Обиженная Рашатудэй и свобода слова

Заморозка счетов РТ в Англии вызвала неоднозначную реакцию даже у оппозиционных журналистов – а как же свобода слова? Ну, когда в самой Раше такое творится, это понятно – бандиты, азия, что возьмешь. Но в бастионе демократии? Печально.

Про самих рашетудэйцев и говорить нечего – им кричать про свободу слова положено по служебной инструкции. Естественно – не всегда. А про свободу совершенно определенного слова, ограничиваемую при совершенно определенных обстоятельствах.

Это вообще зубодробительное, причем, в буквальном смысле зубодробительное место для нашей интеллигенции – про свободу слова. Никак разобраться не получается. Ни как это устроено в бастионах демократии в реальности, ни какие новации привнес сюда интернет, ни как это должно быть устроено. Раз за разом наши интеллигентные брёвна требуют свободы слова для мерзавцев и отказываются видеть, что желаемой, воображаемой ими свободы слова не то, что нет нигде, а и быть нигде не может. Так что, простите меня за менторский тон, но здесь необходим просто урок.

Первое. Свобода слова – это не свобода говорить. Это свобода быть услышанным. Или иначе – свобода говорить громко. А так, говори себе сколько хочешь. И в Северной Корее мало что будет угрожать антикимерсенисту, если он прошепчет на берегу реки что-нибудь неодобрительное себе под нос.

Второе. Громкость речи никогда не бывает одинаковой у всех членов общества. Это просто невозможно. У одних есть возможность говорить громче, у других – только тихо. Никакого равенства здесь нет. И быть не может. И не должно быть. Иначе, представляете, какой гвалт начнется. Ничего не разберешь.

Третье. Факторов, которые влияют на громкость речи, несколько. Два самых очевидных: а) готовность публики слушать определенные речи и б) желание владельцев усилителей-"микрофонов" допустить оратора до аудитории. Каждый из этих факторов распадается в свою очередь на несколько. В частности – кто владеет "микрофонами" (СМИ), какие их интересы, чего они хотят и т.д., с одной стороны, и ЧТО хочет услышать "почтенный публикум", что ему любо, что он готов понять, с другой.

В результате, свобода слова у рассказывающего об образной системе Булгакова гораздо меньше свободы слова делящегося радостью по поводу игривости своего котенка. Максимальной свободой пользуются слова, выражающие взгляды и интересы сильных мира сего, и слова, потрафляющие нижним, то есть преобладающим чувствам нижней, то есть самой многочисленной части общества.

Другими словами, первая группа громких слов по определению в той или иной мере лжет аудитории, а вторая – ее растлевает.

В нормальном обществе такой негативный эффект отчасти смягчен менее громкими разоблачительными словами оппонентов лгунов и растлителей. Но это – в нормальном. При монополии на владение микрофонами (а установил эту монополию не Путин, а Ельцин; причем – при активной помощи интеллигенции; Путин только завершил монополизацию, доведя ее до абсолюта и до абсурда) ложь и растление не имеют ограничений. Кроме внутренних психологических фильтров. Но эти фильтры, во-первых, развиты у разных людей в разной мере, а во-вторых, не всегда активизируются быстро.

Соответственно, отключение Рашатудэя, который чудовищно (копирайт на эпитет принадлежит его хозяину) лжив, можно только приветствовать. Никакой свободы у такого слова быть не должно. Ни в Англии, ни в РФ.

Это всё – о том, как есть. А как должно быть?

А должно быть так, что свобода (то есть громкость) слова определяется его мудростью, честностью и добротой, а иначе говоря – его полезностью для духовного развития "почтенный публикум". Это главный принцип.

Как его реализовать? Непросто. Даже очень непросто. Но в принципе – возможно. Очень легко фильтровать проплаченную ложь, начиная с рекламы. Не слишком трудно ранжировать и умность. Ну – и всё остальное. В конце концов, мы более-менее представляем, кто есть кто и кто что несёт. Здесь нужна система сетевой цензуры, в которой каждый – цензор-критик, но у каждого цензора-критика свои полномочия, определяемые его духовным ростом. Сеть такая должна быть динамичной с постоянным перераспределением полномочий.

А дальше у слушателя выбор: хочешь – читай статью с рейтингом честности 1 (по 10-балльной шкале), а хочешь – с рейтингом 7.  

Как это реализовать на практике? Вполне рутинная задача для социальных психологов и программистов. Потребуется, естественно, долгое экспериментирование для наладки сети, но ничего невозможного здесь нет.

Это, опять-таки, будет не полная свобода. Но это будет такая несвобода слова, которая много лучше несвободы слова не только в РФ, где свободно только лживое и растлевающее слово, но и много лучше несвободы слова в свободном мире.

Вот такое мое слово. Как вы думаете, насколько оно может быть свободно по сравнению с другими словами, звучащими сегодня на русском языке?