеет черная вода. Чуть дальше темные ели - перестарки, смахивающие на жилистых сибирских мужиков и женщин.

Я чувствую среди них в безопасности. Завернул за дерево, и кто тебя увидит? От Томска до станции Тайга 70 километров. Поезда ходят редко - грузовых почти нет, - замечаю я. В салоне встречной электрички различаю редкие лица пассажиров. Каждый едет в свое пристанище, только я бегу из него. Зачем и почему? Найду ли я ответ?

Странно, я настолько возбужден, что не замечаю комаров и мух, летающих рядом со мной. Впрочем, в такую пору их не много. Сезон прошел. Я двигаюсь, не замечая жажды и голода. Почему так бывает? "Охота к перемене мест?!" Как русские мужики осваивали новые места? И зачем? Шли в Сибирь, в южные степи, в дремучие льды. Беловодье, земля Санникова, Чукотка, Сахалин…

…Мои прадеды покинули Украину, (Сумскую губернию), и приехали на жительство в Сибирь. В глухой, но благодатный край, в 50 верстах от Шушенского. И долго еще в районном центре, бывшей казачьей станице Каратуз, воспалял ум, подобно медведю - шатуну, ходил слух, что когда - то сюда заглядывал сам "Ильич". И даже находились те, кто передавал этот слух, ссылаясь на свидетельства своих покинувших земную юдоль родичей. Но это к слову, а в то время, прибывшие с Украйны мужики дали взятку (зачем нарушать традиции?) и местный начальник отвел им землю в хорошем месте, среди кедровой тайги. У всех была одна фамилия - Сотниченко. А потом началась перепись, и каждому пришлось выбирать собственные фамилии: Солдатенко, Кравченко, Василюк, Осипюк. И уже началась другая жизнь, под приглядом местных казаков. Но деревню назвали Александровкой, в честь царя, который им эту землю дал…

Прошло десять лет с того времени, когда я вступил на маршрут "обратно Россию". Что мной двигало: любопытство, желание понять себя и других, изменить нечто в своей жизни, измениться самому? Я и сейчас не могу дать ответ на этот вопрос. А может это и не нужно.

А может мне хотелось изменить жизнь вокруг? Но как ее изменить? Что может один человек?

"Единица - ноль! Единица - вздор?". Тогда почему : "Царь дал землю! Ленин дал землю! Жуков выиграл битву! Иванов, Петров, Сидоров…". "А Президент решил?"

Вот эту землю, которую я топчу, ее кто - то дает? Но тот, кто ее дает, должен иметь право ее дать. Откуда оно, это данное ему право? Кем?

… Я вышел на полустанок. Несколько домов, опрятная бедность, подчеркнутая гибнущей природой. Я присел на кучу полуистлевших шпал. Рядом со мной на импровизированном перроне одиноко стоял мальчишка лет 10, облитый солнечным закатным солнцем. Мальчишка стоял и обреченно - равнодушным взглядом смотрел по сторонам. К перрону, из чащи леса выкатился поезд. И замер, выпуская из своего чрева немногочисленных пассажиров. Мальчишка вдруг оживился, подошел к вагонам и протянул руку. И тут я понял: он пришел, чтобы выпросить у пассажиров еду. Ему подавали, в руках у него появился пакет, в который он торопливо собирал выброшенные из вагона куски. Но "стоянка поезда - три минуты". Снова застучали колеса, и железное чудовище неторопливо двинулось дальше, обдав меня запахом перегретого железа. На перроне остались только я мальчишка. Из - за угла пристанционного домика вышла женщина неопределенного возраста, маленький побирушка подошел к ней, и они пошли прочь с перрона.

Я огляделся. Кругом огромные пространства земли, леса, неба, рядом огромный город, где полно народа, разных начальников, государевых людей, искренно считающих себя таковыми. Где университетов и институтов, немало магазинов, ресторанов, прочих малонужных людям заведений, И вот тут, среди природы и нищеты маленький попрошайка, брошенный, обреченный на нищету, на жизнь по законам, придуманным теми, кто спрятался от него за бетонным забором тщеславия.

И никто не остановил этот поезд, никто не лег на рельсы. Мiр равнодушно проследовал мимо, словно и, не заметив страдания сына человеческого.

Да вот вопрос: "Почему я не могу ничем помочь, этому маленькому страдальцу?"…

И нет мне ответа или… прощения?

…Что такое ребенок? Почему мы говорим: "Мой сын или моя дочь?". Дети - это наша милость от Бога, и далеко не каждому дана эта милость. Дети - это наш шанс на бессмертие, но это и тяжелая ноша, трудное послушание, это пост и молитва. Через нас и наших детей Бог говорит с нами.

"Устами младенца глаголет истина", - это знают все. А истина - это Бог. Бог наказывает и милует нас через наших детей. И в них мы находим горькое откровение своих ошибок и своих преступлений перед Богом и людьми. Перед Космосом. В каждом ребенке заложено послание Вселенной, он сам Вселенная.

А мы не стремимся разгадать это послание, считая себя в своем эгоизме центром Вселенной. Не даем себе счастья быть рядом, крутимся в мире удовольствия и всегда оправдываем свой эгоизм ложным мироустройством, забывая, что Бог глядит на нас наивными детскими глазами, в нежности и хрупкости ребенка. Что мир вокруг нас - это тот же ребенок, который требует нежной любви и заботы.

Почему так? Через детей мы мстим Богу за наше уязвленное самолюбие, за свою неуемную гордыню? За то, что хотели заполучить Вселенную и не получили, хотели стать выше Бога и не смогли, поняв всю ничтожность своего "Я".

Почему мы прячем от собственных глаз детей - инвалидов, выдумываем всякие оправдания перед собой за то, что не накормили, не обогрели, не вылечили?

Кому нужны наши оправдания? Только потому, что "человек зачат в грехе и рожден в мерзости"? А может мы, не понимая смысла любви, теряем заложенный в ней великий смысл? И что, единственное искупление греха - это дети?

Я не знаю ответа на этот вопрос.

…В "подпольной Москве", в лабиринтах Казанского и Курского вокзалов в конце прошлого века их было немало. Я жил с ними рядом, спасался от милиционеров вместе с ними, что - то ел, как - то перебивался. У большинства были простые "копеечные" мечты: кров в деревне, (большинство было именно из деревянной России) , машина, корова, кошка, собака. Непьющий муж и чтоб не бил. Курящий, ну, это Бог с ним, это можно.

И мало кто вспоминал про мать, отца. Больше про бабушку - она выслушает, обогреет, уложит спать на перину, и начнет рассказывать сказку. А утром сотворит молитву… Бабушка - это дом, это ускользнувшее детство.

День первый заканчивался. Солнце уже садилось, на чистом небе его золотые лучи окрасили темнеющий синью, уходящий вдаль горизонт. Хотелось прилечь: нужно было выбирать место для ночлега. Впереди маячили дома поселка, а чуть перед ним, на огромном поле циклопические, недостроенные корпуса завода. Чудища, монстры людского воспаленного воображения и безумия. Труд тысяч и тысяч людей, подчиненный властной воли был превращен в пейзаж Апокалипсиса.

Я поднялся на этаж, и, найдя подходящие доски, улегся и провалился в крепкий сон. Я уже не задавал себе вопросы, я вступил в спор с этим миром, моим миром, который без меня просто не мог существовать.

Утро второго дня

Когда я открыл глаза, солнце вовсю хозяйничало в моем убежище. Странное чувство будоражило мое сердце. Я должен был испугаться, пожалеть о сделанном, и немедленно вернуться домой.

Но мудрость утра отступила, я встал, и, ощущая себя слегка разбитым от непривычно - жесткого ложа, подошел к оконному проему.

Солнце играло. Оно встретило меня так же, как встречает миллионы людей по всей земле. "Солнце всем одинаково светит, и слепым и зрячим, и белым и черным, и грешникам и праведникам". Где - то в Париже, Амстердаме, в Катаре люди стоят у окна своих жилищ и встречают солнце. Или готовятся его встретить.

На всех одна планета, и одно солнце. "Бог един, да вера разная?". Вера разная… А Бог един?

С высоты видны пятна тайги, вдали - небольшое озеро, почти рядом различаю окраину небольшого поселка. Кругом тишина. Кто я в этой картине мира? Почему я родился на этой земле, имя которой - Россия. Что это - Россия, и какая она, эта земля, которая все больше - "ума загадка".

Я спустился вниз, без сожаления покидая свое жилище, и на выходе столкнулся с сидящим на земле мужчиной средних лет. Я вздрогнул: я забыл, что земля населена такими же существами, как я, мужчинами и женщинами. Я молча оглядывал незнакомца, пытавшегося развести костер.

Он равнодушно осмотрел меня спокойным взглядом, и, поняв, что я не представляю для него опасность, продолжил заниматься своим делом. Ему было все равно, что я предприму - уйду или останусь.

Я решил остаться. Костерок разгорался, пламя разгорелось под днищем закопченного чайника. Я присел рядом на сломанную бетонную плиту, исподтишка осматривая кострового. Он был выбрит, в отличие от меня, чисто одет. Человек следил за собой.

- Ты куда идешь? - спросил я.

- А ты, - ответил он, - гуляешь?

И посмотрел на меня испытующе спокойным взглядом.

Я вздохнул и пожал плечами. Притча о блудном сыне. Чайник начал закипать. Мужик достал две кружки из сумки, початую пачку чаю, бросил по щепотке, и залил водой. Пошарив в сумке, достал батон, разломил его пополам, половину протянул мне.

Я взял. Он пододвинул мне кружку и сам принялся за свое скромное пиршество. Я последовал его примеру. Я был просто голоден.

…- Да, они просто пришли ко мне, вывели на улицу, бросили в багажник, вывезли за город и сказали, чтобы я больше не возвращался. Иначе - убьют!

- А ты, что? - полюбопытствовал я.

- Я так и сделал, - улыбнулся он, - так сказать, эмигрировал.

- А остальные? Вас же там много было, русских.

- Русский за границей - это уже не другой, он просто русский. Как приложение. Он не нужен тут, а там, нужен, пока с него можно что - то получить. Его там боятся. Боятся, что он умнее, образованнее, что он многое может. А так - выгнал в чистое поле или сломал - вот он и холоп бессловесный.

- И куда теперь?

- Пристанище ищу. Сам понимаешь, кому я нужен. Документов нет, хаты нет. Так и брожу, от монастыря к монастырю. Может, где и осяду. Хочу в Америку - закатиться бы в бордель, погулять от души дня три, и "амба"! Можно в горние, на небеса! Чтоб с музыкой!..

Он перекрестился.

- Господи, помилуй мя грешного, ако немощен есть…

Мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Эмигрант в родной стране, мечтающий закатиться в американский бордель, пасть ниже плинтуса, и воспринять это, как награду.

Может, в этом и есть тайна всего, что происходит вокруг меня?

"Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и дням".

Он пошел на восток, навстречу солнцу, я на запад.

"Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - богу не угодишь!", - вертелось у меня в голове.