Чушь

На модерации Отложенный


– Я уезжаю.

Твой голос звучит уверенно, и я понимаю, что не надо спрашивать: куда? Всё ясно.

– Куда? – спросила я.

– В другую страну, к другим берегам.

Одна сигарета на двоих - до последней затяжки. Одно небо - до последней звезды.  Дыхание и слова - всё пополам. Как же так вышло, что половина меня хочет от меня же убежать?

– Хорошо... – нашлась я, удивляясь отсутствию слов, совпадающих с мыслями.

Мои ноги, всегда привычно повторяющие пунктир твоих крупных шагов, вдруг сбились с ритма и глупо засеменили  мелкими шажками. Я почти бежала. Ты, не останавливаясь, шёл вперёд.

– Здесь нет жизни, – на эти слова мой ответ был не нужен.

Прикурив сигарету, ты  затянулся дымом и закашлялся. Вытянул руку и, щёлкнув пальцами, привычным жестом выстрелил окурком прямо в небо. Как будто выстрелил в наши звёзды.

 "... и попал немножечко в меня..." - вспомнилась дурацкая песенка.

И я умерла. Погасла вместе со звёздами, в душистых от липовой пыльцы лужах, хлюпающих под ногами.

"… липовой" - крутилось повторами в моей бестолковой башке.

Я, наверное - бездушная. Наверное, надо зарыдать, и тогда ты остановишься, обернёшься и хотя бы предложишь мне сигарету... или посмотришь, наконец, мне в глаза. А я что-нибудь придумаю, чтобы удержать.  Я закричу тебе в лицо, срывая голос. Утоплю тебя в слезах и рыданиях, чтобы прекратить всю эту невозможную чушь...

– Понятно, – глухо откликнулась я, пытаясь сглотнуть пересохшим горлом эту жестокую правду.

– А... там… жизнь возможна? Ведь все чужие. 

Почему я ещё разговариваю?

Ведь меня уже нет.

– Не знаю,  –  запахнув куртку, ты резко дёрнул  замок молнии вверх, словно закрываясь от меня, и спрятал руки в карманы лишая меня поддержки. –  Знаю, что все, кто уехал - живы. Про ностальгию пишут только приняв на грудь. А так - вроде довольны. Не на Колыму еду. Хотя и там люди выживали.

Споткнувшись об невидимую корягу, ты чертыхнулся.

Не на Колыму, а я бы поехала? Мне не хватает безрассудности. Или она спит, доверяя сознательности. Скоро проснётся, оглянется – а всё на свете проспала и уже есть жертвы.

– Выживали... – я привыкла повторять за тобой.

Значит скоро последний гудок, вернее взмах крылом и я - на своём берегу, в синем платье с увядшими хризантемами и в валенках - машу платком. И новая, безвоздушная реальность для нас обоих. Придётся учиться дышать и жить. Заново, без любви.

Вцепиться в него. Прорости, чтобы он не смог меня оторвать, если только с кровью, как в том фильме про "чужих". И что за чушь лезет в голову...

Оставаться сложнее. Или легче?  

– Родители? – остановившись и ещё больше поглупев, спросила я, подбирая важные вопросы и пытаясь найти опору.

– Молчат.

Ты смотрел мимо меня. Было темно, но я знала, что ты смотришь уже мимо. Наверное уже на другие берега, раз всё окончательно решено. Одним тобою.

– Чушь, – прошептала я и повторила: "Чушь, чушь".

– Может быть.  Только я уже решил. А ты... ты не решишься никогда. Так и будешь жалеть одного, а любить другого.

– Ни-ког-да... не решусь, – ещё тише прошептала я. – Чушь...


2011