282-я статья
Камень преткновенния. Оставлять-убирать? Сажать-не сажать? Сажать того или сажать этого? Правильно посадили-неправильно? Вот уже и крики раздаются: "Кто за 282-ю – всех порешу!".
Тут несколько вопросов переплелись. Где граница свободы слова? В смысле – где грань, когда свобода становится злоупотреблением свободой, зло-употреблением, ЗЛО-употреблением? И какое должно быть за злое использование свободы наказание? Кандалы? Штраф? Отключение микрофона? И вопрос о том, а насколько в нынешнем государстве с его нынешней право, так сказать, охранительной системой вообще возможны справедливые наказания?
Вот та же 282-я статья. "Ненависть, вражда, унижение по признаку национальности, религиозности, принадлежности к социальной группе... публично (то есть не с глаза на глаз) или в Интернете". Назовите мне человека, которого нельзя было бы посадить по этой статье. Хотя бы одного. Когда страна булькает ненавистью. И именно по этим самым национально-религиозно-социальным признакам. И отнюдь не в разговорах с глазу на глаз. А именно публично. Всё телевидение нужно посадить немедленно. Всех журналистов – без исключения. Всех чиновников, начиная сами знаете с кого. Всех право, если так можно выразиться, охранителей. Всех пассажиров всех видов общественного транспорта. Ну, разве что кроме немых. Хотя и у них сохраняется возможность возбуждать ненависть. Правительство у нас – социальная группа? А как же! В тюрьму. А прочие чиновники, они разве не группа? Группа. В тюрьму. А предприниматели? В тюрьму. Молодежь? Ведь и это социальная группа. В тюрьму. Ну, и так далее.
Но ведь это не только 282-я. "Был бы человек – статья найдется". Это когда-то так было. Теперь букет статей найдется для любого человека. Особенно при нашей способности вертеть законом, как дышлом, и нашей полной безнаказанности за такие манипуляции. Право, если можно так выразиться, судие становится при этом исключительно избирательным. Захотел посадить Стомахина – посадил. Захотел наградить Киселева – наградил. За искуссное разжигание ненависти к нацгруппам "укры", "пиндосы" и унижение группы "гейропецы".
И естественное получается и отношение к этим посадкам-непосадкам по 282-й статье: нашего посадили – плохо, ихнего – хорошо; и, наоборот, нашего не посадили – хорошо, ихнего не посадили – плохо.
Что это значит? Что надо отменять статью? Или – пересматривать ее текст? Да, нет – это значит совсем другое. Менять надо не статью. Менять надо всё. Всю право, если можно так выразиться, охранительную систему. А так как одну ее не поменяешь, то вместе с ней нужно менять и всю государственную систему. Не циклясь на отдельных фамилиях, какими бы громкими они ни были, и на отдельных институтах, какими бы они ни были зловещими. Тут вся постройка ни к черту! И менять ее надо без ненависти, вражды и унижения. Просто аккуратненько так поменять.
Впрочем, эту задачу сегодня мы не решим. Это не одного дня дело. Годы могут уйти. И это еще в лучшем случае. А вот разобраться с тем, какой должна быть свобода слова и как ее необходимо регулировать – это как раз дело сегодняшнее. Потому что здесь у нас проблемы не столько с государством, сколько с собственными головами.
Нет, интуитивно мы часто чувствуем, какая злая речь хороша, а какая плоха.
Но и тут то и дело сбиваемся на "наш-не наш". А "наши" иной раз морозят такое, что оказываются ничуть не лучше "ненаших". Точно такими же. Фашистами, если выражаться просто, без политологических изысков.
Но все же в большинстве случаев мы способны разобраться, хороша или плоха та или иная злая речь. А вот установить грань – этого никак не получается. Да, и не может получиться. Потому что нет здесь грани. Разбираться-то надо в нескольких вещах сразу: в намерении автора речевого сообщения – что он хочет сказать и чего он хочет своими словами добиться, во-вторых, в том, кому он адресует свое сообщение, и в-третьих, как его сообщение воспринимается аудиторией.
И тут оказывается много интересных вещей. Ну, например, в горящей степи разжечь ничего нельзя. Уже горит. Можно только плеснуть бензина. Что тоже социально одобряемым действием быть не должно. Оказывается и то, что люди, оценивающие такого рода действия, должны быть абсолютно независимы и очень, даже не скажешь "компетентны", потому что этому не учат в институтах, – очень мудры должны быть. Институт же экспертиз у нас под стать всему остальному – никуда не годится. Оказывается и то, что посадка в тюрьму здесь совершенно не эффективна. Есть другие способы, бескровные. Это, например, лишение права громкой речи. Это могут быть и штрафы для любителей облегчать душу руганью.
Но этот разговор, правда, у нас с нашим право, если так можно сказать, охранительством бессмысленен. А вот разговор о том, чтобы на каждое высказывание навесить ярлык – насколько это высказывание доброе, умное и правдивое, мог бы быть для нас как раз очень уместным. Как навешивать, кто будет навешивать? Ну, уж точно не министерство правды. И точно не всенародным голосованием. Но разработать более-менее разумные процедуры, как должно производиться такое ранжирование, задача не неразрешимая. Естественно, на это поле быстро перенесется игра сил добра и зла. Но она здесь будет открытая. А силы зла этого очень не любят.
Вот о чем здесь нужно было бы думать. А выбить маленький кирпичик из и так разваливающегося здания – это мало что даст. А с учетом того, что дотянуться до этого кирпичика в относительно обозримом будущем для нас и вовсе невозможно, то и разговор весь этот про отмену 282-й статьи становится уже совсем бессмысленным. Говорить нужно о сути проблемы и о том, что мы реально можем сделать здесь и сейчас. Чистую социальную сеть с такими механизмами ранжирования, чтобы глупость каждого была видна, мы сделать можем. Во всяком случае – можем начать ее делать.
Суть проблемы состоит в том, что необходим механизм различения доброго и злого слова. И что нужно нам это различение для защиты общества от злого слова. Которое есть начало злого дела. Механизм же такой сам не появится. Его делать надо. Потому что иначе его сделают другие. И получится 282-я статья с ее право, если вас не обижает это слово, применением.
Короче говоря, если кто-то из уважаемых либералов-интеллигентов-диссидентов говорит: "Я не согласен с тем, что жидов, чурок и черных надо убивать, но я жизнь отдам за право господина Х. звать убивать жидов, чурок и черных", то такой либерал-диссидент окажется просто интеллигентным бревном. О чем не без горечи и обязан буду ему сообщить.
Комментарии