О Вайде

Он был великим режиссером. И человеком большой души. Очень большой. Громадной. Возможно, в своих пиках он и не добрал немного до абсолютных вершин кино, покоренных Чаплиным, Феллини, Бергманом, можно назвать еще пару имен. Но в творчестве Вайды поразительно другое – невероятное, немыслимое творческое долголетие. 70 лет ("Девочка Никто"), 80 лет ("Катынь"), 83 года ("Аир"), 87 ("Валенса") – перед нами всё тот же мастер, который в 35 лет снял "Леди Макбет", в 44 года – "Березняк", а в 53 – "Дирижера".

Но Вайда был не просто режиссером. Он был вдумчивым социальным мыслителем, исследователем-историком, напряженно всматривающимся то в один, то в другой кусок драматичной польской истории. А еще он был пламенным польским... и вот тут я не знаю, какое слово употребить – "националист" или "патриот", но это, даже неважно в данном случае – какое, но он безумно, горячечно любил Польшу. И заставлял нас любить ее. И плакать над ее судьбой. И в "Пепле и алмазе", и просто в "Пепле", и в "Свадьбе", и в "Земле обетованной", и... – да, просто везде.

И в этом качестве, в качестве польского патриота и польского мыслителя огромное место в его творчестве занимала Россия. Много большее – и это очень показательно – чем Германия и вообще Европа. Русская культура манила и держала его крепко-прекрепко. Это и уже помянутый мной Лесков, и Достоевский, и Булгаков, и снова Достоевский... Но не только экранизации – тень России нависает, минимум, над половиной вайдовских фильмов. Но не как нечто дьявольское – что было бы естественно для примитивного национализма, но не для такого гиганта, как Анджей Вайда – а как что-то судьбоносно-важное, задающее важнейшее измерение в польской культуре и польской судьбе. Это ощутимо даже в "Катыни", но гораздо более явно в менее политизированных исторических "Пепле", "Тадеуше", "Свадьбе", "Земле обетованной"...

А еще Вайда был человеком беспокойной совести. Каким только и может быть художник его масштаба. И поэтому при всей своей безумной любви к Польше, она у него никогда не лубочна, не идеализированна, не выдумана. Он неотрывно следит за родимыми пятнами, а их немало, еще как немало, в польской истории.

И одна тема особенно мучит его. Мучит постоянно. Во всяком случае – с "Пейзажа после битвы". Тема польско-еврейских отношений. И сегодня, в йом-кипур, в день осознания, на этом штрихе портрета великого поляка я в своем некрологе-амаркорде хочу задержаться.

В отношении Вайды к еврейству явно слышны два мотива: презрение антисемита и горячечный стыд вины. И отчетливо видна борьба между ними. Вайда недоволен, мучается и всё время пытается преодолеть свой антисемитизм, но даже в "Корчаке" ему это не удается сделать в полной мере. Тема Варшавского гетто, соучастия поляков (иногда пассивного, а иногда и очень даже активного) в Холокосте, фактического отказа в помощи восстанию в гетто – всё это для него мучительные страницы истории. Без них история Польши во второй мировой войне была бы историей невинного мученичества и беспримерного героизма – иконописной историей. Но грязные пятна соучастия или, самое меньшее – толерантности по отношению к геноциду евреев не позволяют Вайде видеть историю так радужно. И он борется сам с собой. Так появляется сначала "Корчак", а через пять лет и "Страстная неделя". Но даже в "Страстной неделе" – рассказе, как поляки выгнали бежавшую из гетто еврейку на улицу, покаяние не достигает той высоты звучания, когда оно дает полное освобождение и полное преображение.

Это выпадет на долю уже другим польским авторам – Яну Гроссу, Тадеушу Слободзянеку, Владиславу Пасиковскому – возможно, и менее талантливым, но оказавшимся храбрее. Хотя, как знать, может быть, они и не были бы так отважны, не начни Вайда вскрывать этот нарыв на десять лет раньше...

Почему я заговорил об этом? Чтобы показать всю огромность стоящей не перед Польшей, а перед Россией (я имею в виду не только РФ, но всю общность русской культуры) задачи – задачи осмысления своей истории. Если уж такой гигант, каким был Анджей Вайда, не сумел покорить эту гору, то на что могут рассчитывать наши духовные пигмеи (не буду называть фамилии), а хоть бы и люди среднего духовного роста? А ведь русская (в широком смысле) история куда драматичней польской. И темных пятен в ней куда больше, чем в истории Польши последних двух с половиной веков.

И всё это нам нужно высветить. Не обелить, не закрасить черное белым, а высветить, осознать, понять, оплакать... Без самолюбования и попыток самооправдания. Грандиозная задача! Кажется – невыполнимая. Но без того, чтобы выполнить эту невыполнимую задачу, и думать нельзя о том, как мы выберемся из болота, в котором оказались. Не отпустят нас старые грехи выбраться. Всё время будут тянуть назад.

Так что выбора у нас нет. Надо эту гору штурмовать. Не очень изнемождая себя размышлениями, посильная задача или нет.

А идущий дорогу осилит.