Не наша война

Житель Хакасии рассказал о своих 100 днях на войне в Сирии.

Практически год Россия ведет военную операцию в Сирии против боевиков «Исламского государства» (запрещена в РФ) и других террористических организаций. Житель Хакасии Евгений (имя изменено) почти 100 дней провел в Сирии и рассказал «ШАНСУ», каково это – принимать участие в широкомасштабной военной операции за пределами своей страны.

Предложение, от которого можно было отказаться, Женя получил, находясь на контрактной службе. Наш собеседник холост, детишек нет, поэтому не скрывает, что главным аргументом за боевую командировку в Сирию стали деньги. Так он попал на гражданскую войну в свои 20 с небольшим лет.

– Какое было первое впечатление, когда оказался на передовой?

– Сразу скажу, что не могу назвать род войск и свое звание, поймите правильно. Когда приехал, быстро понял, что все серьезно. Не могу точнее описать. Просто понимаешь, что погибают люди, стреляют. Но мысли сбежать домой не было. Это настоящая война и длится она уже шесть лет. Запомнился контраст: играют дети на разрушенных улицах, стены в дырах от пуль и снарядов.

– На каких условиях наши контрактники воюют в Сирии?

– Необходимо подписать кое-какие документы. Например, о неразглашении определенных сведений, нельзя сообщать никому, где ты конкретно находишься, запрещено постить фото оттуда в соцсетях. Тем не менее, связываться с родными возможность была, это было редко, но когда были на военной базе, то звонили своим, связь была хорошей.

– Сколько зарабатывает контрактник на войне в Сирии?

– Зависит от звания. Ну, мне в сутки платили 62 доллара. И это зарплата простому солдату. Никаких бонусов за уничтоженную технику и живую силу не было. Конечно, за особые заслуги на поле боя человека награждают, но это не премии, а медали и ордена. Я привез домой чуть больше 400 000 рублей.

– Что можешь сказать о Сирии? Страна лежит в руинах?

– Мы по большей части были в пустынной местности. Это деревушки вокруг оазисов. Дома построены из глины, страна очень бедная, аграрная. Выращивают фрукты, зерновые. Несмотря на войну, сирийцам надо жить, и они собирают урожай, надеются на лучшее. Мы стояли на огневой позиции вблизи поселка, тут война идет, а люди занимаются своими посевами. Местные жители относились к нам доброжелательно. Мы едем по городу, нам машут, радуются, ведь благодаря российской армии в их городах настал какой-никакой мир.

– А бойцы «Исламского государства» терроризируют народ? Поэтому мирные жители так рады вашим победам?

– Игиловцы построили свой халифат, у них жесткий религиозный контроль, может, это людям мешает жить.

– Какие бытовые проблемы были и как с ними справлялись?

– Не хватало питьевой воды. На солдата выделялся литр в день при сорокаградусной жаре. Иногда пили техническую воду, когда особо припекало. В плане пищи сильно не страдали, варила полевая кухня, выдавались сухпайки.

– Как идет война?

– Линии фронта нет. Бывает наши садыки (так называют друг друга российские солдаты и бойцы армии Башара Асада, в переводе с сирийского «садык» – «друг» – «ШАНС») займут позицию и тем же вечером ее сдают, и приходится маневрировать.

Игиловцы часто используют смертников. Подъезжают на машине или мотоцикле с большим зарядом тротила и подрывают себя. Заранее угадать, кто едет – невозможно. Коммуникации налажены плохо, часто непонятно, где чьи позиции. Был случай: ехал шахид, не успел подорваться – ему отстрелили ногу, раненого увезли к контрразведчикам, нога осталась лежать на земле. Со снабжением у нас проблем не было, и боевая техника новая, хорошая. Не секрет, что в Сирии Россия отрабатывает новые виды оружия.

– Рядом гибли товарищи?

– Об этом нельзя говорить. Вообще тебя там может убить змея, паук-фаланга, они заползают к спящим людям, идут на тепло, просыпаешься, а на тебя смотрят шестьдесят глазенок. Условия суровые. Летают беспилотники с их стороны, высматривают наши позиции, потом начинают прилетать «алюминиевые огурцы».

– Как воюют башаровцы?

– Солдаты из них не очень хорошие. Трусливые, бегут при случае. Может быть, они устали от этой войны, не знаю. Если в наступлении есть малейшие потери, они бегут с позиции, большинство поступает так. А еще в бою там могут встретиться родственники, просто если живешь в другой части страны, то выбираешь, соответственно, сторону противника, а твой брат будет драться за башаровцев.

– Среди наших солдат какие настроения? Как воспринимают войну?

– Все говорят – это не наша война. Люди приезжают за деньгами. Мы за три месяца устали. Видеть, как умирают, – тяжело, да и кому охота умирать. Поначалу ладно, думали, повоюем, а потом очень хотелось домой. Еще попали в несколько передряг, и моральный дух чуть упал.

– Что за передряги?

– Попали в окружение, по моему мнению, из-за несогласованности в командовании. Выручила авиация. Были погибшие, было страшно.

– Были ли какие-то приметы у солдат?

– Да нет. Каждый верит во что-то свое. Между собой не показывают, но у каждого что-то есть – молитва или амулет.

– Как в армии объясняются наши действия в Сирии?

– Мы боремся с «Исламским государством», еще с какой-то террористической организацией. Бьем их, чтобы они не добрались до нас. На мой взгляд, мы были там из-за нежелания нашей страны допустить создания конкурентного нефтепровода из Сирии или через нее в Европу. Я думаю, что любая война идет за деньги и власть. Кроме того, Сирия всегда делала большие военные заказы у России, брала кредиты, поэтому, наверное, России невыгодно терять Асада и его семью.

– Можно ли там солдату провести время с женщиной легкого поведения? Купить алкоголь?

– Проститутки есть, недорогие. Некоторые ребята пользовались их услугами. Но это очень опасно. Солдат похищают, потом требуют выкуп. Чем выше звание – тем больше выкуп. Алкоголь доступен.

– Ты бы еще раз поехал в Сирию?

– Не хочется. Пока. Деньги всегда привлекают. Я не видел тех, кто воюет там из России за идею. Альтруизма нет.

– Есть шансы, что война в Сирии скоро закончится?

– Если смотреть, как воюет армия Асада, – то все будет долго.