Из жизни городских сумасшедших. Комиссар

     Ни один город в мире не обходится без своего городского сумасшедшего. На моём веку в нашем городе их было несколько. Эта категория людей нередко вызывает у горожан смех, презрение, жалость, но я расскажу о тех, кого уважали.

       Особое место в списке городских сумасшедших занимал человек по прозвищу Комиссар. Всегда чистый, опрятный, одетый в добротный костюм, гладко выбритый, в фетровой шляпе или в каракулевой шапке, в зависимости от погоды, с неизменной газетой «Правда» в руке, он с достойным видом ходил по улицам города и выкрикивал патриотические лозунги. Но не те, что обычно писались в то время на плакатах и транспарантах, а собственного сочинения. Например, увидев ярко накрашенную девушку, Комиссар зычным голосом кричал: «Губы накрасила – Ленина убила!». Для того чтобы его кричалки приобретали некую поэтическую форму, он менял ударения в словах. Так, в слове «накрасила» ударение делалось на букву «и». Выглядело это очень забавно для всех, кроме той, к кому обращены были эти слова. Девушка, краснея, торопилась скрыться подальше от излишнего внимания к своей персоне.

Проходя мимо школы, он не оставлял без внимания школьников: «Пионеры-ленинцы – молодцы!». А возле кинотеатра выдавал новый шедевр: «Гражданин советский, не ходи на фильм немецкий!». И не беда, что   афиша зазывала зрителя на французское кино.

   Мне запомнился один случай, произошедший на моих глазах. Случилось это в 1971 году. Комиссар держал в руках развёрнутый номер «Правды» с портретами трёх погибших советских космонавтов. «Великое горе постигло советский народ! – полным трагизма голосом кричал он. – Три лучших сына отечества отдали свои жизни во имя советской науки и прогресса! Скорбите, люди!». Обычно краткий в своих речах, на этот раз Комиссар был многословен и красноречив. Когда он проходил мимо женщин, торгующими жареными семечками по десять копеек за большой стакан и по пять – за маленький, одна из торговок попыталась его урезонить:

     – Чего ты ходишь тут и орёшь, ненормальный? Иди к себе домой, там и ори, сколько влезет.

     Глаза Комиссара мгновенно налились кровью. Потрясая газетой перед лицом женщины, он гневно закричал:

     – В стране горе, а эта непманша семечками торгует!

     – А тебе, дурачок, не всё ли равно? – с вызовом выкрикнула тётка.

     – Ах, ты так? А я тогда вот так!

С этим возгласом Комиссар, как по футбольному мячу, зарядил ногой по матерчатой сумке с жареным товаром. Семечки брызгами разлетелись по тротуару. Торговки, охая и крестясь, поспешили побыстрее убраться с насиженного места подобру-поздорову, пока и им не перепало от разгневанного патриота, глаза которого светились торжествующим блеском, а ноги продолжали топтать товар их коллеги по цеху. Даже после того как враг ретировался, Комиссар   ещё долго выкрикивал проклятия и угрозы в его сторону.

   О Комиссаре ходило много разных легенд. Мне захотелось узнать правду из первых рук. Однажды такой случай представился, и я, смело подойдя к Комиссару, поздоровался, как воспитанный мальчик, и спросил:

     – А это правда, что вы были комиссаром?

     Он приветливо улыбнулся мне, слегка поклонился в ответ на приветствие и произнёс:

     – Здравствуйте! Не то чтобы комиссаром, но заместителем командира партизанского отряда по политической части был.

       Я увидел глаза умного и очень грустного человека. Комиссар не был сумасшедшим. По крайней мере, для меня.

       – Так вы были партизаном? – сказал я с уважением.

       – Почти три года, – просто, без пафоса ответил Комиссар.

       – И награды у вас есть?

       – Имеются.

       – А почему вы их не носите?

      – Не хорошо будет выглядеть, когда кавалер Ордена Ленина будет ходить по городу и кричать как сумасшедший.

       – А почему вы кричите? – не отставал я от пожилого человека.

       – Ранен я, – Комиссар снял шляпу и показал небольшой шрам над левым ухом. – Пуля немецкая во мне сидит с сорок четвёртого. Это она кричит.

       – Разве её не вытащили? – искренне удивился я.

       – Даже не пытались. Если её тронуть, то я сразу умру. Профессор в Москве посмотрел и сказал, что лучше оставить пулю в покое. Сколько проживу, столько и проживу. Такие вот дела.

       – А жена у вас есть? – продолжал я своё первое в жизни интервью.

       – Умерла жена.

       – А с кем вы живёте?

       – Один живу.

       Глядя на его ухоженный вид, в это было трудно поверить. Но врать этот человек не мог.

       – А дети у вас есть? – не унимался я.

       – Сын есть. Он уже полковник. Лётчик. В Ленинграде живёт. Недавно приезжал. К себе зовёт.

       – Вы к нему поедете?

       – Нет. Ну, как я буду ходить по Ленинграду и кричать? Тут меня все знают. Привыкли ко мне. И я привык. Здесь и помирать буду.

         У меня больше не было вопросов. Я пожелал Комиссару здоровья и пошёл по своим делам. Об одном жалею, что не спросил, как звали этого удивительного человека.

       Прошло совсем немного времени с момента нашего разговора, как по городу распространилась печальная весть, что Комиссар умер в своей квартире в полном одиночестве, пролежав несколько дней, прежде чем соседи заметили его отсутствие. Вражеская пуля догнала ветерана войны через много лет.