Лебединое озеро

Балет «Лебединое озеро» - это светская визитная карточка России. Это наше  пригожее европейское лицо. Такими мы улыбаемся западу. Я бы употребил даже слово «национальный архетип», но боюсь, что не все русские со мною согласятся. Этноним «русский» с каждой новой эпохой обогащается, и есть много русских людей, которые равнодушны к балету вообще, и к «Лебединому озеру» в частности. Тем не менее это культурный факт и есть смысл о нём поговорить. 

Балет «Лебединое озеро» —   музыка и, возможно, также и либретто Петра Ильича Чайковского. В основу сюжета положены многие фольклорные мотивы, в том числе старинная немецкая легенда, повествующая о прекрасной принцессе Одетте, превращённой в лебедя проклятьем злого колдуна Ротбарта. В Германии широко распространено мнение о том, что на идею написания музыки к балету повлияло впечатление от Лебединого озера, находящегося в предгорьях Альп в окрестностях города Фюссена. На фото, сделанного со смотровой площадки около известного замка Нойшванштайн, это озеро видно справа, за замком Хоэншвангау. Балет «Лебединое озеро» ассоциируется с Августовским путчем - его демонстрировали по советскому телевидению 19 августа 1991 года, отменив все запланированные передачи. Прообразом для лебединого озера стал Воткинский заводской пруд, центральная часть которого находилась напротив дома Чайковского. Тему Одетты Пётр Ильич Чайковский практически без изменений взял у известного французского композитора Шарля Камилля Сен-Санса. (Википедия)/ 

Но мало кто знает, что тема умирающего во льдах лебедя имеет отношение к русской культуре ещё с одной стороны. Современником Петра Ильича Чайковского был французский поэт-символист Стефан Малларме. Впервые сонет был опубликован в газете «Индепондант» в марте 1885 года, а премьера балета «Чайковского» -  двумя годами позже, а именно 4 марта 1887 года на сцене Большого театра в Москве. Этак, русский балет вполне можно считать культурным откликом на сонет Стефана Малларме.  В 1981 году журнал "Литературная учёба" опубликовал мой перевод этого  знаменитого стихотворения Малларме   и провёл его обсуждение. Вот этот текст (с учётом исправлений).

Неправда! Разве он не в силах разорвать

Хмелеющим крылом покров остекленелый,

Пленительную гладь, где стиснул иней белый

Полётов стылый лёд, которым не бывать!

Величественный царь без права выбирать

Среди надмирных грёз высокого удела,

Где нет чтоб воспарить, чем ждать оцепенело,

Когда грядет зимы пронзительная рать!

В насильственный простор отвергнув содроганье,

Он гордо отряхнёт предсмертное страданье

И не поднимет впредь заиндевелых крыл.

И призрак, чьи черты светились там всё боле,

Бессильем ледяным, презрительный, застыл,

Как лебедь, что уснул в бессмысленной неволе.

В комментарии к этому тексту я пишу: «Мифологический сюжет сонета восходит о Сикнусе, сыне Аполлона и Ирии. Небывалая красота Сикнуса сочеталась в нём с неуживчивым нравом, поэтому в конце концов его покинули все друзья, последним из которых был Филиус, бог дружбы. Не выдержав одиночества, Сикнус бросился в озеро, но Юпитер не дал ему погибнуть, обратил в Лебедя, сделавшегося созвездием. О ком этот сонет? В контексте французской культуры - Шарлю Бодлеру, который первый ввёл     тему лебедя в европейскую поэзию и культуру своим одноименным стихотворением. Поэма перенасыщена  реминисценциями из «Илиады» Гомера. Надо знать, кто такая Андромаха, Пирр, Гектор, Гелен но я отсылаю любопытного к сборнику «Литературные памятники», где дан подробный комментарий. Здесь же я лишь отслеживаю тему лебедя в неволе, предложенную Бодлером.     

ЛЕБЕДЬ

Виктору Гюго

I

Андромаха! О вас мои мысли. Речушка,

Грустный отблеск, где прошлое отражено…

Вдовья скорбь велика. Вы уже не девчушка.

Симоэнс этот, слёз ваших полный, давно

Породила моя плодовитая память,

Когда пересекал Карусель я. Париж

Изменился так быстро… (Привыкла стопа мять

Там траву, где теперь мостовые). Остришь

Взор и в памяти видишь одни лишь бараки

С грудами капителей, зелёных камней,

Да витрины старьевщиков, чьи брикобраки

Ностальгиею ранят её тем больней.

Там, где раньше зверинец был, утром однажды

В час, когда просыпается люд трудовой,

Видел лебедя я. Изнывая от жажды,

Припадал к грязной луже беглец чуть живой.

Очевидно, он выбрался как-то из клетки,

Но земля его лапам несносна была.

Дверь открыли, должно быть, ему малолетки,

А он взял и решился – была не была!

Белоснежными крыльями бил он по луже,

Вспоминая то озеро, пойман где был:

«Дождь, когда ты прольёшься? Не медли, гром, ну же!»

Миф я вспомнил тогда – я его не забыл! –

Лебедь к небу взывал – я Овидия вспомнил –

Иронично-жестока чья голубизна,

И, должно быть, в конвульсиях озеро то мнил,

Упрекая ли Бога, что лужа грязна?

II

Изменился Париж, но в моей ностальгии

Всё по-прежнему. Новые всюду дворцы,

Что в лесах ещё… Стали предместья другие.

Символично всё в памяти только, дельцы.

Перед Лувром нахлынули воспоминанья.

Я подумал о лебеде, что как шальной,

И смешной и величественный Князь изгнанья.

Назовётся, как я им, однажды он мной.

И о вас, Андромаха, чей муж как герои

Пал в бою от руки Пирра. Это война!

Жена Гектора и ненавистника Трои,

Пред пустою могилой – Гелена жена!

О худой негритянке, больна что чахоткой,

Взор чей ищет напрасно в предсмертном бреду

Пальмы Африки гордой, усталой походкой

Сквозь туман пробираясь – я следом бреду.

О всех тех, потерялся кто и не найдётся

Никогда! Никогда! Всё – места их пусты!

Слёз хлебнул кто и те, кому боль пить придётся,

О сиротах худых, вянущих как цветы.

Так, блуждая в лесу, куда изгнан мой разум,

Память громко трубит в рог охотничий свой,

О всех пленных, пропавших и сгинувших – разом,

И о многих других… Вдруг ещё он живой?

И вот, через тридцать лет после   публикации в «Литературной учёбе» я обнаруживаю... Русский первоисточник темы, а именно – сонет, с которого сделан перевод Малларме. Стихотворение построено на звукоподрпажании в нём частотна аллитерация «Л», которая корреспондирует с ледяным пленом Лебедя. В сонете отсутствует звук «Р» и, как следствие, обрывистые, несвойственные образу Лебедя звуковые линии. Балет, только артикуляционный, как сказал один лингвист. Вот этот текст:

Ой ли обманут опальной судьбой

Лебедь хмельной ясновидной неволи?

В долгой агонии бился от боли

Девственный князь высоты голубой.

Клин лебединый не звал за собой:

«Мы улетаем! Доколе? Доколе?»

Лютая слава светилась всё боле,

Боль воссияла – то видел любой!

Белая более белого снега

Билась во льду лебединая нега,

Только сковала её не земля.

Сон ледовитый взломал ли надменно,

Муку последнюю больше не для,

Лебедь поэзии? Быль – неизменна?

Кто автор, или, точнее,  с кем я имею честь делить соавторство этого сонета, изведённого из слова «Последний»? Существует такое выражение из Библии: некто негде засвидетельствовал. Им и удовлетворюсь.