Погреб

- Может, масляток баночку маленькую достанем из погреба? А, Фадеевна? – спросила  неуверенно старшую сестру Мария.

- Ага! Щассс!!! – сердито зыркнула Анна. – Все лето всей деревней горбатились, чтоб сейчас лопать самим, да? – Анна Фадеевна вывернула горячую картошечку в большую миску, достала из холодильника селедку в пол-литровой банке, приправленную луком и подсолнечным маслом.  Стала рвать руками петрушку с укропом и посыпать щедро на дымящиеся желтые картофелины. – Ты че, грибов отродясь не видала? Городские все на новоселье приедут, вот и порадуемся вместе тогда.

- Ань, так полный же погреб грибов: и маслята, и лисички,  и белых сколько. И груздочков литров сорок замочено. У-у-у, жадина! – Делая вид, что сильно обиделась, надула губки Мария.

- Иди, охломона нашего зови. Пусть жрать идет. А то с утра уж накидался на голодный желудок.

Мария вышла на крыльцо и крикнула в сторону сарая своему родственничку: «Михалыч! В хату иди! Ужинать будем!»

- О-о-о! Господи, да кто ж тебе все подкидывает и подкидывает, счастье ты мое?! – Анна Фадеевна замахнулась на ввалившегося в избу мужа. – С утра уже готовый. Вроде ж отошел… А опять на ногах не стоишь! Куды ты в ботах грязных, собака?!  Сымай, да руки мой. Скотина, а не человек…

Михалыч улыбался виноватой и идиотской улыбочкой, пока скидывал, тряся попеременно ногами, свои ботинки, все в земле и соломе.

- Норма… альный я, Аня. Нор-маль-ный. Чего ты, а? – Качаясь, со второго раза, он все- таки, попал задницей на табуретку и сразу потянулся руками за картошиной.

- Геть отседова! – Теперь уже Мария шлепнула его по рукам и подала вилку. – Зря, что ли, вилки в доме есть?! Опозоришь только сына своего на празднике-то. Привезет своего начальника, внуки приедут, а ты, как придурок деревенский, будешь  тут шепериться пьяный, да руками еду со стола коцать! Убила бы…

- А хто ты такая? – Вдруг икнул, вьерепенившись, Михалыч на родственницу.

- Я,  хто такая?! Она,  хто такая?! – Хором взвизгнули сестры на горе – едока и одновременно с обеих сторон замахнулись руками. – Да от тебя только зло одно в доме, пользы с гулькин нос, а то и меньше! – продолжила уже на правах супруги Анна. – Вот скажи, что ты за все лето сделал? За скотом ходил? Ягоду – грибы сбирал? В огороде что сделал? В доме палец об палец стукнул?! Строителям Валикиным помогал?

- А че мне этим Джамжудам помогать? Им деньги заплочены… - Еще громче икнул Михалыч.

- Заткнись ты! – Не желая слушать дальше бред совсем разомлевшего мужа, воткнула ему в рот картошку Анна. – Заплочены… Скажи спасибо, что сын такой у нас: кто в наше время родителям такие дома строит? Жили б и щас в своей хате, вон уж,  на половину в землю вросла. А Валик столько денег вбухал, чтоб уют тебе, козлу, устроить… И нам. – Она улыбнулась сестре, получив от той в ответ одобрительный кивок.

- А хто его вырастил? – Михалыч аж привстал, произнося это.

- Чееее- вооо??? Кто его вырастил?! Ты хош сказать, ты его вырастил?! – Одернула оратора за штаны назад на табуретку Анна. – Ты когда последний раз тверезым был, ишак белорусского происхождения?!  Помнишь? Я -  да. Полвека назад помню под рябинкой сидели и ты мне «заливал» про счастливую старость и про то, что помрем в один день  и страааашно счастливыми! Не дождешься, зяблик сизокрылый! – И она сунула ему в нос кукиш. Заплакала…

- Ревешь… - Опять икнул Михалыч. – Чего..? Полки в погребе все лето делал я…

- Вот уж наделал! Все лето сидел в этом погребе да по стенкам стукал! Во работа! Все руки себе поотбивал тока…

- Да, ладно, Анька. Ты тут не права… - встряла сестра. – Полки какие нам под грибы наделал, под варенье! Молодец, Сергей Михалыч! Широкие, просторные, до самого потолочка. У кого такой погреб видала? Высоченный! «Пятерка, Михалыч! Твердая «пятерка»! Иди уже, иди спать, а то тут свалишься щас…

Михалыч поднялся, взял у порога плетеную из проволоки корзину и пошел, шатаясь, в  прихожую.

- А корзину куда?! – Поднялась за ним Мария Фадеевна.

- Это… бульбы наберу… - Огрызнулся Михалыч.

- Я те наберу! А ну кинь кошик! И чтоб к погребу ни на шаг! Еще раз увижу, там тебя и закрою, в вытрезвителе! – Анна выхватила корзину из рук вцепившегося в нее мужа и отправила в ванную.

- Ноги хоть раз помой в такой красоте!

Вернулась за стол,  стала заваривать чай. Анна вспоминала последний разговор с сыном. Валентин приезжал теперь раз в месяц из Москвы контролировать строительство родительского  дома, несмотря на свою занятость. Он работал каким- то крупным начальником на стройке в столице. Вот  и рабочих привез в такую даль. Снял со своей стройки, да отправил спасать жилье матери.

- Я, мам, давным- давно забрал бы тебя к себе. Ты ж знаешь, и Инка не против, и дети уже все отдельно живут. Если б ты только согласилась. И мне не надо было бы мотаться туда- сюда. Я ж тебе говорю… Хоть и  отец это, - И он кивнул на валяющегося в отрубе на диванчике батю. – А не жалко совсем. Я его трезвым не помню вообще. И тебе всю жизнь травит…

- Да, как же я его брошу? Сколько ему уж осталось… Старый, ведь, совсем. А уеду – загнется за день. Выпить-то алкаш найдет всегда, даже, если не будет денег и магазинов, а вот пожрать…

- Ну, ладно. Чего уж говорить? Дом почти  готов. Только внутренняя отделка и осталась. Вот в конце лета все организую так, чтобы у каждого возможность была приехать, и жди на новоселье. Ты уж мама, угоди мне, прошу. Всем столько нарассказывал про места наши красивенные, а тут случай как раз такой удачный. Всех тебе привезу: и внуков с невестами и начальство свое все, и друзей. Всех с женами. Я им тут и охоту и рыбалку покажу, в лес за грибами походим, на неделю целую договорились. Все уже ждут – не дождутся. Я там привез белья постельного целый багажник. Вы уж тут с тетей Марией все потом организуйте. Ну, я имею в виду, у кого можно будет еще поквартироваться, если что. Сами-то и в старой хате заночуем на недельку, а гостей надо как-то красиво устроить. Ладно?

-  Да, Валечка, не волнуйся ты. Все сделаем хорошо. Всех устроим. И дров для камина осиновых припасем, как сказал, все сделаем. Такой дом! Ой, Валька, вот бы еще лет сто пожить теперь!

- Поживешь, мать, старайся!  У меня, мам, просьба к вам с … - Он опять глянул на отца, храпящего и хрюкающего на диванчике, махнул рукой. - … с тетей Машей… Я продуктов привезу. Много. Вкусностей всяких, всего там. А вы тут за лето припасов наделайте. Ну, так, чтобы заглянул в погреб, а там – всего! Я своим как начну рассказывать про твои соления – варения, да про яблоки моченые, про лечо и тушенку домашнюю с лисичками и груздями солеными из холодного погреба, так они слюной все исходятся…

- Ой, уж этого добра, Валик, полный погреб к концу лета наварганим! Вот уж просьбочка-то! Тьфу!

***

И вот просьбочка-то и не «тьфу» оказалась! За всю свою жизнь Анна припомнить не могла, чтоб такой неурожай был. На всё! Ни грибов, ни ягод, ни яблочка на дереве! Как назло…

А паника уже по деревне пошла.

Народ сестер Марию с Анной уважал очень. Анну, ту еще и за мучения ее с алкашом – профессионалом Сергеем  жалели сильно. Тяжелое у нее житье  получилось. Не позавидуешь. Всю жизнь сама и за мужика и за бабу была: на огороде – одна, скотину растила  одна, сына, сильно хворающего в детстве, одна на ноги подымала, учила, вкалывала, как лошадь, и все сама, сама, сама…

А этот так рядом и протилимкался  полупьяный, на четверть пьяный, под самую кепочку пьяный… Не человек , а какая- то «пародия на планетянина»,  как ласково называла его Мария, сестра.

- Господи! Слава Богу, что не дал ты мне узнать, что такое муженек! – Крестилась иногда, наслушавшись да насмотревшись на супружеское «счастье» сестры, Мария Фадеевна.  - Спасибо тебе, Господи, что спас от лукавого!

Так вот, неурожай, который бы в иное лето – осень никто б и не заметил, тут стал настоящим горем для Анны – Марии, как звали деревенские умники сестер, да и для всех сочувствующих.  Никому позарез ни грибы с яблоками, ни малина с голубикою, никогда не нужны были.  Что Бог послал, то послал. А тут Бог вообще ни-че-го не послал!

А как же, Валентину угодить хотели не только мать с теткой, вся деревня его уважала: и сам – начальник крутой, а тут еще и друзей своих, может, самого Лужкова или жонку его привезет… Мало ли… А тут так опростоволоситься можно, мама не горюй!

Все лето с раннего утра Мария с Анной, расправившись по-  быстрому со скотиной, хватали корзины и ведра и шли в лес. Исчесали всю округу, даже уже и сыроежки собирали, мусор этот. И лисички такие малюсенькие, что только с лупой искать. И огромные белые и бабки рассматривали на червивость и тоже, вздыхая, в корзину складывали. Потом мыли, перебирали, варили, баночки закручивали. Как только земляника пошла, ползали, как партизаны – подрывники, заглядывая под каждый листик. Яблоки несла вся деревня, отдавая так щедро и  важно, будто яйцо курочки – рябы вручали. Кто по очереди пастухом был, тоже тащил в корзинке то опят немного, то голубики с литр – два…

В общем, постепенно, потихоньку, по стаканчику, по ведерочку, а стал погреб увешиваться полками Михалыча, ладными, широченными, до самого потолка, да баночками на них,  с припасами драгоценными.

Валентин, глядя, как красивее и аппетитнее становится погребок, облизывался и целовал мать и тетку. Соседи, здороваясь с ним важно, незаметно подмигивали Анне – Марии. Мол, не выдадим, не выдадим, да так поможем. На новоселье придем за это, дескать.

Наквасили капустки с клюквой, намочили яблок с брусникою, черники и насушили,  и компотов наделали разных,  ассорти.

И каждая сочувствующая  соседка «откапывала» где-то рецепты экзотические и неслась бегом посоветовать. Делали в конце концов все по – старинке, по- деревенски, но рецепты на всякий пожарный изучали досконально.

- О! Джем из груш по – персидски! Так мы ж, бабы так и делаем! А оно, оказывается, правильно называется – «по – персидски»! – удивлялись они, выкинув из описания пару непонятных ингредиентов, да перефразировав научные или иностранные какие-то слова.

По очереди, как в Эрмитаж, ходили в гости к сестрам, чтоб полюбоваться, как красиво наполняется погреб. На ровных крепких,  сосновых полках, которые, начинаясь на уровне груди от пола, тянулись до самого потолка, громоздились одна на другой в несколько рядов разнокалиберные банки и баночки. А под полками стояли бочки с огурцами – капустами. Тут же, тщательно оберегаемые от Михалыча, на земляном полу, присыпанные картошкой, стояли и трехлитровики с пшеничным самогоном. Тоже Валентин попросил пару баночек для экзотики. На охоту, типа, взять с собой, как положено. Ну, попросил парочку, сделали, сколько смогли,  сколько сахару было.

***

Это случилось рано утром, когда еще петух – будильник не подал сигнала к побудке ни коровам, ни людям.

Обе, и Анна и Мария вскочили от того, что сильно звякнула посуда в шкафу, и почти одновременно с этим звяком раздался не то взрыв, не то хлопок такой силы, что, казалось, наступил конец света, на дом обрушилась или лавина снежная или истребитель – бомбардировщик.

С криками  (почему-то)  «Пожар! Помогите» и «Война! Люди!» сестры выскочили на улицу и уж было понеслись к воротам, как остановились и замерли  скульптурами, глядя  изумленно,  друг на друга. Вокруг стояла обычная предрассветная деревенская тишина. Даже собаки не лаяли еще, дрыхли.

У соседки включился свет, она выскочила на крыльцо, и шепотом на всю громкость спросила: «Че там у вас, девки? Че орете-то?»

- Ты взрыв не слыхала, Зинаида? – В надежде, что все-таки, не сошла с ума, спросила Анна у сонной соседки.

- Вы че? С Михалычем выпивали, что ли, вчера? Совсем уже… - И Зинаида, почухав себе поясницу, пошла досыпать оставшиеся полчаса.

Аня с Марией развернулись и молча пошли назад в дом.

- Ань, а че так воняет у нас, а? – Потянула носом уже в доме Мария Фадеевна. – Че-то не то, Анна…

Анна огляделась по сторонам, похлопала дверями во всех комнатах большого нового дома, осмотрела потолок, пожала плечами и, уже сморщившись, от  невозможного гадкого какого-то запаха, стала крутиться вокруг собственной оси, не понимая, откуда так несет.

Вдруг Мария вытянула руку и показала на ноги сестры.

- Что? Что? – Не поняла Анна.

- Отойди-ка…  С погреба сойди, говорю!

Мария наклонилась, потянула за кольцо и с трудом оторвала большую крышку погреба от пола…

- Сво… лочь…  ка… ка…яяяя… - Только и смогла выговорить, хватаясь за сердце и медленно опускаясь на стоящий рядом стул, Анна. – Господи…

Так все разбить и смешать в одну кашу ровной и однородной консистенции надо было постараться!

Самогон и наливки из ягод, настоянные на хорошей водке, перемешались равномерно с солеными огурцами – помидорами, капустой и лечо…  Стекло, раздолбанное в крошку,  покрыло картофель и морковку… Где-то под плавающими полками и этой зловонной жижей виднелись ноги Михалыча.

- За самогоном полез, да на полку, видать, облокотнулся, скотина… Сколько говорила ж! Хоть ты замок ставь… - Рыдала Анна.

- Сами не достанем, побежала я за  Григорием. – Набрасывая халат, промямлила Мария.

- Щас!!! Коров пошли выгонять, с этим потом разберемся. Одевайся уже, а я чайник поставлю. – Дала команду сестре Анна.

- Так посмотреть бы хоть,  жив ли…  - Попробовала поспорить сестра.

- А разница какая, Маша?

Анна,  с белобокой Майкой впереди, а за ней и Мария,  с еще не проснувшейся толком Зариной, первыми медленно выходили на околицу деревни,  где их уже поджидал дежурный сегодня пастух Лешка. Шли молча, вытирая слезы и всхлипывая всей душой.

О ком или о чем они плакали,  врать не буду. Не знаю наверняка.