Художка

Когда на сердце тяжесть и холодно в груди, я закрываю глаза и погружаюсь в мир прошлого. Память начинает перелистывать лежащие в пыльных фотоальбомах страницы с пожелтевшими снимками, радуя картинами дней, когда жизнь казалась светлой, легкой и бесконечной. Неожиданно перед мысленным взором всплывают, казалось бы, уже давно забытые лица, имена и эпизоды. Я вырос в Куйбышеве (теперь Самара) и воспоминания ведут меня не к ступеням Эрмитажа, а к неказистому двухэтажному деревянному зданию за большим зеленым сквером недалеко от исторического центра, мало чем  отличающимся от своих соседей-развалюх, оставшихся тут еще с дореволюционных времен. Его скромное крыльцо не украшали атланты, но от этого оно не менее дорого моей душе.

Я с детства любил рисовать и в третьем классе пошел в изостудию при городском Дворце Пионеров, освоив начала владения карандашом и кистью. Впрочем, там я облазил все этажи и кружки, от археологии до щипковых инструментов, везде попробовав себя, но, не удовлетворившись этим и позже переключившись на станцию юных техников, где мотал катушки для детекторного приемника в радиокружке и печатал свои первые кадры, снятые еще «Сменой» в фотостудии. Однако через пару лет, я увидел на заборе объявление о приеме в детскую художественную школу, и, забросив даже стрелковую секцию, отправился туда и записался совершенно самостоятельно, поставив родителей перед фактом. Придя осенью на первое занятие, к своему удивлению и радости, обнаружил среди новичков и приятеля-одноклассника, с которым жизнь потом нас еще долго вела параллельными курсами. Тогда казалось, что предстоящие 4 года учебы – это очень долго. Но они пролетели так же быстро, как и следующие 40 лет.

В отличие от обычных учебных заведений, тут в одном коллективе оказались собраны разновозрастные подростки от 10-11 до 14-15 лет. Если младшие были еще совершенными детьми, то старшие, особенно девушки, выглядели уже вполне сформировавшимися во всех отношениях, что вызывало некоторое напряжение и разделение на группы. В то время, когда первые развлекались подкладыванием кнопок на табуретки и издевательствами над учебным скелетом, вторые на переменах курили за забором и даже что-то там распивали. За четыре года учебы все эти различия постепенно нивелировались, но поначалу дело доходило даже до драк, выговоров и отчислений. Как ни странно, подростки с художественными наклонностями были отнюдь не паиньками по жизни, воспитанными в совершенно разных семьях и дворах, что тоже накладывало свой отпечаток на стиль их взаимоотношений. В начале 70х наша художка была первой и единственной в городе, а потому в нее ехали даже из-за самых отдаленных и неблагополучных районов огромного города.

Впрочем, все это было вторичным, а главным являлась учеба. Нам преподавали живопись, рисунок, основы композиции и декоративного искусства, скульптуру и историю изобразительного искусства. Занятия шли три дня в неделю по 4 академических часа во второй половине дня после занятий в средней школе. Несмотря на то, что дело это было совершенно добровольным, прогулами никто не злоупотреблял. Возможно, потому что за обучение родители платили пусть и символические, но вполне реальные и полновесные тогда 4 рубля в месяц. Это дисциплинировало и добавляло мотивации, хотя мы все и так были увлечены рисованием, представляя себя в будущем не иначе как великими художниками, о картинах которых нам рассказывали на занятиях по истории. Впрочем, некоторые особо одаренные бедолаги еще как-то умудрялись успевать заниматься в английских, музыкальных и спортивных школах.

Начали мы, как обычно, с изображения простых геометрических фигур-кубов, пирамид, цилиндров и шаров, постепенно переходя к более сложным композиционно натюрмортам, гипсовым слепкам частям лица и фигур,  а позже и к античным бюстам богов и философов. Если в рисунке мы использовали обычные карандаши различной мягкости, особенно ценился чешский Koh-i-Noor. Но они тогда были дорогой редкостью и потому пользовались в основном отечественными, которые постоянно ломались и требовали заточки, чем мы периодически и занимались у огромной коробки для мусора. Живопись мы осваивали акварельную, используя медовые краски ленинградского производства в больших пластмассовых коробках, а кисти – беличьи.

В декоративке иногда в ход шла гуашь, а на скульптуре - настоящая глина для лепки. Для выставок иногда использовали даже гипс, а для домашних работ – обычный переваренный пластилин, за отсутствием специального. С тех пор в родительской квартире стоят на верхней полке запыленные фигурки танцовщицы и тигра, скачущего всадника и поющего трубадура.

Летом мы выходили для натурной практики на плэнер, работая при помощи этюдников на ножках в окружающих уютных двориках или прямо в маленьком садике при школе. Изредка выезжали в городские парки или Ботанический Сад. Рисовали там растения, архитектуру или пейзажи, но при желании можно было найти себе модели даже среди загорающих на ласковом солнышке девчонок, которые не могли отказать начинающим художникам, желающим запечатлеть их неземную красоту. Конечно, настоящее понимание целей искусства, овладение приемами и средствами рисунка и живописи пришло ко многим гораздо позже, но основы художественного восприятия, квалифицированные критерии оценки качества произведений были заложены в нас именно тогда. Всем этим мы обязаны нашим учителям Ю.А. Коневскому, В.Р. Кныжову, А.Г. Песигину, Ю.А. Андрееву, скульптору В.С. Снеговской, историку-искусствоведу Н.Д. Кочубеевской, а также директору Г.Е.Зингеру,  чьим именем теперь называется наша школа.

Преподавали у нас известные в Куйбышеве профессиональные живописцы, чьи картины можно было встретить в местном художественном музее, куда нас иногда водили на гастролирующие выставки. Однако учились мы, как ни странно, в гораздо большей степени у своих же соучеников, подсматривая удачные моменты и приемы у наиболее талантливых во время занятий и просмотров. Там все легко понимали, чего стоят наши потуги по отношению к другим, кто тебя опережает, а кто отстает. Первые давали ориентир для развития, а вторые – надежду, что не все еще так безнадежно. При этом не было особого соперничества. Все хорошо понимали, насколько еще далеки от совершенства. По стенам в коридорах развешивались особо отмеченные работы старших товарищей из вечерней школы, которые занимались после нас в этих же помещениях. Они писали уже маслом и темперой, причем нередко и обнаженку, что вызывало у ребят весьма сильную и искреннюю зависть. С тех пор одуряющее-тяжелый запах масляных красок и растворителей у меня связан с маняще-притягательным и возбуждающим давно забытые чувства и устремления образом заветно-запретного плода, так и оставшегося для многих недостижимой мечтой.

Увы, немногие из нас после окончания пошли в художественные училища и институты, став профессиональными художниками или мультипликаторами. Однако полученные навыки весьма пригодились тем, кто подался вместе со мной в архитекторы, включая и моего приятеля. Потом мы с радостью обнаруживали своих сотоварищей на курс-два старше нас или младше. Впоследствии это помогало устанавливать дружеские и профессиональные связи, которые многими поддерживаются до сих пор. А кое-кто даже нашел среди них свою судьбу и женился в институте или позже. Я и сам в старших классах заглядывался на весьма соблазнительных девиц, ощущая и их встречный интерес к себе. Но в 14 лет я, несмотря на уже вполне внушительные габариты, в душе оставался еще зеленым пацаном и стеснялся откровенно обозначать свое к ним отношение, о чем теперь приходится лишь вздыхать с искренним сожалением.

Поступив в институт и окончив его, мы заглядывали в художку к нашему дорогому Юрию Александровичу. Приносили и показывали свои работы, рассказывали о своих первых успехах. Казалось, что там мало что меняется.  Лишь постепенно седел старый учитель. Потом мы разъехались в разные стороны и надолго забыли о нем, лишь иногда радостно встречая его работы на художественных выставках. Спустя какое-то время дошли слухи, что он умер, но никто из знакомых не был на похоронах и не знает его могилы. Прошли годы. Нашу старую школу с тесными помещениями и скрипучей темной лестницей уже давно снесли, а  на ее месте воздвигли современный жилой комплекс. От нее не осталось даже фотографии в сети. Теперь детская художка размещается в красивом новом здании на одном из главных проспектов города. Там отличные преподаватели учат новые поколения талантливых детей в просторных и светлых залах. Но у меня почему-то нет желания заглянуть туда. Там все по-другому, никто и ничто в тех стенах не напоминает о нашем детстве.