Как брали Шухевича
Охота на «Волка»
Ликвидация Романа Шухевича
Окончание. Начало, пожалуйста, см. в прошлом номере.
Изучение форм и методов конспирации националистического подполья позволило чекистам установить следующее: оуновское руководство «скрывается рассредоточено,.. на хуторах и селах по два-три человека, под видом рядовых бандитов», «в дневное время никому из местных жителей не показывается, а выходит из укрытий только в ночное время», «обеспечивается продуктами питания районными проводниками, пользующимися у них абсолютным доверием», «места укрытия своих проводников... знают только руководители-коменданты... боевок» личной охраны, а связные Центрального провода поддерживают с ними контакт через «мертвые пункты связи». При этом отмечалось, что Центральный провод ОУН базируется в этих районах «вследствие наличия в них большого количества кулацкого элемента, являющегося надежной бандпособнической базой, активно содействующей оуновцам в проведении их вражеской работы против СССР».
Однако «вследствие таких изощренных методов конспирации, агентурно-разведывательная деятельность нашего секретного аппарата и проведение чекистско-войсковых операций в местах вероятного нахождения руководящего состава центрального провода ОУН еще не дали полных результатов для окончательной ликвидации руководящего ядра оуновского подполья».
Разработанный чекистами план включал следующие организационные мероприятия: создавалась оперативная группа, которой поручалось проведение агентурно-оперативных мероприятий по розыску и ликвидации членов Центрального провода ОУН, оставшихся на территории западных областей УССР;
оперативной группе придавалась спецгруппа, которая комплектовалась боевиками из спецгрупп, имеющихся в ряде западных областей Украины и хорошо знающих территорию своей области. В нее включались работники Службы Безопасности (СБ) ОУН, пропагандисты, санитары и проводники.
Опергруппа должна была проводить работу на территории всех областей Западной Украины; в нее включалось по три оперативных работника из области; разрешалась вербовка агентуры из членов Центрального провода ОУН и ознакомление с агентурными материалами. Для связи опергруппе передавалась радиостанция системы «Белка» и квалифицированный радист с обеспечением круглосуточной работы, шифрами и схемой связи. Во избежание боевых столкновений между группой и подразделениями ВВ МВД или Красной Армии была отработана специальная таблица взаимоопознавания.
Для розыска и ликвидации членов Центрального провода ОУН оперативная группа должна была использовать глубокую агентурную разработку связных, курьеров и участников охранных боевок руководства подполья. Опергруппа должна была «производить в случае целесообразности оперативные комбинации, под видом СБ, как-то секретные съемки, допросы и по возможности вербовки для использования источников в «темную»... Там, где будет позволять обстановка, оперативная группа может выступать под видом боевки центрального провода ОУН... Наряду с этим необходимо практиковать секретные съемки и вербовки на основании получения тех или иных данных в процессе работы опергруппы. (18)
25 июля 1946 г. этот план был направлен Строкачем в Москву на утверждение министру внутренних дел СССР Круглову, однако посчитали, что план недостаточно разработан и имеет ряд существенных недостатков. По мнению Москвы, оперативная группа была малочисленной и не могла успешно выполнить поставленные перед ней задачи.
В связи с этим Москва предлагала создать одну центральную и 11 районных опергрупп.
При центральной оперативной группе создавались две квалифицированные спецгруппы и подвижной войсковой резерв (стрелковая рота).
В случае необходимости можно было привлекать к проведению операций дислоцированные в районе подразделения ВВ. По прибытии на место опергруппам предлагалось тщательно изучить обстановку, уточнить полученные от УББ данные о вероятных местах укрытия членов Центрального провода, после чего разработать конкретные планы агентурно-оперативных мероприятий по розыску и ликвидации главарей ОУН-УПА. Розыск оперативные группы должны были вести путем глубокой агентурной разработки всех выявленных деловых и родственных связей. (19)
Между тем еще за два месяца до утверждения плана по розыску Шухевича и других членов Центрального провода ОУН, в мае 1946 г., при проведении операции в лесном массиве на территории Подгаецкого района Тернопольской области был обнаружен схрон организационного референта Центрального провода ОУН В. Кука («Лемиша»). Самого Василия Степановича чекистам тогда задержать не удалось, зато в руках сотрудников опергруппы УМВД оказалась переписка «Лемиша» и Шухевича.
Анализируя захваченные документы, чекисты установили, что между Шухевичем и Куком существовали серьезные разногласия в методах совместной работы и взаимное недоверие. В результате деловые взаимоотношения между руководителями подполья обострились вплоть до прямого игнорирования и неисполнения Куком указаний Шухевича, за что последний в письме обвинил «Лемиша» в «закулисной политике» и проведении им ряда своих мероприятий «революционным порядком», т. е. прямо заподозрил Кука в т. н. «фракционности».
В ответном письме 19 апреля 1945 г. Кук оправдывался: «...Ваше письмо сильно меня обидело. Причем здесь «революционный порядок». Совершенно мне непонятны Ваши обвинения в «закулисной политике».
Если у Вас ко мне и к моей работе имеется недоверие — прошу написать об этом откровенно и указать, на основании чего Вы делаете такие заключения...»
Дальнейший анализ писем показал, что разногласия между ними особенно ярко выражены по вопросу тактики украинских националистов на случай войны и в их отношении к УГВР (Украинский главный освободительный совет). Оказалось, что налицо не столько прямое игнорирование «Лемишом» распоряжений Шухевича, но, что еще важнее, нанесение им жестокого удара по наиболее «больному месту» во взглядах Шухевича.
Министр внутренних дел УССР Т. А. Строкач отмечал:
«В настоящее время, нам это видно из прилагаемой переписки, поведение «Лемиша» вызывает у Шухевича и других членов провода подозрения в его двойственной игре и каких-то «тайных замыслах», которые, видимо, ими еще не раскрыты.
Поэтому, одновременно с принимаемыми нами рядом мер к обнаружению и ликвидации «Лемиша» путем организации и проведения мероприятий чекистско-войскового порядка и действий спецгрупп, мы также принимаем меры к усугублению имеющихся разногласий между ним и Шухевичем путем осуществления агентурно-оперативной комбинации по компрометации его перед руководством ОУН с целью последующей ликвидации руками «СБ»».(20)
13 августа 1946 г. в органы госбезопасности по Шухевичу поступила очередная агентурная информация. И вновь она оказалась настолько красноречивой, что мы процитируем из этого донесения агента обширный фрагмент.
«11 августа с. г. я встретился с Т. В. Шухевичем (Тарас Шухевич, дядя Романа. — Авт.) и его женой, рассказавшие мне, что... мать Р. Шухевича глубоко несчастный человек. Она вышла замуж за... Шухевича, всю жизнь мучилась, будучи его женой, а теперь отвечает за своего дегенеративного сына Романа, который еще с детства проявлял наклонности садиста. Это говорили мне Степанив и Панькив».(21)
***
С конца осени 1946 г. Шухевич скрывался в специально подготовленном для него убежище в доме в с. Княгиничи Букачевского района Станиславской области, зашифрованном под кодовым названием «Короленко». Готовила это убежище группа боевиков, среди которых был охранник Шухевича с весны 1945 г. Михаил Заяц («Владко», «Зенко»). Уже после ликвидации Шухевича, в 1952 г., находясь в подполье в курьерской группе, обслуживающей нового руководителя подполья ОУН на Украине В. Кука, он оставил весьма интересные воспоминания о своем пребывании рядом с командиром УПА, которые были выявлены в ГА СБУ. (22) К слову, его роль в дальнейшей судьбе Шухевича остается неясной. Но об этом мы расскажем ниже.
Согласно запискам Зайца, в доме в Княгиничах Шухевич занимал три комнаты, в кухне был специально оборудованный схрон на случай внезапной ситуации. Вместе с ним в качестве прикрытия, помимо охраны, находились: член ОУН Екатерина Зарицкая («Монета», «Маня»), жена члена ОУН Михаила Сороки и личная связная Р. Шухевича; еще одна связная Шухевича Ольга Илькив («Роксоляна»), ее мать и студент медицинского института из Львова Любомир Полюга («Богдан»), который, вступив в фиктивный брак с О. Илькив, также обеспечивал прикрытие Шухевича на протяжении этого периода и одновременно числился фельдшером в Княгиничах. Вся компания имела фиктивные документы и выдавала себя за переселенцев из Польши, кроме, понятно, Шухевича и боевиков, которые в дневное время на людях не появлялись и проникали в дом ночью через окно.
В этот период у Шухевича возникли существенные проблемы со здоровьем. Были они и раньше, но именно на зиму 1947 г. пришлось обострение его хронических заболеваний. Без врачебной помощи было, увы, не обойтись.
В этой cвязи приведем отрывок из записок М. Зайца.
«У Командира лікар узнав артритизм кості, хворобу кості. Приписав відповідний режим. Вирішено піти до лікаря в місто Ходорів. Мені не помішувалося в голові, щоб Командир ішов прямо большевикам у руки. Але сталося і було все як слід.
Одного дня вранці зібрався Командир у ватяний одяг, приходжений вже, стару дядьківську шапку, встромив пістолет до штанів, гранату в кишеню, намазав руки товщем а відтак натер попелом і в одну руку кошик, у другу палицю, швидко попрощався з нами і вирушив на шлях. Як «тереновий провідник» за командиром подалася пані М («Монета», «Маня», Е. Зарицкая. — Авт.).
Довгий для нас був цей день — не бралась ніяка робота і разом з другом вирішили, що на [великий ризик] Командир рішається.
Прийшов довгожданий вечір а з ним Командир, живий і здоровий. Хвильку відпочив і розказав нам про перебіг цілого дня.
«Іти большевикам під самий ніс це є ніщо, головне — відповідно вбратися. От сиджу собі на східках, попри мене ходять і москалі, і простий народ і побачили в мене кошик та й питають: — «Дядьку, що маєте продати; дядьку, а не йдете ще додому...» — сміюся я в кульок, це не то, що у Львові було. Минулого року довелося мені квартирувати одну ніч між паскарками у Львові. Я був одинокий мужчина серед 20-ти жінок. Граю ролю дядька. Пригадав пан дому, що його пила чомусь не хоче різати, хто ж йому краще порадить, як дядько зі села.
Приносить пан пилу і просить справити її. Ну — думаю собі — аж тепер я проріжуся. В мене на пилі таке ж поняття як в жида. Але треба радити. Оглядаю її, оглядаю, то й думаю щоби-то сказати. І раптом блиснула думка: треба, кажу, розвести її, порозгинати зуби, а до того ж необхідно ключа. На щастя ключа пан не мав і на тім скінчилося».
Оповіданнями Командира ми були захоплені, наші застереження виявилися неправильні; підбадьорившись ми просили Командира щоб при першій нагоді дозволив нам перевести такий експеримент. Це була весела новинка. Невеселою була хвороба».
Интересны и подробности быта Шухевича и его окружения на конспиративной квартире в Княгиничах (из записок М. Зайца):
«Життя наше, тобто дійсних підпільників, проходило «наверху». Криївка була тільки на час алярму.
Отже, як тільки заносилося на день дійсні підпільники стояли вже на ногах. Прятали постіль до сховку і йшли до окремої кімнати на руханку. Жінки за той час вбиралися. Пані М. вносила воду і всі по черзі вмивалися. Перший вмивався Командир, завжди до половини. Після вмивання спільна молитва.
Щоденно був черговий дижурний. Дижур обов'язував мужчин. До обов'язків чергового Командир зачисляв себе також. Обов'язки були такі: метення кімнат, палення в печі, заготовка дров до печі, миття підлоги і прання білизни — спільно до помочі жінкам (Командир від цих робіт був звільнений) і ін.
На сніданок пили чай. До хліба який-небудь товщ...
Розподіл робочих годин Командира пристосовувався до обставин і вимог дня... Однак в спокійному часі предмети навчання були розподілені. В тій хаті створилося кілька статей, крім того вивчав анг[лійську] мову, читав Леніна, слухав радіо і ін.
Обід був спільний, при одному столі, однак кожний приміщувався так, щоб бути готовим на випадок алярму. Страви завжди були смачні і багаті, хоча звичайні. Після обіда Командир клався на півгодини відпочивати а відтак займався чим-небудь з художньої літератури, шахи тощо...
Скоро звечора щільно закривав дижурний вікна і продовжували день при світлі. Майже щовечора Командир вправляв з пані М. англійську мову.
Вечеряли пригрітими лишками з обіда, запивали чаєм, спільно молилися і спати. Жінки спали в ліжках, Командир на довгому столі, підстеляючи які-небудь лахи; ми з другом на долівці».
Несмотря на назначенное лечение, здоровье Шухевича не улучшалось. Он вынужден был обратиться к львовским специалистам. В марте 1947 г. Шухевича пользовал ассистент кафедры хирургии Львовского мединститута В. Келлеман (23). А в 1948 г. органами госбезопасности был арестован врач Матвей Лотович, к слову, родной дядя Л. Полюги, который на допросе показал, что осенью 1947 г. его посетила незнакомая девушка, которая привела мужчину, представившегося «бухгалтером з молочарні». Лотович обследовал его, поставил диагноз: «ослабление сердечной мышцы» (миокардиодистрофия), «катар желудка» (гастрит), ревматизм суставов, прописал диету и назначил лечение. В следующий раз Шухевич посетил его в начале февраля 1948 г. Лотович осмотрел «бухгалтера», констатировал улучшение ревматизма и вновь выписал рецепт и назначил медикаментозное лечение. Впоследствии на протяжении года до своего ареста Лотович снабжал медикаментами для нужд подполья и связных Шухевича — «Анну», «Марту» и «Роксоляну», а осенью 1947 г. удалял татуировки с кистей рук Юрия Шухевича. (24)
***
Тем временем сотрудники из сформированной Центральной оперативной группы МВД УССР продолжали реализацию утвержденного в Москве плана по розыску и ликвидации Шухевича. За этот период им удалось установить и ликвидировать более 30 функционеров Центрального провода ОУН — связных, охранников и технических работников.
Самого Шухевича, как и его укрытие, обнаружить не удавалось, однако в январе 1947 г. путем комбинированных действий оперативной группы и спецгрупп было установлено, что в лесу восточнее села Жуков Бережанского района Тернопольской области находится схрон, в котором скрывается с небольшим прикрытием шеф СБ Центрального провода ОУН Н. Арсенич («Михайло»)
С получением этих данных МВД УССР немедленно был разработан план проведения операции по захвату или уничтожению «Михайла». 21 января 1947 г. в районе сел Жуков и Гиновице началась чекистско-войсковая операция, в ходе которой в двух километрах восточнее Жукова 23 января с. г. курсантом полковой школы 290 СП ВВ МВД Тихомировым был замечен на склоне оврага легкий пар и слегка оттаявшая земля. По этим признакам обнаружили вентиляционную отдушину схрона. Тихомиров направил в нее железный щуп, которым выбил внутрь схрона подушку, затыкавшую отверстие отдушины. По звону разбитой посуды, на которую упала подушка, было точно установлено местонахождение схрона. Он был немедленно блокирован войсками, причем в одном метре от лесной дороги обнаружилось хорошо замаскированное входное отверстие схрона, которое было открыто солдатами. Находившимся в схроне предложили сдаться.
В ответ на это из схрона выскочил один из оуновцев и открыл огонь из автомата, но ответным огнем был убит и упал обратно в схрон. После этого Н. Арсенич из пистолета застрелил свою жену А. Гунько по кличке «Вера», которая выполняла обязанности его личного секретаря, и связную Центрального провода ОУН по кличке «Наталка», облил керосином документы, поджег их и застрелился сам.
В это время сотрудники опергруппы забросали схрон гранатами. Из укрытия изъяли копии протоколов допроса Службы Безпеки ОУН, списки убитых СБ советских граждан, примерно на 1000 человек, около 100 партбилетов, разные справки советских учреждений, военные билеты, ордена и медали СССР и большое количество оуновских документов. (25)
Пожалуй, главный интерес для сотрудников опергруппы представляло найденное в схроне письмо Арсенича к Шухевичу, датированное 11 января 1947 г. Автор признавал, что активность антисоветской деятельности подполья ОУН резко уменьшилась, а мероприятия органов МГБ-МВД, напротив, усилились, что в свою очередь привело к большим потерям руководящего и рядового состава. Ликвидация многих руководителей всех звеньев ОУН, паралич каналов связи вызвали полное расстройство оуновских рядов, возникли оппозиционные ОУН группировки, взаимное недоверие, а многие участники потеряли веру в создание «Самостийной Украины».
В результате в ОУН возник кадровый голод и как следствие — в отдельных районах вообще прекратилась деятельность оуновских организаций, а формально назначенные референты так и не смогли приступить к выполнению своих обязанностей и «один за другим проваливаются». При этом руководство ОУН было вынуждено переводить руководящий состав из одной области в другую, теряя при этом связь и возможность руководства антисоветской деятельностью. В довершение ОУН вынуждена назначать на руководящую работу в «проводах» лиц, освобожденных или бежавших из тюрем, изолированных, находящихся под подозрением СБ.
Наряду с тяжелым положением ОУН в западных областях УССР Арсенич констатировал, что подполье фактически потеряло свое влияние в восточных областях Украины, и это очень беспокоило оуновскую верхушку. «Если мы не поднимем Восток, — писал Арсенич Шухевичу, — то у нас не найдется достойных преемников нашей борьбы... Восток можно завоевать двумя способами: большим сдвигом и спокойным невидным просачиванием. Для первого нет наших собственных возможностей, на второе можно найти возможности, если мы организуемся». В связи с этим Арсенич считал наступательную политику для ОУН (имея в виду вооруженную деятельность УПА) бессмысленной и предлагал «как можно скорее переключить низы на подпольную работу», ограничив до минимума вооруженную борьбу мелких групп УПА.
Лиц, заподозренных в связи с органами МГБ-МВД, Арсенич предлагал отсеивать из организации и использовать их для индивидуального террора над руководителями партийно-советских органов, а также по сбору и заготовке продуктов и денег для нужд ОУН.
Это, по мнению Арсенича, было вызвано тем, что органы МГБ располагают таким количеством агентуры из участников ОУН, которое «является страшным» для дальнейшего существования подполья, а конспирация и мероприятия СБ по-прежнему не обеспечивают своевременное выявление агентуры органов МГБ. (26)
***
22 апреля 1947 г. министр государственной безопасности СССР В. Абакумов издал приказ № 00207, которым предписывалось министру госбезопасности УССР С. Р. Савченко и начальникам УМГБ западных областей Украины приложить все усилия «в целях нанесения решительного удара по националистическому подполью и его вооруженным бандам». (27) Так, в МГБ УССР было организовано знаменитое управление 2-Н, которое и взяло на себя основную работу по розыску и ликвидации украинских националистов. В свою очередь в управлении 2-Н были сформированы четыре оперативных отдела, первый из которых занимался исключительно розыском Р. Шухевича и других функционеров Центрального провода ОУН. Его возглавил начальник 1 отдела (а вскоре и заместитель начальника всего управления) подполковник И. К. Шорубалка. (28)
***
Летом Р. Шухевич покидал укрытия в селах и с группой боевиков перемещался в лесные массивы, как правило, на стыке нескольких областей Западной Украины, где существовал т. н. Рогатинский особый окружной провод, основная функция которого состояла в обеспечении укрытия главарей подполья. Им руководил уроженец Рогатинского района Станиславской области Зиновий Благий по кличке «Шпак». Здесь, в оборудованном лагере под усиленной охраной встречался Шухевич с другими руководителями оуновского подполья, обсуждалась политическая ситуация и вырабатывались стратегия и тактика действий применительно к текущему моменту.
Почему для сходок был выбран именно Рогатинский район, ведь Западная Украина богата лесными массивами? Все очень просто — стык административных районов разных областей крайне затруднял согласованность и проведение оперативных мероприятий с привлечением чекистов этих областей, что позволяло руководителям подполья находиться в относительной безопасности. С наступлением же холодов Шухевич возвращался в укрытия, оборудованные его связными в жилых помещениях.
А теперь вернемся в Княгиничи.
21 сентября 1947 года в г. Ходоров сотрудниками УМГБ УССР была арестована личная связная Шухевича Е. Зарицкая («Монета»). Во время задержания она оказала сопротивление, тяжело ранила одного из оперативных сотрудников и хотела скрыться, но была задержана подоспевшим напарником. Тогда Зарицкая попыталась проглотить ампулу с цианистым калием, однако попытка самоубийства была предотвращена, и «Монету» доставили в управление МГБ Львовской области.
Приведем фрагмент из воспоминаний Любомира Полюги о событиях того дня:
«День двадцять першого вересня наближався. Ніхто не передчував катастрофи, хоча ми завжди були готові до всього. Кожного дня наполегливо працювали провідник і «Маня», а ми з «Марійкою» читали статті, вивчали англійську мову, але це у вільні хвилини, яких було небагато. Незабаром я мав отримати зі Львова медичну літературу.
Свято Матері Божої. Гарний осінній ранок двадцять першого вересня 1947 року. «Маня» швидко поснідала і сказала, що повернеться після обіду. Перевірила пістоль, який вона носила на поясі спереду під спідницею, і вийшла.
Не знаю, чи в нас був неспокій, тільки пам'ятаю, що провідник був якийсь інакший в цей день. Десь поділася його усмішка, він весь час ходив по кімнаті.
Після обіду з Ходорова повернулася дружина «Цьопця» і сказала що вранці вбили на станції якусь жінку і що там багато війська. — «Маня» пішла на зустріч у Ходорів до Феника, — сказав провідник і сів у крісло. У хаті всі замовкли...
Терміново пішла в розвідку «Марійка». А ввечері вона принесла тяжку звістку. «Маня» йшла із зв'язковою. Двоє у цивільному вхопили її за руки ззаду і так повели її в будинок НКВД. При вході у браму їй відпустили руки. У цю мить вона вихопила пістоль і вистрілила по охоронцях. Вона втікала, за нею гналися, стріляли. Вбили її на станції. У «Мані» компрометуючих документів на хату не було, тому загрози швидкого «впадення» її не виникало. Провідник все одно повинен негайно залишити хату. До ночі залишилося небагато. Він швидко зібрав необхідні речі. Тепер мені одному доведеться іти в його охороні...
Біля вікна провідник ще раз глянув на хату: — Усі особисті речі «Мані» передайте у Львів. Будьте обережні, виконуйте розпорядження. За нами тільки зашелестіло листя кукурудзи. Ми обережно зійшли до ставу і глибоко в очереті просиділи до повної темряви.
Я йшов попереду провідника. Зброя відбезпечена. Окрім пістоля, в мене ще й граната...» (29)
Однако в мемуары Л. Полюги вкралась весьма существенная неточность: как показано выше, Зарицкая не погибла, напротив, стала давать первые показания. А вскоре был арестован чекистами и возвращавшийся назад в Княгиничи Полюга, которого Зарицкая выдала на допросе. Тем не менее, к разочарованию сотрудников, «Монета» не сразу назвала возможное место нового укрытия Шухевича, хотя и знала о нем, более того, летом 1947 г. сама выступила инициатором подготовки запасной квартиры на случай провала в Княгиничах. Лишь в марте 1948 г. Зарицкая показала, что по ее приказу другая связная Шухевича «Марта» готовила для него запасное убежище в с. Гримное Комарновского района Дрогобычской области.
Приведем небольшой фрагмент из показаний Зарицкой в изложении сотрудников МГБ:
«В августе 1947 года Зарицкая лично ездила в село Гримне с целью проверки — насколько подготовлена квартира и убедилась, что в квартире действительно можно проживать и организовать бункер.
В конце августа 1947 года Шухевич специально направил своих боевиков «Владко» и «Левко» в село Гримне, чтобы они изготовили ему бункер в этом доме.
Со слов Шухевича, Зарицкой известно, что если он не останется на зиму 1947—1948 гг. в селе Княгиничи, то поселится на зиму в с. Гримне...
Как заявила Зарицкая, других мест укрытия Шухевича она не знает и считает, что к моменту ее ареста таковых у него не было...
Зарицкая созналась, что, проживая длительное время вместе с Шухевичем, она с начала 1945 года начала сожительствовать с ним». (30)
Кому-то эта информация может показаться весьма «пикантной», но мы упоминаем об этом факте без всякого морализаторства. Отмечаем же мы эту деталь лишь для того, чтобы показать Шухевича человеком, а не лакированной иконой, созданной из него за последние годы.
И вновь обратимся к документам.
В отчетном докладе о результатах борьбы с националистическим подпольем указывалось:
«Шухевич продолжительное время (1946—47 гг.) скрывался на территории Рогатинского района Станиславской области и Ходоровского, Стрыйского районов Дрогобычской области.
...
...Учитывая намерение Шухевича зимовать в одном из городов Дрогобычской области и наличие известных нам пунктов связи, куда входят его личные связные «Анна», «Марта», «Демид», «Дарка» и другие, нами разработан и подготовлен к реализации план агентурно-оперативных мероприятий, предусматривающий выброску в районы вероятных мест укрытия Шухевича, в места появления его связных (гг. Стрий, Ходоров Дрогобычской области и Рогатин Станиславской области) двух рейдирующих агентурно-боевых групп, укомплектованных агентами, знающими в лицо, как Шухевича, так и его связных, с целью захвата последних и выхода через них на Шухевича.» (31)
***
Тем временем Москва продолжала активно интересоваться розыском Шухевича. В последних числах декабря 1947 г. из МГБ СССР в адрес С. Р. Савченко была направлена телеграмма c просьбой срочно сообщить, была ли осуществлена согласно разработанному плану выброска агентурно-боевых групп в места возможного укрытия Шухевича и его связных, и какими оказались результаты (32). 17 января 1948 г. из Киева пришел ответ, что в соответствии с планом выброска группы была произведена и частично подтвердила места укрытия Шухевича, но связи с подпольем агентам-боевикам установить не удалось, из-за чего работа группы во избежание расшифровки временно прекращена и будет продолжена после получения необходимых данных как о месте укрытия Шухевича, так и о возможности установления связи с подпольем. (33)
Постоянные провалы операций по розыску Шухевича, непрекращающиеся нападения боевиков подполья на советских активистов и мирных граждан, сложная обстановка во всем западноукраинском регионе заставили министра госбезопасности УССР Савченко 28 февраля 1948 г. подготовить для начальников управлений МГБ западных областей специальную директиву.
В ней он констатировал, что проводимые мероприятия «не соответствуют уровню требований, предъявляемых в настоящих условиях к органам и войскам МГБ...
Некоторые руководящие оперативные работники областных управлений МГБ, которые, будучи согласно приказу МГБ СССР № 00207 ответственны за разработку и ликвидацию руководящих звеньев оуновского подполья, работают плохо, объясняя свою неудовлетворительную работу различными несостоятельными причинами».
В целях усиления агентурно-оперативной работы Савченко предлагал начальникам облуправлений МГБ, командирам частей и соединений войск МГБ обеспечить точное и неукоснительное выполнение всем личным составом приказа министра госбезопасности СССР № 00207; активизировать агентурно-оперативную работу по ликвидации руководящих оуновских звеньев; установить между собой постоянный контакт для обмена информацией и повседневный личный контроль над всеми проводимыми мероприятиями по делу «Берлога» по розыску и ликвидации членов Центрального провода ОУН Р. Шухевича, В. Кука, Р. Кравчука и их связей.
В этой связи Савченко предлагал всему оперативному составу решительно улучшить работу с агентурой и максимально ее использовать, предварительно очистив от двурушников и дезинформаторов и приняв меры к систематическому пополнению ее «за счет новых смелых и целеустремленных вербовок».
Активнее использовать имеющиеся специальные группы агентов-боевиков и агентов-боевиков-одиночек по внедрению их в бандитско-оуновское подполье для захвата или ликвидации главарей.
Савченко требовал также повысить качество следственной работы по делам захваченных и арестованных участников подполья и «взять упор на быстрое и полное выявление их связей и мест укрытий их сообщников и главарей». При этом находящихся под следствием «арестованных участников бандитско-оуновского подполья и особенно главарей, активно разрабатывать через внутрикамерную агентуру». Обратим внимание на этот пункт директивы. Именно благодаря использованию внутрикамерной агентуры в итоге удалось получить информацию о последнем месте нахождения Шухевича. Но для этого чекистам понадобилось еще долгих два года напряженной работы... (34)
***
Следующим местом пребыванием Шухевича, как указывалось, стала квартира в доме священника П. Мисюренко в с. Гримное Комарновского района Дрогобычской области, которую готовили «Марта» и другая связная Шухевича Дарья Гусяк («Нюся», «Дарка»). Вспомним, до 9 марта 1948 г., т. е. еще до показаний Зарицкой об убежище Шухевича в Гримном, чекисты предполагали, что он может укрываться в одном из городов Дрогобычской области, и даже, по их сведениям, отдал приказ боевикам подготовить соответствующий бункер. Только в МГБ вряд ли могли предположить, что Шухевич вновь рискнет остановиться не в «схроне», а на конспиративной квартире. Между тем этот риск был вполне оправдан: ухудшение состояния здоровья, прогрессирующая болезнь сердца не позволяли Шухевичу скрываться в подземных «схронах», и он вынужденно жил на конспиративных квартирах.
«Марта», «Дарка» и ее мать поселились в Гримном опять же под видом семьи переселенцев из Польши с фиктивными, естественно, документами. После сентябрьской катастрофы в Княгиничах перешел в с. Гримное с боевиками и Шухевич. (35)
Группа боевиков, в центре - М. Заяц
Однако и это место убежища прослужило ему недолго. 5 марта 1948 г., в тот день, когда Шухевич находился во Львове, и еще до того, как Зарицкая 9 марта назвала чекистам место убежища в доме священника, по иронии судьбы на квартиру в Гримном внезапно явился с проверкой местный участковый, уполномоченный милиции Прокопчук. Войдя в комнату, он увидел двух девушек и пожилую женщину, которых жена священника представила участковому как прибывших осенью 1947 г. переселенцев из Польши. После проверки документов Прокопчук хотел было войти в соседнюю комнату, но открыв дверь, был встречен выстрелами в упор. Смертельное ранение нанес Прокопчуку один из двух охранников Шухевича, которые прятались в соседней комнате. После чего боевикам и мнимым «переселенцам» из Гримного пришлось срочно ретироваться к Шухевичу во Львов (36). Позднее, в ходе допроса арестованной матери «Нюси» М. Гусяк чекисты выяснили, что этим охранником был уже знакомый нам Михаил Заяц («Владко», «Зенко»), хотя в своих записках он об этом инциденте почему-то умалчивает.
В это время Р. Шухевич, как уже говорилось, находился во Львове, в специально оборудованном для него убежище на Лычаковской горе, в Лисиничах, в доме Е. Яремко («Гайдамачки») по улице Кривой. Целью поездки было повторное медобследование — здоровье Шухевича продолжало ухудшаться.
Но злосчастный март 1948 г. для Шухевича еще не закончился и готовил новое испытание...
***
...25 марта в г. Сталино (ныне Донецк) был задержан его сын Юрий.
Этому предшествовали следующие события. После ареста в 1945 г. Натальи Шухевич-Березинской ее дети — 12-летний Юрий и 5-летняя Мария сначала были в августе 1945 г. направлены в детдом г. Чернобыля Киевской области, затем последовательно переводились в г. Васильков Киевской области, в пос. Петровку Сталинской области и в Мариуполь. Дважды Юрий совершал побег, но его ловили и возвращали на место. В итоге 1 ноября 1946 г. Юрий оказался в детской трудовой колонии в г. Рутченково Сталинской области, а Марию взяла на воспитание учительница школы в пос. Трудовское.
Еще учась в школе Чернобыля, Юрий вступил в пионерскую организацию, принимал участие в выпуске стенной газеты, а своих сверстников уверял, что его мать живет в Киеве и работает на железной дороге, а отец служит в Красной Армии. Между тем в декабре 1945 г. он уже активно пытался установить связь со знакомыми отца, в частности с неким М. Цапом из с. Бусовиско Стрелковского района Дрогобычской области. Последний на письмо откликнулся, сделал Юрию денежный перевод на 200 руб. и просил вместе с сестрой приехать к нему в с. Бусовиско. За перепиской Юрия чекисты установили «ПК» («почтовый конверт», иными словами, перлюстрация писем). (37)
В феврале 1946 г., находясь уже в Донбассе, Юрий вновь предпринял попытку восстановить связь с Цапом, а также направил два письма в адрес военного комиссара Лопатинского района Львовской области. В них он утверждал, что якобы служил в Красной Армии, участвовал в боях против немцев, был ранен, находился в госпитале и т. п., а в заключение просил военкома выслать ему необходимые документы на право получения правительственных наград. Сотрудники госбезопасности быстро разгадали эту хитрость: переписка с Лопатинским райвоенкоматом давала возможность Юрию сообщить отцу через надежных людей в военкомате о своем местонахождении, после чего Шухевич, несомненно, станет предпринимать меры для похищения своих детей. (38)
Для выявления возможных каналов связи Юрия и лиц, связанных с подпольем, 10 апреля 1946 г. в Лопатинский РО МГБ был командирован старший оперуполномоченный 4 отделения 2 «А» отдела УМГБ Львовской области лейтенант Сальников. При проверке материалов на месте он установил, что в Лопатинском райвоенкомате ранее работал секретарем 1-й части некий Давидов, но он в 1945 г. был арестован и осужден как член ОУН, связной и разведчик районного проводника ОУН по кличке «Белявый». На основании этого Сальников сделал вывод, что Давидов, вероятнее всего, и был тем человеком в Лопатинском районе, на которого пытался выйти Юрий Шухевич. (39)
Тем временем Юрий так и не дождался ответа на свои письма. Не имея другой возможности сообщить отцу о своем местонахождении и легальным путем добраться домой, он решается на смелый шаг — 9 июля 1947 г. бежит из детдома Сталинской области и возвращается на Западную Украину. (40)
Прежде всего он навестил с. Оглядов Лопатинского района Львовской области (именно через Лопатинский райвоенкомат он пытался найти выходы на отца), а затем выехал во Львов в надежде узнать информацию об отце у своего деда Иосифа Шухевича. Однако последний остался очень недоволен приездом внука, и Юрию пришлось в конце июля переехать в с. Бусовиско к М. Цапу (до апреля 1945 г. Н. Шухевич-Березинская вместе с детьми жила в доме последнего, который сочувствовал семье Шухевича и оказывал ей материальную поддержку). Однако и он не смог помочь Юрию в поиске отца. (41)
Тогда младший Шухевич отправился в с. Беличи Старо-Самборского района Дрогобычской области к С. Слепецкому, у которого Н. Шухевич-Березинская еще перед выселением оставила на хранение некоторые вещи. Там Юрию улыбнулась удача — ему удалось установить связь с местными оуновцами, которые обещали помочь разыскать отца. 12 сентября в лесу Юрий встретился с руководителем Самборского надрайонного провода ОУН по кличке «Зов», который сообщил Юрию, что к нему уже приезжала связная «Дарка» (Д. Гусяк) и просила к следующему приезду обязательно найти Юрия. В конце сентября эта встреча состоялась, и Юрий вместе с Д. Гусяк выехали во Львов. Там, на квартире М. Давидовича по ул. Сенной, 11, Юрий Шухевич встретился с другой связной отца — Г. Дидык (Дидык Галина Томовна, кличка «Анна», личная связная Р. Шухевича, впоследствии один из главных персонажей нашей истории. — Авт.).
Она передала Юрию письмо от отца, в котором Шухевич-старший выражал удовлетворение бегством Юрия из детдома и обещал, что «Галя» вскоре организует с ним встречу. Тогда же Г. Дидык приобрела и передала Юрию фиктивные документы на имя Богдана Левчука. (42)
30 сентября Юрий и Дидык направились в Тернопольскую область, в с. Пидгайцы, а 8 октября под видом поездки в Стрый за вещами выехали в Рогатинский район. С наступлением темноты на окраине с. Руда Дидык попрощалась с Юрием, и он один отправился за мост, где возле бугра с правой стороны от дороги его должны были ждать связники отца. Из показаний Ю. Шухевича:
«Подойдя к указанному бугру, я из леса услышал тройное посвистывание и пошел на этот сигнал, пока не встретил оуновца по кличке «Скала». Осведомившись о том, что меня зовут Юрием, мы пошли с ним вглубь леса и, пройдя около 500 метров, я встретился со своим отцом — Шухевичем Романом.
Вопрос: Долго ли вы находились вместе с отцом?
Ответ: Встретившись с отцом, мы прошли далее в лес еще несколько сот метров, и подошли к стоянке, где прямо под открытым небом были разостланы шинели и плащ-палатки. Здесь я пробыл с отцом до вечера следующего дня.
Вопрос: Чем же интересовался у вас отец?
Ответ: Он расспросил у меня о всех подробностях нашего с матерью ареста, о том, где находится моя сестра Мария и какова жизнь в Донбассе. Рассказав отцу о нашем аресте, как и о том, что Мария находится в Донбассе, где отдана на воспитание учительнице, я постарался обрисовать отцу жизнь в Донбассе в антисоветском духе, ссылался на якобы существующий там голод, и что, мол, эти причины и заставили меня бежать оттуда.
Тогда же отец высказал мнение, что Марусю непременно придется похитить и, что этот замысел осуществлю я. Однако, ничего конкретного по этому вопросу отец тогда еще не говорил.
Вопрос: Куда вы направились после этой встречи?
Ответ: Отец предложил мне ехать к Гале, которая по его указанию определит меня в школу, и будет заботиться обо мне. В сопровождении двух бандитов вечером я был выведен из леса и доставлен в одно село возле станции Черные Лозы. Переночевав в этом селе у неизвестных мне крестьян, я на другой день выехал, как было условлено с Галей, во Львов на квартиру к Давидовичу». (43)
Однако там Юрий надолго не задержался, и вместо учебы в школе, куда хотела определить его Дидык, вернулся к Цапу в с. Бусовиско. Потекла беспечная, по выражению самого Юрия, жизнь: он проводил время с товарищами, лишь периодически наезжая во Львов к Давидовичу за письмами и деньгами, которые передавал ему через Дидык отец. Гром грянул 18 января 1948 г., когда Юрий, как обычно, приехал во Львов: вечером того же дня на квартиру Давидовича вместе с Дидык неожиданно явился сам Шухевич-старший (хроническое заболевание сердца беспокоило его все больше, и он вновь обратился к врачу Лотовичу). Отец был недоволен тем, что Юрий отлынивает от учебы и потребовал немедленно поступить в какую-нибудь школу. Из-за большой вероятности опознания Юрия Львов для этого не подходил, и Давидович предложил поселить Юрия в г. Каменка Бугская у надежных людей, где Юрий мог бы продолжить учебу.
25 января Юрий выехал в Каменку Бугскую, по фиктивным документам на имя Богдана Левчука и по рекомендательному письму Давидовича поселился в доме сестер Свенцицких по ул. И. Франко, 45, и 31 января начал заниматься в 8 классе средней школы № 1. Каждое воскресенье он выезжал во Львов, где на квартире Давидовича встречался с Дидык и получал от нее деньги и письма отца. В одну из таких встреч, 7 марта, Юрий стал свидетелем внезапного приезда на квартиру Давидовича «Дарки», ее матери и «Марты». Из разговора вновь прибывших с Дидык Юрий понял, что оуновки спешно бежали во Львов из какого-то села, уничтожив все компрометирующие материалы и захватив с собой лишь самое необходимое.
В марте 1948 г. по указанию Шухевича Юрий, Дидык и жена Давидовича Стефания начали разрабатывать план похищения Марии Шухевич, которая находилась в пос. Трудовское Сталинской области. В плане предусматривалось, что Юрий и Дидык, которая немного знала русский язык, в дни школьных каникул отправятся в Донбасс по фиктивным документам, при этом Галина должна была выдавать себя за женщину, которая едет в Донбасс к мужу, направленному туда на работу, а Юрий — к родственникам, и во Львове Галина и Юрий якобы встретелись впервые. Подготовив все необходимое и продумав детали зашифровки, они 21 марта выехали в Киев, а оттуда в Сталино, куда прибыли 24 марта. В тот же день они приехали на ст. Мандрикино, Дидык осталась на вокзале, а Юрий отправился на разведку и случайно встретился с сыном директора детдома, от которого узнал, что Мария находится в детском садике в пос. Трудовском. Однако было уже поздно, и похищение решили перенести на завтра. Поужинав и переночевав в доме одного шахтера и расплатившись за приют, Юрий и Галина утром направились к детскому саду. (44)
Из показаний Юрия Шухевича:
Роман и Юрий Шухевичи
«По дороге мы условились, что в детский садик явится только Галя, которая разыщет мою сестру якобы под видом портнихи, направленной директором детского дома и начнет снимать мерку для пошивки Маруси платья и верхней одежды. Под благовидным предлогом Галя затем должна постараться вывести Марусю во двор, где я их буду ожидать. Мы рассчитывали на то, что Маруся, узнав меня, непременно уйдет с нами. Однако, наш план не осуществился.
Вопрос: Что же вам помешало?
Ответ: Когда Галя направилась к детсаду, то я в это время заметил и опознал идущего ко мне навстречу сотрудника МГБ, который ранее определял меня в детдом. Чтобы не быть замеченным, я направился в переулок, но было уже поздно, так как сотрудник МГБ меня заметил и сразу же задержал. В это время ко мне подошло еще несколько сотрудников, во время чего я заметил, как Галя, подойдя к детсадику, обернулась и увидела, что я задержан, прошла мимо этого дома и пошла по улице.
Вопрос: У кого могла остановиться Галя после того, как вы были задержаны?
Ответ: Надежной квартиры, где Галя могла бы остановиться, мы не имели, а поэтому я полагаю, что она, увидев, что я задержан, сразу же пошла на станцию и выехала в г. Львов. Я же, чтобы дать ей возможность скрыться, начал врать, путать пути нашего следования и показал неверные приметы и совершенно другую одежду Гали».(45)
Дидык же для своего возвращения на Западную Украину, чтобы запутать следы, избрала обходной путь. Из Сталино она вначале выехала в Москву, где пробыла день и успела посетить Мавзолей Ленина, и только затем вернулась во Львов. (46)
***
Упреждая события, отметим, что в июле 1948 г. Юрий так же, как и его мать в 1945 г. после ареста, был подвергнут оперативной разработке через агентурно-боевую группу МГБ. Целью являлась перепроверка полученных от Юрия данных о местах встреч с отцом, перехват идущих к последнему каналов связи и захват связных. Для этого Юрий должен был передать отцу от органов МГБ письмо с предложением о прекращении им борьбы против советской власти и явке с повинной. С Юрием много беседовали, объясняли неизбежность полного разгрома ОУН, а также доказывали целесообразность сдачи его отца органам МГБ. В результате сын согласился передать письмо и рассказал, что намеревается установить с ним связь через оуновское подполье, действующее на территории Самборского района Дрогобычской области, где Юрий скрывался после побега из детприемника.
С целью его «захвата» и «допроса» в лесной массив, расположенный в Рудковском районе Дрогобычской области, были тайно выброшены две агентурно-боевые группы.
После соответствующего инструктажа о вручении письма Шухевичу Юрия в сопровождении 2 оперативных работников и переодетого конвоя посадили на автомашину. В пути следования, за райцентром Рудки, та неожиданно «поломалась».
Согласно плану в это время по дороге проезжала подвода, на которой под видом жителей с. Конюшки-Семеновские, возвращавшихся с базара, находились два агента-боевика. Распрощавшись с оперработниками, Юрий пересел на подводу и поехал дальше.
Когда миновали лес, из него вышли два агента-боевика, которые, «опознав» в сидящих на подводе жителей села, расспросили их, где они были и что за человек с ними едет. Когда «местные жители» заявили, что этого человека они не знают, агенты-боевки отнеслись к нему с подозрением и для выяснения личности увели в лес к «проводнику».
Выслушав объяснения об обстоятельствах задержания Юрия, «проводник» приказал обыскать последнего, в результате чего было обнаружено письмо. Обвинив Юрия в связях с МГБ, «проводник» начал его допрашивать. Вначале тот уклонялся от дачи показаний, но затем обо всем рассказал. При этом Юрий назвал ряд лиц, поддерживающих связь с оуновским подпольем и связными отца — «Даркой» и «Анной». И хотя, по показаниям Юрия, в ходе операции был арестован ряд пособников Шухевича и Дидык, оуновское подполье не приняло агентурно-боевую группу и не дало связи для дальнейшего продвижения. Таким образом, намечавшуюся комбинацию довести до конца не удалось, Юрий был «отбит» у агентурно-боевой группы и снова водворен в камеру. (47)
***
Тем временем чекисты продолжали упорные поиски Романа Шухевича. 30 марта 1948 г. министр госбезопасности УССР Савченко на основании показаний Зарицкой и в рамках агентурного дела «Берлога» утвердил очередной план чекистско-войсковой операции под кодовым названием «Лесозаготовки», которым предусматривалось одновременно провести операции на территории Рогатинского района Станиславской области, Сколевского и Стрыйского районов Дрогобычской области, Бережанского района Тернопольской области и во Львове. (48)
В ходе операции 12 апреля 1948 г. в лесном массиве восточнее хутора Филипцы Бережанского района Тернопольской области было обнаружено капитально оборудованное убежище из нескольких комнат и целой системы ходов. При его вскрытии изъяли оуновские документы и несколько писем, написанных Шухевичем с организационными указаниями, вызванными выселением бандитских семей, демобилизацией из Советской армии и т. д.
Шухевич отмечал, что выселение бандитских семей значительно деморализовало оуновское подполье, и выражал беспокойство, что многие сочувствовавшие движению стали отходить от него, не желая оказывать сопротивления органам власти. Командир УПА указывал, что необходимо соблюдать осторожность с теми, кто скрылся от выселения, так как среди них могут быть агенты МГБ, особо опасные для подполья.
В то же время Шухевич предлагал по возможности установить с семьями, подвергнутыми выселению, связь и организовать материальную помощь. Однако, по мнению чекистов, «Шухевич не упускает из вида этот контингент не потому, что намерен оказать ему какую-то материальную помощь, в которой подполье само крайне нуждается, а считает его подходящей базой, через которую можно черпать сведения шпионско-разведывательного характера о состоянии глубокого тыла Советского Союза и эти сведения передавать в пользу англо-американским разведывательным органам».
В другом письме, от 20 марта 1948 г., он интересовался ходом коллективизации, обстановкой и дальнейшими мероприятиями советского правительства и требовал собрать и представить ему разведданные военного и хозяйственно-политического характера.
Однако чекисты хорошо знали, что участникам оуновского подполья самостоятельно собрать такие сведения не под силу, а потому ОУН «создала в западных, а также частично восточных областях Украины специальную сеть т. н. информаторов СБ, которые, проникнув на работу в советские, а подчас и партийные органы, ведут соответствующую разведку и снабжают подполье необходимыми сведениями». (49)
В мае 1948 г. в рамках дела «Берлога» был разработан еще один (который уже по счету!) план агентурно-оперативных мероприятий по розыску и ликвидации членов Центрального провода ОУН и их окружения. Как и прежде, главный интерес чекистов был сосредоточен на розыске Шухевича.
Предполагалось, что вероятным местом укрытия командира и других функционеров ОУН могут быть Рогатинский район Станиславской области и Перемышлянский район Львовской области, расположенные на стыке Львовской, Тернопольской, Станиславской и Дрогобычской областей.
Оуновские функционеры вели себя крайне настороженно, избегали личных встреч даже с курьерами, приходящими из-за границы от Бандеры, а также конспирировали места своих укрытий и линии связи друг от друга.
И все же от местной агентуры, которая по своим объективным данным как будто не имела прямых возможностей и связей по выявлению мест укрытия руководителей подполья, поступали наводящие данные, указывающие, что в таком-то месте укрываются «большие проводники», «руководители» и т. п. При проверке они зачастую правильно ориентировали о местах укрытия руководителей подполья, поэтому одновременно с необходимостью использования целевой агентуры для сотрудников госбезопасности приобретало значение использование и местной агентуры по освещению мест базирования оуновских функционеров.
Согласно плану предусматривалось создание двух чекистских групп, одну из которых следовало направить в Рогатинский район Станиславской области, а другую — в Бережанский район Тернопольской области; группы законспирировать под геологоразведку, нефтеразведку, сбор лекарственных растений, т. е. под тех служащих, которые могли беспрепятственно разъезжать по районам и не привлекать внимания оуновцев. (50)
Операция была проведена с 19 июля по 10 августа 1948 г. Группу, которой предстояло действовать в Рогатинском районе, перед операцией разделили на четыре мелкие группы, которые сопровождали агенты-боевики, скрытно заброшенные в предполагаемые места укрытия оуновских функционеров и на пути движения их связных.
Благодаря этому чекистам удалось выявить состав Рогатинского надрайонного и районного проводов ОУН, их убежища и временные места укрытия, а также состав сельских оуновских организаций и ряд явочных квартир по селам.
Наконец, 5 августа, в результате проведения комбинированных мероприятий с применением секретов, засад на путях движения оуновцев, а также поиска взаимодействующими мелкими войсковыми отрядами в дневное время, группой № 1 в урочище Волчья Пута была обнаружена группа бандитов, в ходе перестрелки с которой, а затем преследования был захвачен Зиновий Благий («Шпак»), руководитель хозяйственной референтуры Центрального провода и шеф Рогатинского окружного провода ОУН. (51)
На допросах «Шпак» дал показания о состоянии подполья и известных ему местах укрытия его главарей. Благий признался, что последний раз с Шухевичем он встречался в мае в Иловском лесу на территории Николаевского и Бобркского районов, в лагере руководителя Львовского Краевого провода ОУН З. Тершаковца («Федора»), и до последнего времени «Волк» (т. е. Шухевич) с этой территории никуда не уходил. И для этого были весомые причины: сюда вели линии связи к «Волку» от других членов Центрального провода и руководителей краевых и окружных проводов, перестройка которых потребовала бы длительного времени. Кроме того, ряд сел этих районов являлся базой материального обеспечения Шухевича.
На основании показаний Благого в сентябре 1948 г. МГБ УССР была разработана и проведена специальная операция с применением уже оправдавшего себя метода использования небольших маневренных чекистко-войсковых групп в сочетании их действий с работой агентурно-боевых групп, скрытно действующих в местах возможного укрытия Шухевича и его окружения.
Тогда чекистам удалось вскрыть большую организационную сетку ОУН и ее пособническую базу на стыке Николаевского, Щирецкого, Бобркского, Новострелищанского и Ходоровского районов Львовской и Дрогобычской областей, в центре которых расположен Иловский лес, где могли укрываться Шухевич и Тершаковец. (Кстати, командир УПА в это время действительно находился там, но успел в сентябре перейти в другое место.)
Р. Шухевич и З. Тершаковец играют в шахматы, за ними наблюдает О. Дякив.
Повстанческий лагерь, 1948 г.
В ходе операции агентурно-боевой группе «Тайфун» УМГБ Львовской области, которая была придана чекистско-войсковой группе под руководством замначальника отделения Управления 2-Н МГБ УССР капитана Громова, удалось негласно снять и допросить под видом СБ ОУН ревизора райпотребсоюза И. Длябогу, в прошлом районного проводника ОУН в Польше по кличке «Игорь». (52) На лже-«допросе» Длябога показал, что Шухевич в результате проведенных МГБ УССР в июне— сентябре 1948 г. чекистско-войсковых операций в Рогатинском и Иловском лесных массивах, которые были его постоянными местами укрытия, передислоцировался в так называемый Черный лес, расположенный на стыке Бобркского, Глинянского и Перемышлянского районов Львовской области. Эту же информацию подтвердил и Благий («Шпак») и при этом уточнил, что Черный лес, в котором периодически появлялся Шухевич, был его запасным местом укрытия (53).
Сотрудники Управления 2-Н уже запланировали проведение операции в Черном лесу на 30 октября, но случай спутал чекистам все карты и заставил «сдавать колоду» заново. Во второй половине октября 1948 г. УМГБ Львовской области арестовало отца З. Тершаковца («Федора»), Г. Тершаковца. Он был немедленно взят в разработку действовавшей под видом боевки СБ ОУН группой «Тайфун» и дал показания, что 17 сентября встречался с «Федором» в с. Гуциско Олеского района Львовской области.
«Федор» жаловался отцу на обострение ревматизма и планировал зимовать в одном из сел Городокского района. В этом же районе он намеревался устроить на зимовку и отца. Вдобавок на территории района за последние месяцы был совершен ряд громких террористических актов по отношению к лицам, которых подполье подозревало в связях с органами МГБ. В совокупности эти данные позволили чекистам предположить, что «Федор» скрывается в лесном массиве и прилегающих к нему селах Городокского района.
Сразу же в МГБ УССР при участии УМГБ Львовской области была разработана операция по розыску, захвату или ликвидации З. Тершаковца. В ночь с 3-го на 4 ноября 1948 г. чекистско-войсковая группа под руководством замначальника отделения Управления 2-Н МГБ УССР ст. лейтенанта Беляченко была скрытно заброшена в лесной массив. Группе придавалась агентурно-боевая группа УМГБ Львовской области «Тайфун». Днем 4 ноября в лесном массиве была обнаружена группа бандитов. Ее блокировали, и в ходе полуторачасового боя ликвидировали. При этом четверых бандитов убили, одному, раненому, удалось скрыться.
Подследственные Г. Тершаковец, З. Благий и Е. Зарицкая в одном из убитых опознали Зиновия Тершаковца, кадрового оуновского нелегала, которого Р. Шухевич в 1946 г. назначил руководителем Львовского краевого провода. Его «деятельность» на этом посту была весьма активной: только на Львовщине в 1947—1948 гг. было совершено 635 бандитских проявлений, в результате которых убито 853 человека. По указанию З. Тершаковца в сентябре 1948 г. во Львове был убит организатор и вдохновитель Львовского собора по объединению греко-католической и православной церквей отец Г. Костельник, а в октябре 1948-го в с. Новый Яр Яворовского района — депутат Верховного Совета УССР М. Р. Мацко.
У убитого З. Тершаковца чекисты обнаружили документы, из которых следовало, что Львовский краевой провод играл ведущую роль в подрывной и террористической деятельности против советской власти на территории Западной Украины, а в самом Львове «Федор» создал широко разветвленную организационную сетку среди местной интеллигенции, которая выполняла задания главарей подполья. (54)
Казалось, сотрудники госбезопасности Украины должны быть довольны таким результатом... Но главной цели операции вновь достичь не удалось — Шухевич оставался неуловим. И Москва им об этом напомнила.
***
14 декабря своеобразным «подарком» украинским чекистам к наступающему Новому году стал разгромный приказ № 00469 министра госбезопасности СССР Абакумова.
Он назвал сложившееся положение «нетерпимым» и указал, что если недостатки в работе «теперь же не устранить, то нельзя будет успешно решить задачу разгрома бандитско-террористического подполья ОУН».
Особенно слабой Абакумов назвал работу с агентурой, «в результате чего часть агентурно-осведомительной сети по существу не работает... вследствие чего агентурная сеть засорена предателями, которые нередко водят за нос кое-кого из наших работников».
Среди недостатков Абакумов выделил «отсутствие ощутимых результатов в работе по ликвидации верхушки оуновского подполья». Понятно, что под обтекаемой фразой «верхушка» Абакумов подразумевал прежде всего главаря этой самой верхушки — Романа Шухевича. Как с сарказмом отметил министр, «руководящий состав УМГБ западных областей Украины и некоторые работники МГБ УССР зачастую много говорят, но практически мало делают по вскрытию руководящих звеньев оуновского подполья», в то время как без ликвидации руководящих звеньев ОУН нанести окончательный удар попросту невозможно.
Абакумов выделил «самоуспокоенность, совершенно нетерпимую для чекистов, тем более для чекистов западных областей Украины», что привело к созданию путаницы в оценке действительного положения дел в подполье. «Одни считают, что они уже достигли больших результатов в борьбе с оуновским подпольем и благодушествуют, а другие переоценивают силы подполья и занимаются фантазерством вместо нанесения метких оперативных ударов по украинским националистам...
...Руководящие работники МГБ УССР и некоторые работники МГБ СССР, приезжающие для помощи чекистам западных областей Украины, вместо того чтобы непосредственно окунуться в практическую работу по борьбе с оуновским подпольем, не прочь отсидеться в самом областном аппарате или в квартирах и думают, что если они оттуда по телефону или путем совещаний будут руководить работой, то добьются результатов». Конечно, резюмировал Абакумов, «от такого стиля руководства помощи в чекистском деле ждать нельзя».
Абакумов приказывал: «...искоренить вредные настроения самоуспокоенности и привести чекистский аппарат в такое состояние, чтобы он стал грозой для украинских националистов, и в ближайшее время ликвидировать бандитско-террористическое подполье в западных областях Украины;
перестроить работу, направив агентурно-осведомительную сеть на выявление участников националистического подполья, в том числе и из среды легализовавшихся оуновцев, проводящих вражескую деятельность;
разработку этих лиц вести в направлении вскрытия их связей с иноразведками и руководящими центрами ОУН;
взять в активную агентурную разработку националистические элементы среди интеллигенции и учащейся молодежи, особенно в высших учебных заведениях;
все чекистские мероприятия проводить, руководствуясь проверенными материалами и документами, а не досужими домыслами отдельных работников.
В заключение Абакумов все же немного подсластил пилюлю и отметил: «Слов нет, украинские чекисты проделали значительную работу по борьбе с националистическими бандами, за что советским правительством награждены орденами и медалями. Это обязывает нас приложить все усилия к тому, чтобы еще лучше организовать чекистскую работу по борьбе с врагами нашей Советской Родины.
МГБ СССР твердо уверено, что чекисты органов МГБ Украинской ССР, в соответствии с вышеизложенными задачами, сумеют быстро, на ходу перестроить свою работу и нанести еще более решительный и целеустремленный удар по оуновскому подполью». (55)
Приказ МГБ СССР № 00469 был изучен и проработан на оперативных совещаниях работников МГБ УССР, управлений и горрайотделов МГБ. Для обеспечения выполнения приказа на места выехали генерал-лейтенант Едунов и генерал-майор Дроздов, по линии войск МГБ — генерал-лейтенант Сладкевич и генерал-майор Фадеев. Кроме того, Москва командировала на усиление украинских чекистов группу оперативных работников МГБ СССР и офицеров Главного управления Внутренних войск МГБ СССР, принявших участие в разработке и проведении конкретных агентурно-оперативных мероприятий.
Проведенная согласно приказу № 00469 проверка вскрыла серьезные недостатки в работе отдельных райотделов МГБ и чекистско-войсковых групп, по ее результатам были уволены 6 начальников отделений, заменены 24 начальника райотделов МГБ, остальные получили взыскания.
Во Львовской области по указанию Савченко был создан отдел 2-Н УМГБ по Львову как филиал Управления 2-Н МГБ УССР.
Тогда же, в конце 1948 г., ориентировкой МГБ СССР № 4/1/64353 Роман Шухевич как особо важный государственный преступник был объявлен во всесоюзный розыск с приложенной фотографией и подробным описанием его примет.
***
А что же наш герой? После провала в Гримном лето и начало осени 1948 г. Шухевич провел в Иловском лесу в Николаевском и Бобркском районах Львовской области, в своеобразном повстанческом лагере, где проходили совещания руководителей ОУН, а в сентябре, накануне запланированной МГБ чекистско-войсковой операции, его боевики оборудовали новое убежище — в с. Белогорща на северо-западной окраине Львова. Оно окажется для Шухевича последним... Но об этом — в свое время, а пока расскажем о «повстанческих буднях» в лагере.
Из записок М. Зайца.
«Жодного року не було у таборі Командира так людно, як осінню 1948 р. Дні були доволі теплі і погодні. На березі яру, долі якого журчав потік, розложили ватру — це ознаки існування табору.
Вранці чергового дня зійшлись: к(оманди)р Рен (Василий Мизерный. — Авт.) з охороною, пров(ідник) Федір (Зиновий Тершаковец, убит вскоре после этих событий, 4 ноября 1948 г. — Авт.) із своїми людьми, пров(ідник) Артем (Осип Дякив. — Авт.), пані Доля, к(оманди)р Стах і ін. Дзвінко вистукували закаблуки — друзі оголошували свій прихід. 3 радісною усмішкою, дотепним словом для кожного Командир приймав гостей. Обмінявшись кількома словами про найконечніше — друзі пішли відпочивати, щоб із свіжими силами приступити до поважної праці.
В слідуючі дні від ранку до ночі починалися безперервні дискусії, розмови — тут вирішувались важні справи.
В останніх днях чітко вистукували машинки і чорними рядочками заповнювались сторінки, як вислід кількаденної праці.
В такі дні пожвавлений рух в таборі: від ранку до пізньої ночі горить ватра. Варяться звичайні «партизанські» страви: кава, зупа, м'ясо. Друзі миються в потоці, мовлять спільну молитву — так починається Божий день.
Найбільш романтичним із всього є вечір у лісовому повстанському таборі. Скільки-то пісень проспівано, пригод із боротьби УПА розказано, всяких дотепів, анекдотів. Хто мав нагоду побувати із такими, як наш сл(авної) пам(яті) ген(ерал) Чупринка або сл(авної) пам(яті) пров(одник) Федір, той бачив життя, радість, товарискість хворих серцем, а духом здорових людей.
Як тільки покриє ніч землю і скінчиться денник по радіо, яке майже завжди було в таборі, тоді вся повстанська дружба присувається ближче ватри. Слово, друге, а тоді: «А ну, друзі, застваємо якусь нашу революційну» — каже командир. І вже гремить пров(одника) Федора бас, переливається пров(одника) Іскри тенор, підтягують решта друзів. Скінчують одну, починають другу, а Командир тільки рукою проводить і де треба помагає та й любується.
Іноді підуть розповіді про малечі роки, пригоди німецьких літ. I вже уявляєш собі Командира білокурим смільчаком з гуртом подібних йому, і немае кладочки, по якій першим не пройшов би Ромко, чи вишки, з якої б не вскочив він перший. Найбільше пригод біля ріки. Тут помисли у збитках (пустотах) приписувались тільки йому чи то нурцем підплисти до купаючихся дівчат або позав'язувати гудзи на рукавах наперед добре намочивши їх і багато інших.
Треба посвятити кілька слів нашим шахістам.
Сильним шахістом із повстанців був пров(одник) Федір, добрими партнерами ген(ерал) Чупринка, к(оманди)р Рен і ін. Не було дня, щоб не зігралось кіька партій. Наперед змагались пров(одник) Ф(едір) з генералом, відтак з к(оманди)ром Реном. Пров(одник) Федір поставив завдання дати к(оманди)ру Рену п'ять матів за порядком. К(оманди)р Рен пішов у заклад в золотий годинник.
Гра почалася заполудня. Цікаво було дивитися, як холодно і спокійно, весь час покурюючи, робив ходи Пров(одник) Ф(едір) і сопучи, нервовими рухами к(оманди)р Рен. Командир Чупринка, переступаючи з ноги на ногу докидав слово-друге пропаганди.
Запала ніч — шахісти присунулись поближче ватри і продовжували. Вже було 3:0 на користь пр(овідника) Ф(едора).
Місяць високо викотився на небо і друзі вертаючи з села далеко почули гомін розкотистого сміху пр(овідника) Федора це було 4:0. А за п'ятим стало тихо. К(оманди)р Рен виложив годинник на стіл «прошу». Пров(одник) Ф(едір) тричі відмовляється.
В хвилині понесся лоскіт розбитого об бук годинника — повстанська сім'я пішла спати.
В тому таки таборі складався проект Білогорської квартири, з того табору вирушили друзі на будову останньої Командира квартири. Стан здоров'я Командира вимагав життя «наверху». Життя в криївці було неможливе». (56)
***
Здесь уместно вспомнить характеристики, данные Р. Шухевичу М. Степаняком, А. Луцким, В. Дьячуком-Чижевским, цитированные выше. И если эти мнения оуновских функционеров еще объяснимы (завистью ли, карьерными дрязгами в ОУН или еще чем), то без моральных оценок фактов, которые мы приведем ниже, вряд ли можно обойтись. И дело здесь даже не в проблемах Шухевича со здоровьем (кардиологические курорты в конце концов есть и на Западной Украине).
Впрочем, каждый волен понимать и воспринимать эти факты как угодно...
Итак, пока рядовые члены ОУН и бойцы УПА, которыми командовал Р. Шухевич, сидели по «схронам» и в буквальном смысле их выкуривали оттуда дымом сотрудники МГБ, главный командир УПА решил основательно поправить здоровье. Для этой цели была выбрана южная столица Украины Одесса.
Первой в Одессу на разведку в июне—июле 1947 г. отправилась связная Шухевича Дидык.
В июле 1948 г. в Одессу она выехала уже вместе с Шухевичем. Они летели самолетом из Станислава (билеты приобретала Дарка Гусяк) и имели фиктивные документы: Дидык на имя Анны Хамик, а Шухевич — на имя Ярослава Полевого. Возвращались назад уже в августе через Киев.
Военный билет Шухевича («Полевого»)
Прилетев в Одессу, Шухевич и Дидык в поликлинике Лермонтовского курорта прошли врачебную комиссию, в курортном управлении купили за наличный расчет курсовки. Они сняли квартиру вначале у сотрудницы Лермонтовской поликлиники, а затем прописались по фальшивым документам под видом родственников у жены шофера спортивного общества «Спартак» Л. Глущука Т. Барановской. В течение полутора месяцев лечились при Лермонтовской поликлинике у врача Елены Неллингер, ходили на прием к профессору Сигалу и стоматологу Балабану. Отдельных врачей посещали на дому.
В документах чекисты отмечали, что «Шухевич и «Анна» каждый раз имели с собой оружие — пистолеты и яд. С оружием и ядом они даже ходили к врачам и на прием процедур». (57)
Шухевич и Дидык открыто появлялись в городе, посещали Одесский оперный театр, кино, медучреждения и неоднократно фотографировались в городских фотоателье. Более того, местными органами милиции они и прописаны были по фиктивным документам, причем на документах Шухевича «красовалась» та же фотография, что и в сборнике МГБ СССР на объявленных во всесоюзный розыск! (58)
Это официальная трактовка событий. Не менее любопытен и взгляд с противоположной стороны. В 70-е годы прошлого века Галина Дидык после освобождения поселилась на Черкасчине (въезд на Западную Украину ей был запрещен). Там ее посетили две львовянки — Н. Мудрая и Г. Садовская и пригласили во Львов. Она тайно побывала в городе и оставила на магнитофонной пленке свои воспоминания. Впоследствии они были расшифрованы. Мы к ним еще вернемся, а пока приведем отрывок из них:
«Почав хворіти і Провідник: у нього піднявся тиск, часто мучив головний біль. Треба було якось лікуватися. Але як і де, та ще й тут, у Львові? То був 1947 рік. Поїхала я в Одесу подивитись, чи можна там йому підлікуватись. Трохи було страшно, бо до того часу ми сиділи в лісі, а тут доводиться вийти з нього, переодягнутись і їхати поїздом. Одержала я якусь «путівку» і поїхала в Одесу на курорт. Крім того, що мала довідатись, чи можна там лікуватись, я ще мала завдання подивитись, що собою являють люди на Східній Україні.
Бо до того часу ми знали тільки НКВД або Червону армію. Ще до армії у нас таких претензій не було, а НКВД — то був для нас пострах, і ми знали, які то нелюди. Приїхала туди — післявоєнний час, повно інвалідів, якісь трофеї і все по-російськи. А я по-російськи говорити не вмію, ані підладитись під них. Попала я на курорт «Куяльник» немовби важко хвора на серце. Мене прийняли. Лікували там «грязями» (от тепер та задишка, що є у мене, — це ще й наслідок того «лікування»): обмажуть мене тим болотом, загорнуть в цельту.
Серце у страшний спосіб б'ється, але мені треба видержати. В «Куяльнику» довідалась, що туди можна привезти лікувати людей. Водночас побачила, що на Східній Україні люди як люди, що то не ті типи, до яких ми звикли тут, — енкаведисти. А головне те, що, коли вони довідались, що я з Галичини, стали до мене направду дуже гарно ставитися. Вони випитували мене, як ми живемо, як жили колись. Я їм могла тільки дещо розповісти. Я була здивована: ми тих людей колись боялись, а вони такі самі добрі, добрі українці. Але тоді серед них ще не було так багато того російського серед українців, як тепер, коли вже зуміли їм усе прищепити і так залякати, що вони стали боятись. Тоді ще того не було, не було тої русифікації зразу після війни (Г. Дидык или наивный человек, или выдавала желаемое за действительное; Одесса с самого своего основания Екатериной II позиционировала себя как русский город, такую же идентификацию сохранили ее жители и сегодня. — Авт.). Був інший натиск — на різницю між багатим і бідним. Про це було тоді багато розмови, а тепер уже нема.
Видержала я тоді на тім курорті місяць. Не приїхала здоровша, але з багатим досвідом. По-перше, можна було їздити — не тільки пішки ходити чи на коні, а можна їхати через центр міста і не звертати на себе уваги. Це вже було добре.
— Чи поїхав лікуватись потім Провідник?
— В 1948 році Провідник поїхав лікуватися в Одесу. Це було досить складно, бо серед людей він уже давно не був, звик іншими командувати, а тут довелося мені ним командувати, бо я йому сказала, що він їде як пакунок, але за все я відповідаю. Дістали ми документи і поїхали в Одесу. Я дістала місце в санаторії «Лермонтовський» — лікувати серце, бо справді у Провідника було дуже вже бідне серце і високий тиск. Були призначені купелі. Провідник йшов купатися, сидів у ванні, а я у коридорі на всякий випадок. Це був перший раз...
...Згадався ще випадок, коли ми перший раз були в Одесі. Стоїть якийсь сліпий з паличкою і просить перевести його на другий бік вулиці. Перехожі не звертають уваги, усі кудись квапляться. Я підійшла до нього, він попросив підвести його до молочарні. Почув мою мову і відразу запитав, звідки я. Я сказала, що з Західної Галичини, що не маємо мешкання, що є зі мною хворий вчитель, якому треба підлікуватись. Він тут же, почувши, звідки ми, сказав, що недалеко живе його син і може прийняти на мешкання. І справді, ми там прожили цілий місяць. Так до нас гарно ставились, усе нам довіряли, хоч самі кудись поїхали, а нам залишили цілу хату...» (59)
***
После возвращения из Одессы и жизни в повстанческом лагере в Иловском лесу, осенью 1948 г. охрана переправила Шухевича, как уже говорилось, в с. Белогорщу на северо-западной окраине Львова возле станции Пятый парк.
Первоначально боевики планировали оборудовать квартиру Шухевича в с. Зимние Воды (Зимноводка), в двух десятках километров от Белогорщи. Для этого Дарья Гусяк летом 1948 г. заключила фиктивный брак с Михаилом Мельником, переселенцем из Польши, который после репатриации осел в Зимноводке. В его доме и предполагалось разместить Шухевича, однако Мельник заподозрил, что его «жена» связана с подпольем ОУН. Тогда по указанию Шухевича его убил боевик «Юрко», а «Дарка» из Зимноводки бежала.
Осенью 1948 г. по заданию Шухевича Д. Гусяк при содействии «Влодка» и «Юрка» организовала новое убежище — в с. Белогорща, где и поселились Шухевич и Дидык с боевиками охраны.
На север от села тянулись болота, где добывали торф, с южной стороны — небольшой лес и множество тропинок, по которым ежедневно спешили на станцию рабочие и служащие. На восточной окраине села жила семья Хробаков, переселенцев из-под Перемышля.
Анна Конюшик
Она состояла из отца, матери и троих взрослых детей. Анна Конюшик, старшая дочь Марии Хробак от первого брака, вступила в ОУН в 1941 г. еще в Польше и вскоре стала руководить женской сетью Перемышлянского районного провода. Переселившись на Украину, она поступила на работу учительницей в местную среднюю школу, и после зимних каникул в 1948 г. поселилась отдельно от родителей.
Она переехала в центр села, в двухэтажный дом № 76а, который хотя и был закреплен за школой, фактически использовался для общественных нужд. На первом этаже находился небольшой кооперативный магазин, рядом жила семья выходцев с востока Украины — жена и дети бывшего председателя сельсовета Чала; весь второй этаж заняла Анна Конюшик. Она возобновила свою связь с ОУН, и тогда же в ее доме была оборудована конспиративная квартира и бункер, где мог бы укрыться Шухевич.
Дом № 76а, Белогорща
Ее сестра Наталья Хробак, дочь Марии и Михаила Хробаков, была завербована в ОУН в 1945 г. также еще в Польше и выполняла обязанности связной Перемышлянского районного провода. После переселения на Украину в 1948 г. она, как и сестра, возобновила работу в подполье и стала связной между Шухевичем и его боевиками. Для легального прикрытия Наталья устроилась инспектором культучреждений в Брюховичском райисполкоме.
Тяжелой оказалась для Р. Шухевича дорога в Белогорщу. М. Заяц вспоминал: «Стан здоров'я в останніх днях значно погіршився. Відчувалась втома по всьому тілі. Одинокий абсолютний спокій був середником для полегші. Цю подорож від наших баз розложено на дві ночі (на посередній квартирі Командир весь день лежав закритий соломою). Другої ночі під час маршу часті атаки серця так вичерпали Командира, що ми побоювались чи допровадимо його на квартиру живим.
Над світанком, обережно втомленими ногами Командир переступив поріг до свойого зимівника. Дещо віддихнув, проспався і з ясним днем почались «оглядини» обстановки».
Р. Шухевич поселился в доме № 76а, на втором этаже. Там же, под видом экономки А. Конюшик, по фиктивным документам переселенки из Польши «Антоси (Стефании) Кулик» заранее прописалась Г. Дидык. Она готовила еду, следила за огородом, кормила корову, поросенка — в общем, вела хозяйство.
Появление в доме нового человека, да еще и привлекательного мужчины, вызвала у сестер Анны и Натальи вполне объяснимую ревность к поселившейся вместе с Шухевичем Дидык. Позднее, после ареста Н. Хробак, внутрикамерный агент сообщил чекистам: «Наталья очень симпатизирует Шухевичу, говорит, что он Галину (Г. Дидык. — Авт.) не любит, больше склонен к ее сестре (А. Конюшик. — Авт.), а также уделяет внимание и ей, но она с ним ничего интимного не имела». (60)
В тамбуре второго этажа, напротив лестницы, боевики Шухевича оборудовали тайник — узкий деревянный короб с раздвигающимися простенками, вход в который прикрывал ковер. По словам М. Зайца, «кожне приміщення має свої від'ємні (отрицательные. — Авт.) і додаткові (положительные. — Авт.) сторони. «Касетка» Командира своїм «тереновим (здесь периферическим. — Авт.) положенням» також вважалася від'ємною — для скриття треба було виходити на коридор (горішній), поза тим все інше додатне».
Обычно день начинался с умывания («завжди холодною водою, роздітий по пояс, розтирав тіло щіткою а також казав натирати собі плечі»), общей молитвы и затрака. После завтрака Шухевич слушал по радио лекции английского языка, новости на английском и немецком, изучал радиотехнику, давал уроки по этому вопросу М. Зайцу, дополнительно уделяя своему боевику время в изучении математики и физики, писал статьи. Затем обед («для Командира м'ясо заказувалось лікарем, тому на друге споживав молочні страви чи рибу»), часовой сон и чтение. Как правило, Шухевич читал книги советских писателей, пополнял словарный запас английских слов, разбирал по учебнику шахматные партии, снова слушал радио. Приходила из школы А. Конюшик, обсуждались новости дня («виключно з бабськими пльотками»), безопасность нового убежища, вечером Шухевич просматривал советскую прессу и опять слушал радио. После — ужин, общая молитва, и около половины двенадцатого ложились спать. В комнате было только две кровати, на одной спал Шухевич, на другой — Г. Дидык и А. Конюшик, боевикам стелили на полу.
Днем Шухевич любил стоять возле окна и наблюдать за прохожими и природой.
Из воспоминаний М. Зайца: «Вже саме положення дому веселе. В центрі села, біля школи, над кооперативою. Крізь вікна кімнат було видно широкий краєвид... З багатьма людьми зазнайомився на віддаль, з плечей пізнавав урядників села, а найбільше любив школярів».
Видимо, «любовь к школярам» и побудила Шухевича уделить особое внимание националистической работе среди студентов. С одной стороны, он отдал распоряжение оуновским ячейкам в институтах разрешить студенчеству, во избежание исключения из вузов, вступать в комсомол, с другой — предлагал усилить националистическую работу, чтобы не дать возможности местным студентам полностью стать на сторону советской власти. С этой целью Шухевич через Дидык обратился к известным львовским профессорам и просил тех подготовить ряд брошюр, которые бы освещали историю Украины для молодежи в националистическом духе.
Так, по указанию Шухевича Дидык весной 1949 г. посетила известного украинского историка, профессора Крипякевича. Тот радушно ее принял, живо интересовался оуновским подпольем и его связями с заграницей и через месяц передал Дидык рукописи своих статей: «300-летие народного восстания Богдана Хмельницкого» и «Историческое развитие украинской культуры». Понятное дело, написаны они были с позиций украинского национализма. Вскоре М. Заяц отпечатал эти статьи в виде брошюр, и Шухевич через Д. Гусяк передал их для распространения среди студентов Львова. Другой ученый, проф. Зарицкий (отец знакомой нам К. Зарицкой, «Монеты») подготовил для Шухевича и дальнейшего распространения в вузах идеалистическую рукопись, направленную против учения Маркса и Энгельса. (61)
Не забывал Шухевич и о сельской молодежи. Участникам подполья и своим боевикам он дал указания срывать по селам проведение культмассовых мероприятий, уничтожать музыкальные инструменты и киноаппараты, жечь кинопленки, избивать молодежь, собиравшуюся в клубах и избах-читальнях. (62) Вместе с тем по указанию Шухевича участники ОУН должны были заводить и близкие знакомства с молодыми людьми, прибывшими из восточных областей УССР по разнарядке на работу или учебу, и вели среди них пропаганду «идей» ОУН для распространения по всей Украине, чтобы она была более доходчива, «спонсировали» малообеспеченных студентов из организационных средств ОУН.
Более того, Шухевич собирался и свое запасное убежище организовать в одной из восточных областей. Для этого он через руководителя Городокского районного провода ОУН «Юрка» пытался наладить связь с бывшим студентом Львовской политехники Богданом Соловьем, по окончании вуза направленным на работу в Запорожье. В октябре 1949 г. Д. Гусяк написала Б. Соловью письмо, в котором «Юрко» сделал соответствующую приписку и поставил условный пароль, чтобы Соловей понял, что письмо написано «организационным» человеком из ОУН. При положительном результате Гусяк должна была выехать в Запорожье, заключить там с Соловьем фиктивный брак и организовать для Шухевича и его «свиты» конспиративную квартиру. Однако Соловей, по-видимому, не рискнул впутываться в это дело, и ответа Шухевич так и не получил (вопрос с квартирой тоже остался нерешенным). (63)
В этот период Шухевич стал читать много русской классики — Толстого, Достоевского, Островского и Горького, изучал русский язык и часто беседовал с «Анной» по-русски. Собирался с ней в поездку по восточным областям Советского Союза, где без знания русского языка и литературы им с их галицийским акцентом пришлось бы трудно маскироваться. Г. Дидык хотела даже посетить Сибирь. (64)
Вместе с тем, видимо, русская классика вроде «Бесов» Достоевского произвела на Шухевича действительно сильное впечатление, и он занялся подготовкой диверсионных актов в восточных областях Украины. Осенью 1948 г. Гусяк выезжала в Киев и детально осмотрела расположение и подходы к памятнику Ленину, который по заданию Шухевича нужно было взорвать. С той же «миссией» Шухевич направил Гусяк и в Полтаву, где она изучала возможности для взрыва памятника Петру I. (65)
Однако болезнь сердца по-прежнему давала о себе знать, невзирая на поездки в одесский санаторий. Тогда Шухевич ложился в постель, и им занималась Дидык. Из воспоминаний М. Зайца: «Спинялося серце, закружилось в голові — тоді западав на всіх сумний настрій... Для Командира постійна санітарна поміч вважалася більш як корисною і тому не зайве сказати, висловлюючись словами Командира: «то, що я ще сьогодні живий, мушу завдячувати пані Анні». Пані Анна направду солідно опікувалася здоров'ям Командира». В то же время все проживающие в квартире были постоянно начеку: «Як тільки забубонить замок в долішніх дверях — ми готові ховатися. Для того був умовлений сигнал якого роду алярм: чи ховатися до «касетки» чи на стришок. Без алярмів не обходилося майже ніколи... На стришку не раз доводилося постояти з годину, тоді Командир викладав що-небудь з політзнання, ідеології і т. н.».
В январе 1949 г. Шухевича в Белогорще навестил член Центрального провода ОУН и шеф Главного военного штаба УПА Александр (Олекса) Гасин по кличке «Лыцарь». По воспоминаниям М. Зайца, Гасин «був добрим майстром до жартів... визначався знанням астрономії, тому наш Командир прозвав його Коперніком».
Шухевич и Гасин чистят картошку. Белогорща, 1949 г.
Однако разговоры между собой они вели серьезные. Так, когда зашла речь о проводившейся в то время коллективизации западных областей Украины, Шухевич весьма положительно о ней отозвался и сказал, что крестьяне в колхозы пойдут. Гасин же с ним горячо спорил и считал, что эта «затея» окончится неудачей. (66)
Из воспоминаний М. Зайца: «Одного дня вирішили оба командири піти до лікаря у Львів. Відповідно переодяглись, заложили за пояс два пістолети і два старих друзі почапали у Львів. 8 лютого (?) (Заяц не случайно поставил знак вопроса, правильная дата 31 января. — Авт.) 1949 року к(оманди)р Лицар повторив таку похідку сам. Та не пощастило старому революціонерові повернутися назад...»
Шухевич и Гасин обедают. Белогорща, 1949 г.
***
Тем временем разгромный приказ министра госбезопасности СССР № 00469 возымел-таки действие: в результате активизации агентурно-оперативной работы и проведенных чекистско-войсковых мероприятий с декабря 1948 г. по февраль 1949 г. оуновское подполье потеряло 352 руководящих участника. Однако основное внимание чекистов по-прежнему было уделено вскрытию и ликвидации членов Центрального провода.
И здесь чекистов ожидал успех: 31 января 1949 г. член Центрального провода ОУН А. Гасин («Лыцарь») был во Львове обнаружен, и при попытке задержания покончил с собой...
...Еще в конце ноября 1948 г. чекисты получили информацию, что Шухевич и другие оуновские функционеры могут скрываться в горно-лесистой местности на стыке Сколевского (Дрогобычская область) и Болеховского (Станиславская область) районов.
В декабре 1948 г. и январе 1949 г. была проведена межобластная операция по их ликвидации. В результате непрерывных действий чекистов на протяжении двух месяцев ликвидировано большое количество оуновцев и значительно подорвана пособническая база, обеспечивавшая Шухевича и других главарей ОУН развединформацией, связью, местами укрытия и продовольствием. Тогда же было ликвидировано и полтора десятка связных и содержателей бункеров связи, в результате чего нарушились линии связи между членами Центрального провода ОУН. «Все это, — как отмечал в докладной записке о ходе выполнения приказа № 00469 С. Р. Савченко, — создало невыносимые условия дальнейшего пребывания «Тура», «Лыцаря» и др. на территории Сколевского и Болеховского районов и заставило искать убежище в других местах».
Тем временем сотрудники УМГБ Львовской области 25 января 1949 г.
установили и задержали жену «Лыцаря» Ольгу Гасин (в девичестве Поляничка), которая, проживая во Львове по фиктивным документам на имя Анны Бодьо, занималась подбором конспиративных квартир для Шухевича и мужа.
На первичных допросах О. Гасин сообщила только общие сведения о муже, назвала линии связи, по которым контактировала с ним лично, но прямых показаний о месте нахождения «Лыцаря», других членов Центрального провода, их встречах и связных не дала.
Дальнейшими агентурными мероприятиями был установлен ряд адресов по Львову, где мог появиться «Лыцарь». Там были оставлены агенты и установлена оперативная слежка. В частности, на ул. Богуславской, 14 проживала дочь священника с. Конюхи Стрыйского района Дрогобычской области. Было известно, что долгое время в этом селе, в бункере под одним из домов, укрывался Гасин, а в мае— июне 1947 г. и Шухевич. Более того, в апреле 1948 г. на территории Конюхов в ходе операции «Лесозаготовки» чекисты плотно блокировали село и тщательно проверяли каждое хозяйство, но тогда успеха это не принесло — Гасина найти и задержать не удалось.
И вот теперь, сопоставив эти данные с львовским адресом дочери священника из Конюхов, сотрудники госбезопасности вычислили место, где им следовало ждать «гостя».
31 января 1949 г. около 19.00 пост наружного наблюдения зафиксировал, что в подъезд дома по Богуславской, 14 вошел человек в телогрейке. Однако услышав голоса чужих людей (к хозяйке пришли гости), в квартиру заходить не стал и вышел на улицу. На выходе из подъезда его опознали сотрудники 5-го отдела УМГБ и организовали слежку. Когда один из «наружки» обогнал человека, чтобы рассмотреть его лицо, тот внезапно выхватил револьвер, сделал два выстрела, промахнулся и бросился бежать в направлении Главпочтамта. Он успел вскочить на подножку проезжавшего мимо трамвая, но находившийся в вагоне милиционер вытолкнул его обратно. Ввиду приближающейся погони человек ранил милиционера, выстрелил себе в рот и умер на месте. Ольга Гасин опознала в нем своего мужа, Александра Гасина. (67)
После смерти мужа О. Гасин стала давать более откровенные показания и сообщила неизвестные чекистам подробности о встречах Гасина с Шухевичем во Львове в январе 1949 г.
По ее словам, А. Гасин 5 января 1949 г. приехал во Львов и остановился на конспиративной квартире по ул. Сеченева, 15, подготовленной для него женой. В тот же день вечером Гасин с Ольгой отправились на площадь св. Юры, где встретились с женщиной, представившейся Галей (Г. Дидык). Затем Гасин распрощался с женой и дальше пошел уже с Галей. Ольга предполагала, что, направляясь во Львов, Гасин поставил об этом в известность находившегося в городе Р. Шухевича, который и выслал в заранее обусловленное место и время связную.
В одну из следующих встреч на конспиративной квартире, 12 января, Ольга застала с мужем хорошо знакомого ей по встречам в Кракове в 1939—1941 гг. человека — Р. Шухевича. Из показаний О. Гасин в изложении начальника УМГБ Львовской области полковника Майструка:
«В начале разговора Шухевич Роман пожаловался на плохое состояние здоровья, говоря, что у него совсем отказывается работать сердце и очень острое обострение ревматизма.
Выразив сожаление по поводу того, что Шухевич Роман и Гасин Александр совершенно потрепали свое здоровье и при тех условиях, в которых они сейчас находятся, их совершенно могут оставить силы, Гасина Ольга посоветовала им подумать о собственной жизни и пока не поздно уйти за границу, где дожидаться лучшего для себя времени, т. е. начала войны Америки и Англии против Советского Союза.
На совет Ольги — уйти за границу, Шухевич и Гасин ответили, что при настоящем состоянии их здоровья выполнить это им невозможно, ибо для того, чтобы попасть к своим, находящимся в американской зоне оккупации, надо пройти пешком две тысячи километров: пересечь территорию Советского Союза, Польшу, Чехословакию и половину Австрии, а сделать этот путь они теперь совершенно не в состоянии. Самолеты же для вылета из Советского Союза за границу, как они иронически заявили, американцы им не представляют.
Видно такова им выпала доля — находиться на территории Советского Союза пока органы Советской власти их не уничтожат, — заявил Шухевич. Ибо, даже при всех других обстоятельствах, при возможности для них преодолеть трудности перехода за границу, центральный Провод все равно не разрешит им покинуть Украину, обезглавить подполье и прибыть за границу под защиту американцев. За границей и без них есть в достаточном количестве украинских националистических кадров, которые, в большинстве бездействуют.
В дальнейшем разговор перешел на международное положение, главным образом, на перспективы войны между англосаксами и Советским Союзом и сроках ее начала.
Гасин Александр доказывал, что, исходя из международной ситуации, можно быть уверенным, что война между англо-саксами и Советским Союзом начнется весной 1949 года. С мнением Гасина Шухевич не согласился и высмеял надежду его на скорое возникновение войны...
По твердому же мнению Шухевича, война между англо-саксами и Советским Союзом начнется лишь тогда, когда Америка и Англия сумеют подготовить у своего народа враждебное отношение к Советскому Союзу, на что понадобится длительный период времени, так как англичане и американцы не скоро забудут, как вместе с русскими они сражались против фашистской Германии.
Поэтому, он — Шухевич, твердо уверен, что война между этими странами может возникнуть не раньше, как через 5—7 лет. А до этого периода времени, — как заявил Шухевич, — никого из подпольщиков на украинских землях не останется — всех их органы Советской власти ликвидируют. Могут сохраниться только те кадры украинских националистов, которые находятся за границей под защитой Америки и Англии.
После этого, разговор перешел на тему о кадрах украинских националистов, находящихся на территории Украины и условиях, при которых им приходится работать.
Как Шухевич, так и Гасин высказали свое общее мнение, сходящееся на том, что националистическому подполью в условиях советской действительности с каждым днем работать приходится все труднее. Ведя, как они заявили, активную борьбу с националистами, органы Советской власти с момента освобождения Западной Украины от немецких оккупантов, уничтожили все основные руководящие кадры оуновского подполья, и, особо большой урон нанесли им в 1948 году.
Говоря о потерях среди оуновских руководящих кадров, Шухевич высказал особое сожаление по поводу гибели в ноябре месяце 1948 года руководителя Львовского краевого Провода «Федора» и референта «СБ» этого Провода «Семена», который, по заявлению Шухевича, был убит вместе с «Федором» (о том, что вместе с «Федором» был убит «Семен» и, что последний являлся референтом «СБ» краевого Провода ОУН, до этого нам известно не было). О «Семене» Шухевич отозвался, как об одном из самых молодых и даровитых руководителей «СБ». (68)
В апреле чекисты, помимо допросов, провели Ольгу Гасин через внутрикамерную разработку и организовали подсаженному к ней в камеру агенту УМГБ «переписку с волей», рассчитывая таким образом вызвать у О. Гасин заинтересованность по использованию этого канала связи для себя. Кроме того, устроили для нее продовольственные передачи под предлогом помощи «от подполья», чтобы впоследствии установить с ней переписку от имени приближенных «Лыцаря» и «Тура».
Получив информацию о серьезных проблемах у Шухевича со здоровьем, сотрудники госбезопасности допросили врачей Львовского мединститута, во всех аптеках города завербовали агентуру, на курорт Любень-Великий с лечебными источниками от ревматизма, где мог лечиться Шухевич, направили оперативную группу.
Возле явочных квартир, в которых появлялись связные Шухевича, были завербованы агенты-опознаватели, к которым для возможного задержания Шухевича и его связных были прикреплены агенты-боевики. Дополнительно, зная, что «Анна», «Роксоляна» и «Дарка» для передвижения используют попутные машины, на основных маршрутах были выставлены агентурно-розыскные группы и созданы заслоны на дорогах, ведущих из Львова. (69)
А в конце мая 1949 г. в УМГБ западных областей была разослана специальная ориентировка с приложением фотографий личных связных Шухевича, подготовленная Управлением 2-Н.
1. «Анна» — Дидык Галина Томовна, 1909 г. р., уроженка с. Шибалин Бережанского района Тернопольской области, со средним образованием, украинка, незамужняя. В описании внешности указывалось: «Выше среднего роста (165—170 см), худощавая, темная шатенка, лицо продолговатое, смуглое, с румянцем, глаза темно-серые, брови черные, широкие дугообразные, нос... широкий у основания... зубы большие, ровные... на средине левой или правой щеки имеет родинку — розоватое пятно размером 5—8 мм, волосы темно-русые, сплетает и укладывает вокруг теменной части головы, шея короткая, туловище щуплое, узкобедрая, движения энергичные, ходит быстро, шаг короткий. Разговаривает чисто по-украински с галицийским акцентом. В совершенстве владеет польским языком. Зимой 1948—1949 года в гор. Львове неоднократно появлялась в фуфайке черного цвета, темно-сером шерстяном платке, длинной юбке цвета хаки и простых сапогах мужского покроя».
Далее в ориентировке говорилось, что Дидык является кадровой участницей ОУН еще с периода существования бывшей Польши. До 1942 г. она проживала во Львове и была директором мармеладной фабрики, после этого непродолжительное время в г. Бережаны содержала собственный магазин игрушек, а с 1943 г. перешла на нелегальное положение и стала работать в УЧХ (украинский Красный (Червоный) Крест) — медицинской сетке украинского подполья. С мая 1945 г., по данным агентуры и материалам следствия, Дидык перешла в непосредственное подчинение Р. Шухевича и, являясь особо доверенным и наиболее приближенным к нему лицом, выполняла функции личной связной.
В круг ее обязанностей входило: поддерживать связь Шухевича с другими членами провода ОУН, подыскивать для него конспиративные квартиры, обеспечивать литературой и медикаментами, а также выполнять другие отдельные поручения. Для обеспечения Шухевича и руководящего состава подполья продуктами питания Дидык и другие связные организовали по его заданию у председателя колхоза с. Новая Гребля Букачевского района Станиславской области Р. Лучаковского своеобразную «продуктовую базу», откуда получали высококачественные продукты питания. (70)
С весны и по сентябрь 1947 г. Дидык вместе с Шухевичем и Зарицкой скрывалась в с. Княгиничи, а затем до марта 1948 г. в с. Гримное в доме местного священника Мисюренко. По организационным делам «Анна» систематически бывала во Львове, где периодически укрывалась у своих надежных связных.
2. «Роксоляна» — Илькив Ольга Фастовна, 1920 г. р., уроженка г. Стрый Дрогобычской области, украинка, с незаконченным высшим образованием, нелегалка.
В описании внешности указывалось: «Низкого роста (до 160 см), худая, темная блондинка, волосы подстригает, лицо овальное, глаза голубые, брови короткие дугообразные, нос короткий, прямой тонкий... подбородок округленный, выступает немного вперед, в движениях спокойная. Летом одевается в темно-серую юбку, светло-зеленую, голубую и белую с вышивкой кофту, носит желтые туфли на низком каблуке.
Зимой носит пальто темно-зеленого цвета, косынку в клетку и черные хромовые сапоги».
По информации чекистов, О. Илькив в 1938 г. окончила гимназию в Перемышле, после чего вместе с матерью проживала в Варшаве и якобы нигде не училась в связи с тяжелыми материальными условиями и болезнью. В 1941 г. после оккупации переселилась во Львов, где работала в магазине канцелярских принадлежностей и в магазине детских игрушек. С 1942 по 1944 г. посещала курсы косметики, после чего занималась во Львовском мединституте. После освобождения города нигде не работала, в 1945 г. поступила на учебу в фельдшерско-акушерскую школу и, не окончив ее, в том же году перешла на нелегальное положение, где и находится до настоящего времени.
Муж О. Илькив В. Лыко, участник ОУН по кличке «Данило», руководил Стрыйским надрайонным проводом ОУН и был ликвидирован в 1948 г. С уходом на нелегальное положение Илькив стала организационным референтом женской сетки Дрогобычского областного провода ОУН, затем длительное время никакой организационной работы не вела в связи с рождением ребенка и второй беременностью, а с 1947 г. была назначена связной Центрального провода ОУН.
3. «Дарка», «Нюся», «Черная» — Гусяк Дарья Юрьевна, 1924 г. р., уроженка г. Трускавец Дрогобычской области, со средним образованием. В описании внешности указывалось: «Высокого роста (до 175 см), худощавая, тонкая, плечи опущенные, шея длинная, брюнетка, носит косу, лицо длинное.., несимпатичное, лоб высокий, ровный, глаза темные, брови широкие дугообразные, нос длинный, тонкий.., зубы кривые, в верхней и нижней челюсти несколько вставных золотых зубов, рот небольшой с приподнятыми углами, губы тонкие, подбородок угловатый...»
В 1945 г. Д. Гусяк перешла на нелегальное положение, до сентября 1947 г. была связной от референтуры пропаганды Центрального провода ОУН к Р. Шухевичу, с сентября 1947 г. по март 1948 г. в с. Гримное Комарновского района Дрогобычской области вместе с матерью играла роль содержательницы квартиры, где укрывался Шухевич, а затем стала его доверенным лицом.
Замначальника Управления 2-Н подполковник Шорубалка просил начальников управлений МГБ всех западных областей организовать активные агентурно-оперативные мероприятия по розыску этих связных и в случае их задержания немедленно сообщить в Управление 2-Н. (71)
14 июня 1949 г. при ликвидации пункта связи Центрального провода ОУН сотрудниками МГБ УССР было захвачено письмо Шухевича к Куку, в котором он шифровкой сообщал, что в конце месяца должно состояться ежегодно проводимое совещание членов Центрального провода. Чекисты установили, что ориентировочно оно может проходить на территории Рогатинского района Станиславской области и Бережанского и Подгаецкого районов Тернопольской области. Эта информация подтверждалась и данными управлений западных областей об активных передвижениях на этой территории главарей подполья и подготовке материальной базы. Однако запланированная на 25 июня операция результатов вновь не дала. (72)
***
Она и не могла их дать из-за отсутствия Шухевича на этой территории. Планируемое совещание состоится позднее, в августе, а в июне— июле 1949 г. Шухевич вместе с Дидык повторили вояж в Одессу и назад возвращались через Черновцы. Они лечились у тех же профессора Сигала и врача Балабана, жили в городе возле санатория «Аркадия», а затем переселились в предместье Одессы — с. Крыжановку к бригадиру колхоза М. Жуматину. Курортное лечение обошлось Шухевичу и Дидык в 40 тыс. рублей.
Из воспоминаний Г. Дидык:
«Другий раз ми знов поїхали в Одесу, але того разу в санаторії не можна було дістати місця. Лікував нас тоді єврей Шубладзе. Він сказав, що краще було б поселитись у селі. Я знайшла таке село — Карачанівку (здесь Г. Дидык ошибается; название села Крыжановка. — Авт.) за Одесою, і там Провідник жив цілий місяць і справді підлікувався. То було в 1949 році.
Був такий випадок. Ми жили над морем в якихось господарів. Рано ходили митись на море. Я уже помилась і йду туди, де мився Провідник. Бачу, що він щось у воді шукає. Виявляється, загубив ланцюжок з медальйончиком Матері Божої. Сказав: «Я згубив, уже не знайду. Це значить, що я скоро загину». Ми шукали-шукали, але де ж це можна в такім піску, коли вода ще ним рухає, хвиля набігає. Так і не знайшли. То було для нас дуже прикре. (73)
После возвращения на Западную Украину Шухевич вновь обосновался в Иловском лесу на границе Львовской и Дрогобычской областей. Говорят, снаряд дважды в одну воронку не попадает, и в этом есть здравый смысл. Видимо, чекисты были уверены, что после прошлогодней операции Шухевич не рискнет вновь базироваться в этом лесу и населенных пунктах, которые его окружали. Оказалось, рискнул. Отложенное перед поездкой Шухевича в Одессу совещание состоялось в Иловском лесу в августе 1949 г.
Из записок М. Зайца:
«Літо 1949 року. Серед молодого букового лісу наш постій. Табір розложений по обох берегах яру. До командира прибули пр(овідни)ки М. В. (под этим сокращением Заяц, по-видимому, имел в виду руководителя Краевого провода ОУН в Галичине Р. Кравчука «Максима» и руководителя референтуры пропаганды Центрального провода ОУН П. Федуна («Волянского»), псевдонимы которых начинались с букв «М» и «В». — Авт.) і ін. із своїми людьми. Кілька розтягнених наметів, один з них більший, збудований по тій стороні яру у такій віддалі від інших, щоб не чути голосного шепоту розмови, рядом лісові лавки — це місце нарад.
Стійкові обов'язкові в кожному таборі, в тому таборі теренове положения вимагае з двох боків.
Огонь, біля нього лавка — це звичай у кожному таборі. Штучні криниці з водою є також.
М. Заяц на турнике
Часом в шумний вечір, коли збирається на дощ, затягнуть друзі тихо-тихенько пісню. Пісня котиться. Провідники на другому березі розмовляють. Чуйне ухо Командира не може знести не такту пісні. Швидко підходить до нас і каже: — «Не так! Зле співаєте, чортові діти» — і починае — «Нас питають, якого ми роду — раз, два» — і т. д. Ось так повинно бути» — і пішов, щоб знову послухати.
В нашій групі були любителі спорту, із друзів гостей також. Найбільш зручним приспосібленням для спорту в лісі це турник. Причепиш до двох сусідніх дерев жердину і турник готовий. Щоранку і вечора вигинали друзі свої прив'ялі вже кості (були такі, нпр. друг А., який завжди підходив до турника, як добре попоїв, мовляв, перед тим нема сили), але таких спортовців, як наш Командир між нами не було. I одного дня перед обідом зав'язались змагання. Хто що вмів таке показував. Глядачі дораджують, іноді так, що й носом запореш об землю.
Тут з'явився Командир і радить мені зробити так: «Жердину попід коліна, руки опустити, розмахатися і вискочити на рівні ноги». Я допитуюсь ще раз, та Командир швидко пас, рубаху з себе і миттю ноги опинились на турнику, опустив руки розмахується до скоку. Я побоявся щоб не сталось якогось каліцтва і з просьбою стягнув Командира з турника.
Відправа скінчилась щасливо. Друзі порозходились. Через кілька днів зорганізували коня для Командира і ч(ет)вірка друзів охорони відпровадили Командира у напрямі м. Львова». (74)
***
Р. Шухевич с охранником
24 августа 1949 г. министр госбезопасности Украины Савченко был назначен на руководящую должность в Москву и вскоре стал замминистра и начальником 1-го Главного управления МГБ СССР. На его место в Киев перевели замминистра госбезопасности СССР и уполномоченного МГБ в Германии Н. К. Ковальчука. Ему, безусловно, хотелось показать себя перед украинскими кадрами во всем блеске и добиться того, чего, как он считал, не сумел сделать его предшественник.
По указанию Ковальчука, чекисты повторили операцию в том же районе Иловского леса.
7 сентября в УМГБ Львовской области поступила агентурная информация, что в Иловском лесу вместе с назначенным после ликвидации Ф. Тершаковца новым руководителем Львовского краевого провода ОУН О. Дьяковым по кличке «Наум» (он же «Горновой») «укрывается крупная банда, возглавляемая бандитом по кличке «Генерал Чупринка» (еще один псевдоним Р. Шухевича. — Авт.). На основании этой информации в лес были скрытно выброшены мелкие чекистско-войсковые группы, которые конспиративно организовали засады, секреты и посты наблюдения на высотках, у водоисточников, на тропах и дорогах, ведущих из леса в населенные пункты. (75) Однако чекисты опять опоздали — Шухевич ушел с этой территории на свою лежку в Белогорще буквально за несколько дней до начала операции. Нет, не случайно сотрудники МГБ шифровали его в документах под кличкой «Волк» — он словно предчувствовал опасность и успевал скрыться в чаще леса еще до того, как охотники ограничат его территорию красными флажками...
***
...А 7 октября 1949 г. во Львове был зверски убит писатель Ярослав Галан. Убийцы нанесли ему 11 рубленых ран головы, 10 из которых были смертельными...
Ярослав Галан
Сегодня это событие стало предметом спекуляций. Так, покойный ныне В. Кук, последний руководитель подполья ОУН на Западной Украине, в одном из недавних прижизненных интервью заявил: «Существуют неопровержимые факты того, что на их совести (МГБ УССР. — Авт.) убийство Галана, хотя его и приписывают ОУН». Эту же версию озвучил и профессор Ратгертского университета (США) Т. Гунчак. Было бы удивительно, если бы и Кук, и Гунчак (кстати, функционер одной из закордонных фракций ОУН) не разразились проклятиями по адресу «совітів».
Между тем уже тогда в МГБ УССР по горячим следам выяснили, что убили писателя примкнувший к ОУН И. Лукашевич, студент первого курса Львовского лесотехнического института (по правилам оуновцев, «юнака», т. е. кандидата в подпольщики, обязательно требовалось проверить на выполнении заданий), и отличавшийся патологической жестокостью М. Стахур («Стефко») под непосредственным руководством надрайонного проводника ОУН в Жолквовском районе Львовской области Р. Щепанского («Буй-Тур»). Организатором же этого злодеяния, как выяснили чекисты, был руководитель Краевого провода ОУН в Галичине и «соратник» Шухевича Р. Кравчук («Петро»). Арестованный ранее отец Р. Кравчука во время внутрикамерной разработки в откровенной беседе с подсаженным агентом признался: его сын Роман обещал — за святотатские писания Галана ждет неминуемая расплата.
На месте убийства Я. Галана
Упреждая события, отметим, что организаторов и непосредственных исполнителей убийства Галана все же постигнет справедливое наказание: по приговору военного трибунала Прикарпатского военного округа 15 марта 1951 г. будет расстрелян Лукашевич, 16 октября того же года повешен Стахур, 21 декабря на Станиславщине в ходе операции по его задержанию погибнет Кравчук. Дольше других продержится в подполье Щепанский — он будет захвачен и казнен по приговору суда летом 1953 г. (76)
Любопытен и другой вопрос: а на Кравчуке ли останавливается цепочка «заказчиков» убийства? Уже после ареста Д. Гусяк в ходе внутрикамерной разработки сообщила, что если убить Костельника приказ отдавал Тершаковцу сам Шухевич, то Галана убили оуновцы, но по указанию ли Шухевича, она вроде бы не знала. (77)
Зато А. Конюшик, хозяйка последней квартиры Шухевича в Белогорще, показала, что на протяжении всего 1949 г. по указанию Шухевича к Я. Галану подполье регулярно направляло студентов с целью переубедить писателя и заставить его писать статьи об ОУН и Папе Римском. Одним из этих студентов был Богдан Винницкий, который, как и Лукашевич, учился в Лесотехническом институте и к которому Дидык регулярно носила «грипсы» лично от Шухевича. (78)
Кроме того, по указанию Шухевича Дидык должна была направить к Галану неизвестную Конюшик женщину с той же целью. (79)
Таким образом, на основании этих данных с большой долей вероятности можно предположить, что главным заказчиком убийства был все же не Кравчук (о Щепанском и его «шестерках» Стахуре и Лукашевиче можно и не вспоминать), а сам Шухевич.
А тогда, в октябре 1949-го, об этом ЧП сразу же сообщили в Москву Абакумову и в Киев секретарю ЦК КПУ Хрущеву. Последний лично отписал Сталину, не удержавшись и «нафантазировав» при этом, что Я. Галана зарубили «гуцульским» топором, тогда как орудовали убийцы обычным кухонным топориком для разделки мяса.
Абакумов же 9 ноября издал специальную директиву, разосланную министру госбезопасности Н. Ковальчуку, его заместителям и начальникам управлений МГБ западных областей Украины. В ней он, в частности, требовал «...в кратчайший срок добиться поимки главарей ОУН... Прекратить... перестройки чекистско-войсковых групп по борьбе с бандитами и дать возможность оперативным работникам выполнять до конца возложенные на них задачи, оказывая им всемерную помощь в повседневной работе...» (80)
Убийство Галана и директива Абакумова по сути подтолкнули маятник, до тех пор совершавший беспорядочные движения в разные стороны. Теперь он заработал четко и слаженно — часы отведенного Шухевичу времени неумолимо отсчитывали последние минуты...
***
...Вновь были допрошены жена «Лыцаря» О. Гасин и содержательница пункта связи ОУН О. Савицкая, которые показали, что связная Шухевича Г. Дидык на протяжении 1948 г. периодически укрывалась на окраине Львова в доме № 27 по ул. Кривчицкой у прачки С. Сагуты. Прачка запираться не стала и рассказала чекистам, что, проживая в ее квартире, Дидык часто встречалась с другими связными Шухевича «Мартой» и «Даркой», к ней приходили О. Гасин и некий Иван Моравецкий. Последний был арестован и признался, что в его квартире часто укрывались Е. Зарицкая, Г. Дидык и О. Гасин. Моравецкий назвал несколько человек, среди них была Надежда Мельничук, которая в свою очередь подтвердила свою связь с Дидык. Она назвала и наиболее близкие связи «Анны»: работника артели «Червоний промінь» Княгеницкого и председателя той же артели Парубчака, с которым Дидык поддерживала связь с 1947 г., посещала его квартиру и укрывалась по разрешению Парубчака в служебном помещении артели. По заданию Дидык Парубчак во время денежной реформы даже обменял деньги ОУН на новые дензнаки. В марте 1949 г. Дидык заявила Мельничук, что «И. Парубчак и К. Княгеницкий являются для нее наиболее надежными людьми, у которых можно укрыться». Выявленные связи Дидык чекисты сразу же взяли в агентурную разработку. (81)
Кроме того, зная, что Шухевич серьезно болен, чекисты контролировали все имеющиеся во Львове лечебные учреждения, выявили врачей, занимающихся частной практикой, установили наблюдение за врачами, подозреваемыми в связях с оуновским подпольем, а в больницах агентуре из проверенных людей были предъявлены для опознания фотографии Шухевича и его связных и поставлена задача — в случае обнаружения постараться их задержать. (82)
Затем сотрудники УМГБ создали розыскные группы и направили их в город на его окраины и на железнодорожные маршруты Львов— Ходоров, Львов— Стрый, Дрогобыч— Станислав. В эти группы были включены агенты, лично знающие в лицо разыскиваемых, прежде всего Шухевича и его связных.
Но информацию, которая оказалась решающей, чекисты получили отнюдь не в результате выявленных связей Дидык по Львову и не благодаря тотальной проверке медучреждений и железных дорог...
В ходе агентурно-оперативных мероприятий они установили, что Шухевич, оказывается, имел большие связи среди националистически настроенного униатского духовенства, часть которого хотя и перешла формально в православие, но продолжала исповедовать греко-католическую веру. Шухевич привлекал униатское духовенство к подпольной работе, обеспечению линий связи, в качестве исполнителей особых поручений и содержателей конспиративных квартир для своего укрытия и встреч с другими функционерами ОУН. Особое внимание было обращено на выявление и разработку связей Шухевича с униатским духовенством в местах наиболее вероятного его укрытия — в Рогатинском районе Станиславской области и Ново-Стрелищанском районе Дрогобычской области, для чего чекисты создали там резидентуру МГБ УССР, а также направили квалифицированных агентов УМГБ.
10 января 1950 г. в Станиславской и Дрогобычской областях была проведена операция по задержанию униатских священников, о контактах которых с оуновским подпольем и связными Шухевича было достоверно известно. Тогда же тщательно обыскали церкви и усадьбы церковнослужителей, пытаясь обнаружить убежища командира УПА.
Среди арестованных оказался священник УГКЦ М. Головацкий, который в 1926—1928 гг. учился вместе с Шухевичем во Львовской академической гимназии. В 1943 г. Шухевич приезжал в с. Дички, где служил тогда Головацкий, для инспектирования отрядов УПА, и предлагал тому заняться организационной и воспитательной работой в националистическом духе среди молодежи. Головацкий предложение принял, и в 1943—1944 гг. в его доме и при его участии проходили собрания членов местных ячеек ОУН. В июле 1949 г., уже после того, как Головацкого перевели в с. Выспа Рогатинского района, к нему обратился надрайонный проводник ОУН «Мирон» и попросил подготовить место укрытия для Шухевича. Головацкий лично оборудовал «схрон» в куполе своей церкви. Шухевич периодически скрывался в нем до рождественских праздников 1950 г., и 8 января вместе с Головацким отметил Рождество. Тот даже приготовил для Шухевича своеобразную «кутю»: закуску и поллитра спирта. Впоследствии на допросах святой отец показал, что из-за морозов он предложил Шухевичу укрываться в одном из домов в с. Любша или Подмихайловцы. (83)
Другой арестованный священник, И. Вергун из с. Чесники, признался, что он систематически предоставлял свою квартиру для укрытия «Анны» и «Дарки». Но главное — Вергун указал место, где, по его словам, в настоящий момент могла укрываться Мария Гусяк, мать «Дарки», — дом священника Р. Лопатинского в с. Дегова.
26 января 1950 г. Гусяк, Лопатинский и его дочь Лидия (как позже выяснилось, участница ОУН), приехавшая к отцу из Львова на каникулы, были арестованы.
Мария Гусяк
На допросах М. Гусяк подтвердила, что ее дочь Дарья является личной связной Шухевича, систематически появляется во Львове и располагает надежными организационными связями, среди которых назвала врача Кметика и сотрудницу поликлиники Навроцкую, содержавшую явочную квартиру во Львове. Лидия Лопатинская сообщила, что Кметик — ее дядя, у которого она останавливалась, будучи во Львове. Далее она показала, что «Дарка» в конце декабря 1949 г. навещала Лопатинских в с. Дегова, пробыла недолго и вновь отправилась по организационным делам. Более подробной информации допросы не дали, но в ходе внутрикамерной разработки в разговоре с агентом М. Гусяк рассказала, что «Дарка» во второй половине февраля 1950 г. должна прибыть во Львов.
На основании этих данных активизировались мероприятия по розыску Д. Гусяк в городе, все известные и вновь выявленные явочные квартиры были под усиленным агентурным наблюдением, за их содержателями установлена слежка, в квартире Кметика устроена засада.
И здесь чекистам очень помог приказ МГБ Украины № 312, изданный незадолго до этих событий, 30 декабря 1949 г. Этим приказом объявлялась полная амнистия всем членам ОУН и воякам УПА, которые выйдут из подполья и добровольно явятся с повинной. 31 января 1950 г. в милицию Львова пришла с повинной участница ОУН, бывшая ранее агентом Шевченковского райотдела УМГБ под оперативным псевдонимом «Павлычко». Она попросила организовать ей встречу с оперативным работником МГБ, чтобы сообщить ему сведения о подполье. В отделение милиции срочно прибыл руководитель оперативно-чекистской группы по розыску Шухевича, которому «Павлычко» сообщила, что в 1948 г. она под влиянием связной «Дарки» прекратила сотрудничество с органами МГБ, перешла на нелегальное положение и, укрываясь во Львове, периодически встречалась с «Даркой» на квартире своей тетки по ул. Ленина, 5, кв. 2. Сообщив это, «Павлычко» выразила готовность к дальнейшему сотрудничеству с органами МГБ, и на первой же встрече с «Даркой», которая должна была состояться 3 марта, выдать ее и тем заслужить прощение.
Утром 3 марта 1950 г. по указанному адресу выехали сотрудники опергруппы отдела 2-Н и отделения разведки 5-го (оперативного) отдела управления МГБ Львовской области. Напротив дома, на агитационном участке, был оборудован наблюдательный пост, одна из разведчиц под видом домохозяйки с пакетом в руках прогуливалась перед парадным.
В тот же день около 15.40 в дом вошла женщина, приметы которой совпадали с приметами Д. Гусяк. Приблизительно через час она вышла вместе с агентом «Павлычко». Они зашли в трикотажный магазин на площади Мицкевича, попрощались, и Гусяк трамваем № 2 направилась в сторону вокзала, сойдя на ул. Набайки. Около 18.30 ее перехватили четыре оперативника.
При задержании у «Дарки» обнаружили пистолет ТТ и ампулу с ядом, которую она пыталась проглотить, но сотрудники УМГБ пресекли эту попытку.
Место на ул. Набайки, где была задержана Д. Гусяк
Поскольку Д. Гусяк являлась одним из наиболее доверенных лиц Шухевича и наверняка знала, где он скрывается, надо было как можно быстрее получить от нее информацию об этом месте. Однако в первые часы допроса «Дарка», по словам чекистов, «будучи волевой личностью и к тому же фанатично настроенной», «держалась крайне надменно», подтвердила, что является связной Шухевича, но прямо заявляла, что никаких сведений о нем давать не будет, так как связана с ним организационной клятвой, и категорически отказалась назвать место укрытия.
Тогда процесс изобличения Гусяк был разделен на два этапа.
Первый — активный допрос, в ходе которого необходимо было сломить ее волю к сопротивлению и добиться признательных показаний. Будучи морально сломленной, Д. Гусяк назвала несколько своих организационных связей, в частности, с содержательницей конспиративной квартиры ОУН О. Навроцкой, заявив при этом, что больше ничего не скажет.
Было решено вместе с допросами перейти ко второму этапу.
Его замминистра госбезопасности УССР и начальник опергруппы МГБ во Львове Дроздов обозначил как «сложную агентурную комбинацию, в результате которой стало известно,...(где) скрывается Шухевич и его ближайшая помощница Дидык Галина....»
Это была классическая внутрикамерная разработка, блестяще проведенная оперативниками Львовского УМГБ.
Итак, в тюрьме была оборудована так называемая «больничная» камера на две кровати, куда первой подселили агента УМГБ под оперативным псевдонимом «Роза». Согласно легенде, проживая в Берлине и Вене, «Роза» познакомилась там с известными украинскими националистами, хорошо знает Шухевича и его семью, и была арестована за сотрудничество с иностранной разведкой, по заданию которой осуществляла связь между заграничным центром ОУН в Мюнхене и Проводом ОУН на Украине... (84)
***
...Дальше в документах МГБ некоторые разночтения. Так, в отчете замминистра МГБ УССР В. А. Дроздова «О результатах борьбы с националистическим подпольем и его вооруженными бандгруппами на территории УССР за январь—март 1950 года» говорилось: «Была разработана легенда, смысл которой сводился к тому, что «Роза»... на следствии подвергается побоям, в связи с чем и определена в больничную камеру. Для подкрепления легенды о побоях «Роза» была соответственно загримирована и забинтована».
Однако в более подробной справке «О ликвидации руководителя националистического подполья в западных областях УССР Шухевича Р. И.», подготовленной спустя два года замначальника Управления 2-Н МГБ УССР Быковым, это звучат несколько по-другому: «Во время пребывания в тюрьме «Розу» систематически и активно подвергали допросу, она длительное время сидела в камере и «простудилась», вследствие чего «заболела» и переведена в «больничную» камеру. Для того, чтобы предоставить видимость «болезненного» состояния «Розы», ей поставили банки, подвели зеленкой глаза».
Кстати, сегодня Д. Гусяк, благополучно дожившая до наших дней, довольно часто мелькает на телеэкранах, рассказывая о зверствах и пытках, которым подвергали ее эмгэбисты, добиваясь информации о месте укрытия Шухевича. Отнюдь не стремясь представить МГБ в качестве эталона правозащитной организации, хотим все же обратить внимание на то, что в инструкции по ведению следствия и допроса в СБ ОУН говорилось: «Физическое принуждение применяем... когда:
— Следователь убежден, что объект — преступник и принципиально не хочет говорить;
— Допрашиваемый не реагирует на поставленные ему вопросы».
Подтверждение подобной практики допроса СБ ОУН находим и в показаниях В. Кука: «Говоря правдиво, следует сказать, что на допросах в СБ нередко применялись меры физического воздействия над лицами, которые подвергались задержанию и допросу. Над задержанными издевались и таким путем получали от них показания, которые во многих случаях не соответствовали действительности. Соответственно этому составлялись неправильные протоколы и, следовательно, принимались неправильные решения об убийствах и расстрелах».
Посему хочется на рассказы Гусяк о «катуваннях» в МГБ ответить пословицей: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».
Если же следовать хронологии событий, связанных с арестом Гусяк, то станет понятно, что никакие «пытки» чекистам не понадобились. 3 марта в 18.30 ее арестовали, провели первый допрос и отправили в «лазарет», где Гусяк вечером познакомилась с «Розой», 4 марта передала ей записку, и в тот же вечер оперативники получили всю интересующую их информацию.
Поэтому мы склонны больше поверить справке Быкова и сделать вывод: не «пытки» и прочие «издевательства», а хитрость чекистов, с одной стороны, и собственная глупость и беспечность «Дарки» — с другой помогли установить точное местонахождение Р. Шухевича.
***
...Кроме того, предполагалось: если «Дарка» не назовет агенту места укрытия Шухевича, то, возможно, она постарается сообщить о своем аресте на волю, чтобы предупредить об опасности. С этой целью была проведена оперативная комбинация, которая должна была укрепить у Гусяк уверенность, что связь с «волей» возможна. Через следователя был установлен контакт агента «Розы» с другим агентом — «Орленко», который находился в камере, расположенной этажом выше, и им была предоставлена возможность перестукиваться, используя тюремную азбуку и азбуку Морзе, которую они оба хорошо знали.
Агенты условились, что «Орленко» по сигналу «Розы» должен передать опубликованное в печати сообщения ТАСС о разрыве дипломатических отношений США с Болгарией, имея в виду, что Гусяк уже должна знать об этом из газет, а «Роза» такой информации не имела, так как продолжительное время находилась в тюрьме. Когда «Дарку» перевели в камеру, «Роза», используя знание отдельных деталей из личной жизни Шухевича и самой Гусяк, вошла к ней в доверие, а «бедственное» состояние «Розы» и «больничная» обстановка сблизили их. Убедившись, что Гусяк не умеет перестукиваться, «Роза» подала сигнал, и «Орленко» стал передавать сообщение ТАСС. Как и ожидалось, передача «Орленко» произвела на «Дарку» нужное впечатление, и она, узнав от «Розы», что стучавший получил сообщение с «воли», поверила в возможность установления связи.
После этого Гусяк рассказала «сокамернице», что была связной Шухевича, и теперь следователи добиваются от нее информации о месте его укрытия. Выслушав, «Роза» предупредила: ничего об этом не говорить, но если следствие и дальше будет настаивать на своем, и она почувствует, что не выдерживает давления, то следует сначала предупредить Шухевича, а уже потом сообщить место его укрытия.
«Дарка» стала просить «Розу», чтобы та передала через свою сестру записку Шухевичу. Ее следовало вручить жительнице Белогорщи Наталье Хробак, проживающей в первом доме на окраине села, прилегающего к городскому поселку Левандувка. А Н. Хробак обязательно передаст ее лично Шухевичу или Дидык. «Роза» ответила, что подумает и даст ответ.
Этот разговор в камере был зафиксирован установленным там аппаратом «Надежда». После трехчасовой передышки Гусяк была вновь вызвана на допрос, а чекисты тем временем проинструктировали «Розу», как она должна вести себя дальше. Было решено, что «Роза» по возвращении Гусяк скажет ей, что она, желая «помочь» товарке, напишет заявление на имя начальника тюрьмы с просьбой разрешить ей передать родным старую шубу, а взамен принести демисезонное пальто. Затем «Роза» сообщит «Дарке», когда разрешат передачу, и вместе с шубой передаст Шухевичу записку, которую сестра «Розы» Ирина, проживающая во Львове, сможет «вручить» адресату.
По возвращении Гусяк с допроса «Роза» рассказала, как можно наладить связь с «волей». «Дарка» предложение приняла и сразу же попросила «Розу» написать заявление на передачу. В тот же день разрешение было получено.
Поверив чекистской легенде, Д. Гусяк 4 марта в 21.00 написала письмо, оказавшееся для Шухевича фатальным:
«Мої дорогі!
Майте на увазі, що я потрапила до більшовицької в'язниці, де немає людини, яка б пройшла те, що на мене чекає, і не зламалася. Після першої стадії я тримаюсь, але не знаю, що буде далі. М. («Монета» — Е. Зарицкая.— Авт.) приводили на очну ставку, вона героїня, тому що трималася 5 місяців.
Про мене дуже багато знають, а основне питання — це про ШУ і ДІ (Шухевич и Дидык. — Авт.).
Мене захопили шестеро і не було можливості покінчити із собою. Знали, що у мене є пістолет і отрута. Знахожусь в лікарняній камері із сусідкою Розою, яка вітає вас. Краще десять разів померти, ніж потрапити сюди. Цілую. Нуська».
Получив записку, «Роза» зашила ее в шубу и передала на «волю». Дежурный по тюрьме вручил «Розе» расписку «сестры» в получении шубы. (85)
...Через два дня, уже после ликвидации Шухевича, был легендирован ответ от «сестры» «Розы», в котором она сообщала, что найденную в шубе записку «вручила» по назначению. Записка с ответом была вложена в спичечную коробку и «найдена» «Розой» в передаче в присутствии Гусяк, которая очень обрадовалась и заявила, что теперь она спокойна, так как своевременно предупредила Шухевича об опасности. Реальность «Дарка» узнает уже потом...
А тогда, вечером 4 марта 1950 г. в 22.00, данные, полученные в ходе агентурной комбинации с письмом, не вызывали у чекистов никаких сомнений.
Несколькими днями ранее, 26 февраля 1950 г., в Черном лесу была ликвидирована группа оуновцев, среди которых оказались руководитель СБ Рогатинского окружного провода ОУН «Демид» и его боевик «Довбуш». Чекистам было известно, что «Демид» — доверенное лицо Шухевича, часто укрывается вместе с ним и занимается обеспечением его охраны, мест укрытия, продуктами питания и связью с другими членами Центрального провода. Чекисты продполагали, что там же может находиться и сам Шухевич со связными и боевиками. На 3 марта в Черном лесу запланировали операцию, в которой предполагалось задействовать около 1500 человек. (86)
Однако арест в этот день «Дарки» и последовавшие за ним события внесли свои коррективы — операция была свернута, и вместо нее в ночь с 4 на 5 марта чекисты спланировали другую, в селе Белогорща на северо-западной окраине Львова.
Это был финал — «Волк» оказался намертво офлажкован охотниками на своей территории...
***
...А Шухевич как будто предчувствовал это и ожидал близкого конца. И очень показательны в этом плане последние страницы воспоминаний М. Зайца:
«Зима, як і попередня, проминала на Білогорській квартирі. Все залишалося без змін. На гірше змінялось здоров'я у Командира. Лікарські поради — купелі, застрижи — будь-як піддержували на силах, однак неміч зростала... Безперервні зв'язки із СУ (восточноукраинские. — Авт.) Землями; висилки людей до Києва, Москви; зв'язки з деякими місцевими орг(анізаційними) клітинами, немало клопоту з радіоапаратами — це все спочивало на невимовно болючій голові Командира.
Останні дні більш як жалюгідні. Високий тиск крові, болі голови, часті атаки серця... Це відбувалось періодично. Відчувалося, що К(оманди)р збирається від нас на той світ. В тому часі минулої зими вже обговорювалися плани праці в групі, перенесення або забезпечення баз, будови криївок і т. п.
«Мені б конечно зробити знимку в військовому однострою, в «бандерівці» та нас із тризубом» — говорив передостанніх днях К(оманди)р». (87)
Р. Шухевич и Г. Дидык читают книгу. Белогорща
Поздней осенью к Шухевичу возвратился посланный им еще в 1948 г. к Бандере с почтой курьер (со временем чекисты установят, что это был активный оуновец по кличке «Явир», ликвидированный в мае 1950 г.). Курьера сбросили с самолета, видимо, ВВС Великобритании. Позже Д. Гусяк подтвердит, что она лично ходила в с. Зимноводку и забрала два парашюта, один из которых был грузовой (их найдут при обыске квартиры в Белогорще после ликвидации Шухевича). Кроме писем, националистической литературы, запчастей к радиостанции (радиолампы будет потом регулярно закупать во Львове «Дарка») и миниатюрного фотоаппарата, курьер передал Шухевичу от Бандеры пистолет «Вальтер» с сотней патронов и золотые наручные часы. Именно эти часы будут позднее показывать «Дарке» чекисты для подтверждения своих слов, что Шухевич жив и дает показания. «Вальтер» будет фигурировать уже у современных «национал-патриотических» историков в качестве основного доказательства, что Шухевич был не ликвидирован в ходе операции, а покончил с собой, но об этом — ниже. (88)
Шухевич еще успеет подготовить письмо с указаними связной О. Илькив («Роксоляне»), которая по его заданию надолго уезжала на восток Украины. В нем он писал: «Узнаю с удовольствием, что вы переселяетесь на СУЗ (восточные (східні) украинские земли. — Авт.) ...потому, что именно там нас ожидают серьезнейшие дела. От СУЗ зависит будет ли Украина, или и далее будет Россия».
Далее Шухевич указывал, что война с Советским Союзом может вспыхнуть очень скоро, но не исключал, что для этого может понадобиться несколько лет. «Руководящую антисоветскую роль будет играть США. И хотя они сегодня еще стоят за единую и неделимую Россию, и Керенский пользуется у них особым почетом, украинское дело начинает завоевывать себя в мире, и отряды УПА, которые прошли из Закерзонья на Запад, наделали в мире много шума». Поэтому, размышлял Шухевич, «общественное мнение всего мира начинает склоняться к нам все больше и больше... Мир убедился, что только мы боремся против СССР. Даже Керенский сказал, что УПА — это «его» части «малороссийские»...
В США есть уже люди, которые стоят за раздел России, а не за федерацию. Однако, несмотря на это, наши надежды должны быть на наши же собственные силы. Если мы продержимся до войны и сумеем тогда создать убедительные факты, то с нами будут считаться союзники!!! Следовательно, наше задание на землях: продержаться до войны и тогда делать убедительные факты — провозгласить волю населения иметь свое Украинское Государство, независимое от Москвы».
В этой связи Шухевич считал необходимым все внимание обратить на Восточную Украину — «там место нашей работы». И если удастся «в соответствующий момент» возглавить народ на СУЗ — «мы выиграли».
Основными заданиями для «Роксоляны» были «продержаться до войны.., чтобы Вас не раскрыли преждевременно» и в момент «развала Советской власти... максимально широко организовать украинцев, чтобы не дать себя опередить русским».
В конце письма Шухевич напоминал: работу следует проводить «страшно осторожно! Ни в коем случае не выдайте себя. Лучше меньше интересоваться, чтобы только пережить там. Возможно, Ваша жизнь там не будет легкой, но цель, для которой Вы едете, окупает все трудности. Верьте, что если Вам удасться сделать, что я Вам начертал, Ваша работа будет стоить возможно больше, чем работа и смерть тысяч наших повстанцев». (89)
Однако ни отправитель, ни адресат этими указаниями воспользоваться уже не успеют. 16 марта письмо будет обнаружено и изъято чекистами при обыске на конспиративной квартире матери «Роксоляны» Розалии Илькив в с. Черный Остров Дрогобычской области.
Из записок М. Зайца: «В перших днях місяця березня (у Шухевича) дещо покращало із здоров'ям, а може це тільки нам здавалось. Проте в ліжку не хотів лежати. Ходив по кімнаті сумний, на силу відповідав Гані чимось дотепним. «Буду вмирати, Нусю», — не раз каже. Майже щодня пані ходила до зустрічей із від'їжджаючими на СУЗ.
Не повернула із поїздки кур'єрка Чорна (Д. Гусяк. — Авт.). Не було її й на запасну (заранее обусловленная запасная встреча. — Авт.). Запанувала загадкова атмосфера.
— «Чому не бриєтесь, друже Провідник?» — питаю.
— «Не буду, сину, бритись аж поки мені не покращає, поки не проясниться це все».
4-го березня вечером, відходячи по ділам, я попращав дорогого мені Провідника і батька на вічно.
— «З Богом, Владку! Добре вив'язуйтесь з завдання» — це останні почуті мною слова Провідника». (90).
И еще приведем отрывок из воспоминаний Галины Дидык о последнем вечере Шухевича 4 марта: «...Арештували Одарку (т. е. Дарью Гусяк. — Авт.). А якраз перед арештом я мала ще з нею зустріч. Усі захвилювались, бо зустрічалася я з Одаркою у п'ятницю (тобто 3 березня), а в суботу нам стало відомо про арешт. Вирішили в понеділок залишати цю хату. В неділю у Білогорщі мали відбуватися якісь вибори. В сільраду приїхала комісія, щоб подивитися, як будуть проходити вибори...».
Однако Г. Дидык ни единым словом не упоминает, по каким таким «делам» «відійшов» М. Заяц, и куда вообще делась вся охрана Шухевича! У каждого значимого проводника ОУН была своя охранная боевка, состоящая из нескольких человек. Что же тогда говорить о самом руководителе Центрального провода, да еще и главном командире УПА, которого должны были охранять особенно тщательно. Между тем в Белогорще Шухевич остался только с Г. Дидык.
Некоторую информацию по этому поводу озвучил преемник Шухевича Кук: «Командир відправляє тієї ж ночі, у п'ятницю, Зенка й Левка організувати нове приміщення. Такі запасні «хати» у розпорядженні Командира були, але попередньо необхідно було перевірити їхню надійність. Перехід мав відбутись уночі в неділю 5 березня. У цей день мали бути якісь місцеві вибори й тому сподівались, що в неділю буде ще спокійно. Саме цим і пояснюється те, чому в критичний момент Командир був сам, без охорони». Читая подобные сентенции, поневоле задаешься вопросом: то ли Кук на старости лет что-то путает, то ли, наоборот, держит читателей за простаков.
Во-первых, Шухевич не посылал свою охрану, а именно Зайца, «організувати нове приміщення», как утверждает Кук. Для этого в с. Зимние Воды, рядом с Белогорщей, к руководителю Львовского краевого провода ОУН О. Дякову («Горновому») в тот день Шухевич отправил Наталью Хробак, сестру А. Конюшик.
Во-вторых, во время выборов охрану сел всегда усиливали, опасаясь терактов на избирательных участках, и особенно тщательно проверяли близлежащие дома. А Шухевич скрывался в доме в центре села, напротив школы. Поэтому рассчитывать на то, что в этот день все будет спокойно, он не мог. Особенно с учетом того, что уже было известно об аресте Гусяк (последняя не явилась в назначенный час на встречу, что подтверждает и М. Заяц).
В третьих, чтобы проверить запасное убежище, достаточно было послать одного человека (что и было сделано) или же всем вместе в тот же день уходить из Белогорщи.
Поэтому слова Кука «сподівались, що в неділю буде ще спокійно» не выдерживают никакой критики. Не могли охранники в нарушение всех инструкций оуновской СБ оставить Шухевича одного, да еще и накануне вероятного «нападу» чекистов. За подобное этих боевиков СБ просто разорвала бы на части. Между тем М. Заяц благополучно продолжал пребывать в подполье — по меньшей мере до 1953 г. его имя упоминалось в розыскных документах МГБ.
Следует также добавить, что участники подполья узнали о смерти Шухевича еще не скоро, Кук же получил эту информацию уже через несколько дней, и не от кого иного, как от самого М. Зайца. К слову, после ареста Д. Гусяк говорила внутрикамерному агенту, что если «она счастлива, что Шухевич жив, то в отношении «Влодко» (кличка М. Зайца. — Авт.) она почему-то желала бы, чтобы он был убит». (91)
Чекисты тогда не поняли этих слов, но сама «Дарка», еще не зная о случившемся, видимо, интуитивно чувствовала, что боевик Шухевича не так прост, как казалось окружающим, и может принести своему патрону большие «неприятности». Так оно и случилось. Если же учитывать, что отношения Кука и Шухевича были на грани открытой вражды, то вопрос о том, куда девалась охрана, выглядит для Кука более чем двусмысленным. В последние годы жизни Василь Степанович во всех интервью рассказывал, что между ним и Шухевичем не было никаких разногласий. И при этом упорно избегал ответов на неудобные вопросы, например, как могло случиться, что охранники оставили Шухевича одного...
***
В ночь на 5 марта 1950 г. сотрудникам Львовского УМГБ было не до сна. Они спешно разрабатывали план операции, которая должна была начаться ранним утром в с. Белогорща. Этот план окажется последним в череде неудачных операций, которые проводились по розыску Шухевича долгие пять лет.
Планом предусматривалось:
«а) Собрать все имеющиеся в гор. Львове оперативные резервы 62 СД ВВ МГБ, штаба украинского пограничного округа и Управления милиции гор. Львова.
б) Снять по тревоге войсковые силы, участвующие в операции (имеется в виду в Черном лесу. — Авт.) ...в количестве 600 человек и сосредоточить к 5 часам 5 марта с. г. во дворе УМГБ Львовской области.
в) Операцию провести методом блокирования села Белогорще, прилегающих к нему хуторов, западной окраины поселка Левандувка и лесного массива».
Первым и главным объектом в плане значился дом Натальи Хробак на восточной окраине Белогорщи.
Следующими были соседние усадьбы, мост через ручей и дома на западной окраине Левандувки. Руководство блокированием и обыском указанных в плане домов и усадеб возлагалось на замначальника Управления 2-Н МГБ УССР подполковника И. К. Шорубалку, замначальника УМГБ Львовской области полковника Фокина и замначальника 2 отдела 2 Главного Управления МГБ СССР полковника Флюгера.
Кроме объектов в Белогорще и Левандувке, территория была разделена на более обширные участки и плотно блокирована, включая лес, проходящую рядом железную дорогу и близлежащие хутора. На случай непредвиденных обстоятельств был сформирован подвижной войсковой резерв на машинах, а ко всем группам, участвовавшим в операции, были приданы врачи и фельдшеры с набором медикаментов, включая рвотные средства (запомним эту деталь!). Всего же в операции было задействовано около 650 человек.
Руководство поручалось специально созданному оперативному штабу, в который вошли: генерал-лейтенант Судоплатов, руководитель бюро по разведке и диверсиям МГБ СССР, прибывший из Москвы еще в ноябре 1949 г. и контролирующий вопросы по розыску Шухевича; замминистра и руководитель опергруппы МГБ УССР во Львове генерал-майор Дроздов; начальник УМГБ по Львовской области полковник Майструк и начальник Внутренних войск МГБ Украинского округа генерал-майор Фадеев. В 7.00 штаб должен был находиться на восточной окраине Белогорщи. (92)
К указанному времени 5 марта Белогорща, насчитывавшая 160 дворов, и прилегающий к ней лесной массив были оцеплены Внутренними войсками МГБ УССР и взяты в плотное кольцо. Дом Хробаков был блокирован чекистско-войсковой группой, в которую, помимо Шорубалки, Фокина и Флюгера, вошли ответственный за обыск объекта старший оперуполномоченный Управления 2-Н МГБ УССР ст. лейтенант Демиденко и его зам капитан Пикман. В их распоряжении было 15 солдат.
Окружив дом, группа подвергла его тщательному обыску и потребовала немедленно выдать всех находящихся внутри посторонних. Натальи Хробак в доме не оказалось (она вернулась в тот же день из с. Зимние Воды, где занималась подготовкой для Шухевича нового места укрытия, и где квартировал руководитель Львовского краевого провода ОУН О. Дьякив («Горновой», «Наум»). Внезапно на улицу выскочил ее брат Даниил, который пытался прорваться через войсковое оцепление, но был задержан и на месте допрошен капитаном Пикманом.
Дом Хробаков. Белогорща
Подросток сознался, что в центре села, в доме его сводной сестры Анны Конюшик, проживает домработница «Стефа», очень похожая на предъявленную чекистами фотографию Галины Дидык.
После этого опергруппа во главе с подполковником Шорубалкой, полковником Майструком, полковником Фокиным и старшим лейтенантом Демиденко в сопровождении солдат и Д. Хробака в качестве проводника направилась в центр села и около 8.00 утра окружила дом № 76а, на втором этаже которого занимала отдельную квартиру Анна Конюшик.
Дальнейшие события мы попробуем реконструировать на основании сохранившихся документов МГБ и воспоминаний Г. Дидык.
Из воспоминаний Дидык: «Раптом хтось дуже сильно стукає до дверей. Провідник відразу заскочив до криївки, а я пішла відчиняти двері» (на самом деле сразу открывать дверь Г. Дидык не собиралась, чтобы дать Шухевичу время укрыться в тайнике в тамбуре коридора 2-го этажа).
Из документов МГБ: «В ответ на отказ женщины открыть дверь оперативные работники выбили ее, проникли в квартиру, где была одна женщина, которая назвала себя домработницей Кулик Стефанией и в подтверждение предъявила необходимые документы».
Из воспоминаний Дидык: «Побачила, що там стоять озброєні люди, один — із наставленим до дверей дулом. Стало зрозуміло, що справа погана. У нас із Провідником було договорено: якщо якась неясна ситуація, я йду відчиняти двері, а він за цей час може мати можливість вискочити. Я подумала: якщо їх один-два, то поки вони увійдуть, поки будуть обшукувати хату, то Провідник зможе зникнути чи сховатись. Але мене відразу взяли за руки. Коли мене вели сходами вгору, я почала відразу голосно говорити: «Що ви тут хочете, чого шукаєте?» Я спеціально майже кричала, щоб дати знати Провідникові, хто сюди увірвався. Мене запхали в кімнату, посадили на табуретку і вимагали сказати, хто ще є у хаті. Спочатку було їх тільки двох. Але, чую, що сходами йде їх більше — справа погана!»
Из документов МГБ: «Оперативные работники в домработнице сразу же узнали Дидык Галину, арестовали ее, изъяли пистолет, объявили ей, что она — Дидык и предложили выдать живым Шухевича Романа, который прятался вместе с ней в одном доме. Захваченная возражала, что она Дидык, что Шухевича вообще не знает, и что, кроме нее, в доме никого нет. Одновременно с допросом Дидык был начат тщательный обыск дома...»
***
Вход на чердак со второго этажа дома 76а,
с. Белогорща
...Следующий «акт» развернувшейся драмы — «отравление» Дидык. По ее слова, яд («отруту») она приняла, лежа на полу в комнате второго этажа, когда услышала первый выстрел. Однако, по информации источника, находящегося с Галиной после ареста в одной камере, она дважды меняла детали рассказа. Первый раз сообщила, что «не успела принять яд, так как он находился в столике». Затем Дидык эту версию изменила и заявила, что «яд она (все же) приняла. Яд у нее находился в столике, и когда в дверь постучали, она его взяла в руку, он был завернут в бумажку, после чего открыла дверь. Яд она якобы проглотила, когда вместе с одним солдатом была на чердаке и показывала пиджак, висевший на шворке». (93)
Также непонятно, какой яд приняла Дидык? Одни исследователи пишут о цианистом калии, другие указывают на стрихнин. Но клиника болезни Дидык не похожа на отравление стрихнином (о цианиде и речи быть не может, его действие моментально и смертельно).
Согласно докладной записке замминистра МГБ Украины Дроздова, болезнь Дидык протекала следующим образом: «На почве сильного нервного потрясения и испуга у Дидык образовался шок, отнялись ноги и она потеряла дар речи. Вызванные врачи-специалисты дали заключение, что образовавшийся у нее шок может затянуться на длительный период времени и предлагали направить ее в Московский институт Судебной Экспертизы, считая состояние ее здоровья критическим».
Однако министр госбезопасности Ковальчук с таким заключением врачей не согласился, и 11 марта Дидык была помещена во внутреннюю тюрьму Львовского УМГБ к специально подготовленному агенту. Одновременно за Дидык было организовано круглосуточное наблюдение врачей санотдела УМГБ Львовской области и работников следственной части МГБ УССР. В результате принятых мер на одиннадцатый день после ареста состояние Дидык стабилизировалось, и хотя она еще не могла самостоятельно ходить, уже начала отвечать на вопросы следствия.
Галина Дидык в больничной
камере
Здесь уместно вспомнить, как вела себя Дидык после ареста, о чем говорила с соседями по камере. Внутрикамерному агенту она заявляла, что «была заместителем (sic! — Авт.) Шухевича и пользовалась в подполье ОУН большим авторитетом», что и «его, и ее «слава» значительно упала среди участников подполья, так как сами они не выполнили основного приказа ОУН — живыми не сдаваться, и то, что Шухевич и она попали в руки МГБ живыми, является для них великим позором» (о том, что Шухевич жив, Дидык сказали специально. — Авт.). При этом злилась и «высказывала недовольство на Бандеру Степана и Лебедь Николая, заявив, что они сидят за границей, все здоровые, и никакой помощи Шухевичу не оказывают...». Она очень переживала, что в тюремной больнице врачи дают ей «под видом лекарств... порошки, в результате чего она чувствовала, как ослабела и что-то рассказывала на следствии, но что именно — вспомнить не может», и вообще считала, что «на следствии от нее могут получить показания при помощи гипноза.., о чем ей много рассказывал Шухевич». Она убеждена, что «с захватом Шухевича деятельности украинского националистического подполья будет положен конец, обосновывая это тем, что в истории, якобы, всегда так получается, что всякое движение заканчивается смертью их героев». Вместе с тем Дидык была уверена, «что их дело продолжат потомки», и в конце разговора просила внутрикамерного агента, чтобы «если ей (агенту) удастся выйти на волю, рассказать народу о том, что она геройски погибла в тюрьме, не предав интересы национализма». (94)
Налицо — мания величия, неадекватность, а вседствие этого — полная растерянность и шок от ареста. Этим, видимо, и объясняются симптомы «болезни» «Анны»...
***
План второго этажа
Дальнейшие события в доме 76а заняли от силы полторы-две минуты.
Итак, Шухевич находился в тайнике (узком деревянном коробе с раздвигающимися простенками в тамбуре 2-го этажа). Рядом за стенкой, в комнате 2-го этажа — оперативные работники под руководством подполковника Шорубалки, которые производили обыск и продолжали допрос вернувшейся с чердака в сопровождении солдата Дидык.
Сам Шухевич хорошо слышал разговоры чекистов, так как находился от них буквально в нескольких шагах. Видимо, немного оправившись от стремительного рывка из комнаты в тайник и оценив ситуацию, он решил переждать обыск и затаился.
И в этот момент на лестнице раздались шаги и голоса: «Где Шорубалка?! Здесь есть Иван Кириллович?» По лестнице на второй этаж поднимались начальник отделения (связи) Управления 2-Н МГБ УССР майор Ревенко (его появление в доме не предусматривалось) и замначальника УМГБ Львовской области полковник Фокин (который остался на улице и зашел в дом вместе с Ревенко). Для всех участников драмы и прежде всего для главного фигуранта — Шухевича их появление было совершенно неожиданным. По всей видимости, Ревенко, который был ответственным за радиосвязь, собирался передать Шорубалке какое-то срочное сообщение или предупредить опергруппу, что Шухевич может быть не один, а с боевиками охраны. Фокин же, который вместе с Шорубалкой был назначен ответственным за операцию, его сопровождал.
План тайника и тамбура второго этажа;
крестом отмечено место убийства
майора Ревенко
Эти голоса услышал в укрытии Шухевич, понял, что чекистов становится все больше и решился на прорыв.
Из документов МГБ: «Через несколько минут из-за деревянной перегородки на площадке второго этажа прозвучали выстрелы».
Но первый раз Шухевич промахнулся (ширина укрытия всего 30 см, и вскинуть руку с «Вальтером», чтобы сделать выстрел, тем более прицельный, весьма проблематично, если не сказать невозможно). Национал-патриотические авторы по этому поводу замечают, что этот выстрел был предупредительным для Г. Дидык. Мол, «дій, Галю, на свій розсуд». Однако в той ситуации Шухевич должен был стрелять сразу и только на поражение, а не увлекаться играми в «предупреждающие» выстрелы. Иное дело, что из-за тесноты тайника прицельный выстрел он сделать не смог. Тогда Шухевич распахнул дверь тайника ногой и смог увидеть свою цель — ею и оказался поднимавшийся первым майор Ревенко, который, вероятно, услышал шум за перегородкой и подбежал ближе к тайнику — выяснить причину непонятного шороха.
Майор Ревенко
Из документов МГБ: «...Он открыл огонь, убил майора Ревенко — начальника отделения Управления 2-Н МГБ УССР...».
Из воспоминаний Дидык: «Я почула один вистріл. Вирвалась із рук, кинулася у другу кімнату з криком: «Ой лягаймо!.. Зараз будуть стріляти!..» ...От тепер, лежачи, я почала розжовувати ампулу з отрутою, яку я взяла під язик ще тоді, коли йшла сходами відчиняти двері» (как мы указывали выше, яд Дидык держала в руке, в рот ампулу положила лишь на чердаке, да и положила ли вообще в свете вышеприведенной информации — это для нас уже совершенно не принципиально).
Из документов МГБ: «...После чего появился полураздетый неизвестный, вооруженный пистолетом и гранатой, который быстро бросился к ступенькам, чтобы убежать из дома».
Шорубалка успел вскрикнуть: «Только не стреляйте!», но одновременно с его криком в тот же момент из дверного проема в комнату, где находилась опергруппа, раздалась автоматная очередь — моментально среагировал стоявший около двери на кухню и контролировавший лестницу и вход и выход на чердак рядовой Василий Бухтояров. Его Шухевич видеть не мог — он был за углом. А солдат стрелял машинально и неприцельно по метнувшемуся через площадку силуэту. Но получилось удачно: три попадания в грудь, позднее обнаруженных на теле Шухевича — это выстрелы именно Бухтоярова. Тем не менее он успел лишь ранить пробегавшего мимо дверей Шухевича.
Лестница на второй этаж
Прошитый автоматной очередью и совершенно дезориентированный Шухевич буквально свалился с лестницы и где-то посередине пролета всем своим весом сбил (вернее снес) с ног полковника Фокина, который поднимался по лестнице вслед за Ревенко. Между ними завязалась потасовка, они кубарем скатились с лестницы уже вдвоем и вывалились на крыльцо дома. При этом Фокин в падении вниз ударился головой о стену и потерял сознание.
Из воспоминаний Дидык: «Я відчула, що вже непритомнію... Я ще чула постріл, один, другий, третій... Постріли були десь на вулиці. Я зрозуміла, ще це вже кінець».
И здесь начинаются вопросы...
***
...Национал-патриотические авторы утверждают, что раненый Шухевич, сцепившись с Фокиным и не имея возможности выдернуть чеку из гранаты, успел тем не менее приставить «Вальтер» к правому виску и пустить в себя пулю. Чем оперируют сторонники этой версии, думаем, понятно: для них важно доказать: пусть и раненый, но командарм УПА не сдался живым в руки эмгэбистов и покончил с собой.
Полковник Фокин
По официальной версии, возле входа в дом находился оставленный Шорубалкой мл. сержант Виктор Панин со служебным псом. Он услышал выстрелы Бухтоярова со второго этажа, а затем и увидел вывалившихся на крыльцо полковника Фокина и лежащего на нем сверху неизвестного (как позже понял Панин, это и был разыскиваемый «бандглаварь» Шухевич). За счет этого падения сверху Шухевич приземлился на полкорпуса впереди Фокина и немного приподнялся на локтях. Панин подбежал ближе, заранее переведя свой ППШ на одиночные выстрелы, и попытался помочь полковнику, не понимая еще, что последний без сознания. В этот момент голова Шухевича немного повернулась в сторону, а Панин, стараясь в этой «куче малой» не зацепить Фокина, в нее и попал.
План первого этажа и двора
Национал-патриоты в своей версии упирают на то, что убивать Шухевича чекистам было невыгодно. Им, напротив, важно было захватить его живым. А потому собаковод не имел права его добивать. По их мнению, в пользу этой версии свидетельствует и тот факт, что в разных отчетах о ликвидации Щухевича упоминаются разные фамилии сержанта, произведшего итоговый выстрел. Мол, тем самым эмгэбисты пытались скрыть перед начальством провал операции и запутать следы, списав вину на солдат. И с этой точкой зрения можно согласиться, так как в первую очередь чекистам действительно было важно захватить Шухевича живым.
Но есть и контраргументы.
Во-первых, согласно документам, план операции изначально предполагал как захват, так и ликвидацию Шухевича. А во-вторых, вполне можно понять и психологию Панина, который, понимая, что Фокину грозит опасность погибнуть в рукопашной, посчитал в этой ситуации лучшим пристрелить «бандглаваря», но спасти жизнь своему командиру. И эта версия тоже вполне правдоподобна. К слову, чекистам не было особой нужды скрывать самоубийство Шухевича, если бы таковое имело место, так как в операциях по поимке повстанческих главарей самоубийство было обычной практикой, о чем всегда честно указывалось в рапортах, и руководство республиканского МГБ хорошо об этом знало.
Но как бы там ни было, ответ на вопрос «самоубийство или ликвидация», нам помогут найти не рапорты чекистов, и уж тем более не «мнения» национал-патриотических историков, а анализ посмертных фотографий Шухевича, сделанных в гараже Львовского УМГБ, куда доставили его труп.
Посмертное фото Шухевича
без грима
На посмертном фото Шухевича на правом виске хорошо видно входное отверстие от пули. Именно на его основании национал-патриоты и выдвигают версию о самоубийстве.
Однако этот снимок «постановочный», т. е. сделанный после специальной медицинской подготовки трупа к опознанию. К тому же его качество, размытость контуров отверстия и нечеткость света и теней в области правого виска не позволяют судить об истинном диаметре входного отверстия.
Но сохранились и первичные фотографии, сделанные в день операции, т. е. 5 марта 1950 г. в гараже Львовского УМГБ, еще до медицинской обработки и гримирования трупа. На них диаметр входного отверстия в области правого виска, как и размер выходного, с кровоизлиянием из левого уха видны довольно отчетливо.
Посмертное фото Шухевича
без грима
По этим фотографиям видно, что выстрел был сделан в правую лобно-височную область головы сверху вниз и спереди назад. Чтобы произвести такой выстрел самому, Шухевичу было нужно высоко задрать локоть и значительно выгнуть кисть, чтобы пуля пошла в заданном направлении по указанной выше траектории.
Это очень важный фактор для криминалистов. Если бы, скажем, расследовали смерть человека с таким ранением, дело возбудили бы по подозрению в убийстве даже без чужих отпечатков пальцев на пистолете.
«Вальтер» Шухевича имел калибр 7,65 мм. Этот пистолет был широко распространен сразу после войны, однако он короче и намного слабее, чем состоявший на вооружении чекистов мощный ППШ, стрелявший патронами 7,62 к пистолету ТТ. Патрон ТТ имеет бутылочную гильзу и пороховой заряд гораздо больший, чем у «Вальтера», то есть патрон ТТ (ППШ) — пробивающего действия, а патрон «Вальтера» — останавливающего, что в свою очередь вызовет иную ударную волну и, как следствие — более значительные разрушения кости черепа. Между тем с противоположной стороны головы Шухевича имеется выходное отверстие почти такого же диаметра, что опять же характерно для пули с высокой энергетикой калибра 7,62х25, чем 7,65х17. Кроме того, длина ствола ППШ (269 мм против 98 мм) дает на выходе значительно большую скорость пули (490 м/с против 270 м/с).
Посмертное фото Шухевича
в гриме
Кровотечение из уха тоже в пользу ППШ (патрон ТТ), поскольку пуля при примерно идентичном калибре у ТТ и «Вальтера» (7,62 vs 7,65) будет зависеть в основном только от скорости. Более высокая скорость производит более сильный гидравлический удар в черепе, и как следствие — разрушение сосудов и кровотечение из уха, что и наблюдается в случае с Шухевичем.
На правом виске нет штангенмарки, т. е., следа от ствола пистолета, который всегда остается, если он приставлен в упор. Следовательно, выстрел был сделан хоть и с небольшого расстояния (имеющееся на фотографии затемнение на виске справа может с большой натяжкой сойти за пятно от порохового ожога, хотя и оно было бы намного заметнее), но в то же время и не из прижатого вплотную к голове ствола. А это еще одно свидетельство против версии о самоубийстве Шухевича.
Таким образом, на основании анализа посмертных фотографий и вышеперечисленных фактов можно утверждать: Шухевич не покончил жизнь самоубийством из пистолета «Вальтер», а был убит в ходе чекистско-войсковой операции при попытке к бегству младшим сержантом ВВ В. Паниным из ППШ...
***
Оружие и личные вещи
...В 8.30 5 марта 1950 г. операция завершилась.
После нее проведен тщательный обыск в квартире и в тайнике тамбура второго этажа, где Шухевич укрывался при появлении в доме посторонних и из которого совершил свой последний рывок к свободе.
Здесь чекистов ожидал богатый «улов»: шифры и коды для переписки с Бандерой и руководителями ОУН в западных областях УССР; записная книжка с явками и паролями для встреч со связными и членами провода ОУН; отдельные записки и заметки Шухевича, в которых упоминалось о серьезных разногласиях между Закордонным проводом ОУН и Центральным проводом в «Крае». Там же излагались предложения, направленные, по мнению Шухевича, на устранение этих разногласий, которые сводились к расширению прав Центрального провода, действующего на территории Украины, за счет Закордонных частей ОУН.
Печати и штампы
Были обнаружены: секретная инструкция «ОСА-1» для руководящего состава ОУН, в которой давались указания о задачах подполья на случай войны между СССР, США и Великобританией; перечень указаний для оуновцев, легализовавшихся и работающих в советских государственных учреждениях; инструкция об организации информационной службы в городах и селах с задачей выявления агентуры органов МГБ, а также сбора разведданных для иностранных разведок.
Чекисты нашли также большое количество печатей и штампов советских учреждений и организаций, в том числе печати органов МВД и милиции, а также инструменты для их изготовления, химикаты для тайнописи, печатную машинку, фотокамеру для секретной съемки с большим количеством фотопленки, радиоприемник, который часто слушал Шухевич, лекарства и мединструменты для оказания первой помощи.
Пишущая машинка
Кроме того, найдены фальшивые паспорт, военный и профсоюзный билеты Шухевича на имя Ярослава Полевого, учителя с. Лещина Ново-Стрелищанского района Дрогобычской области (он хотя и старался не появляться среди жителей села, но всегда имел их при себе), и документы Г. Дидык, которая в Белогорще проживала легально. По этим документам она даже была включена в списки избирателей депутатов в Верховный Совет СССР. У Шухевича было несколько комплектов документов, принадлежавших советским гражданам, в разное время убитых оуновцами.
Помимо этого, было изъято личное оружие Шухевича и Дидык — пистолеты «Вальтер» и свыше 17 тыс. советских рублей. (95)
Медикаменты
Труп Шухевича был предъявлен для опознания его сыну Юрию, функционерке ОУН, личной связной и любовнице Шухевича Е. Зарицкой («Монете») и руководителю Рогатинского окружного провода ОУН З. Благию («Шпаку»). Все они без колебаний опознали в убитом своего «зверхныка».
***
По горячим следам для розыска оставшихся на свободе связных Шухевича чекисты спланировали еще одну разработку Д. Гусяк, и внутрикамерный агент передал ей от якобы живого, но арестованного и дающего показания Шухевича «записку» с советом не сопротивляться на следствии. На очередном допросе «Дарке» предъявили «протокол» допроса Шухевича, в котором шла речь о его аресте во Львове на квартире врача Чернецкого, золотые часы Шухевича, его пистолет, а вслед за тем показали еще одну «записку» «лично» от Шухевича, в которой он писал: «Наша справа провалена. Не чини опір, бережи себе. Я звільняю тебе від присяги». При этом Д. Гусяк хорошо кормили, чтобы, по словам самой «Дарки», она быстрее поправилась. (96)
Рация и подпольная литература
Эта комбинация заставила Д. Гусяк поверить в то, что Шухевич жив и открыто ведет себя на следствии, тогда и она стала давать показания о своих организационных связях. К примеру, «Дарка» рассказала, что она по фиктивному паспорту в январе 1950 г. посетила Москву, где по заданию Шухевича выяснила адрес американского посольства (ул. Моховая, 15), куда тот собирался послать человека для переговоров с американцами.
Также она показала, что подполье ОУН было очень заинтересовано в распространении как можно шире своего влияния в восточных областях Украины. Шухевич считал работу на востоке одной из «главных задач ОУН», и с этой целью направил туда уже известную нам О. Илькив («Роксоляну»).
Д. Гусяк рассказала, что до отъезда в восточные области Украины О. Илькив скрывалась в Дрогобычской области у своей матери. Однако внутрикамерному агенту она сообщила, что «Роксоляна» сейчас во Львове и вскоре должна появиться на явочной квартире по ул. Щорса, 8, у дворника этого дома. Сотрудники УМГБ Львовской области этого дворника задержали. Во время допроса он опознал на предъявленных фотографиях «Роксоляну» и «Дарку» и указал, что «Роксоляна» бывала у него на квартире и обещала снова посетить его в этот же или на следующий день. Дворник был завербован под псевдонимом «Старый», в его квартире под видом приезжих поселились два оперативных сотрудника, а за квартирой установили круглосуточное наблюдение.
14 марта в 15 часов «наружка» зафиксировала, что в квартиру «Старого», придерживаясь мер безопасности, вошла неизвестная женщина. «Старый» сразу же подал условный знак. «Роксоляна», увидев в квартире посторонних, пробыла там минуту и вышла из дома, где к ней сразу же подошли оперативники, скрытно задержали и доставили в управление МГБ. При обыске у «Роксоляны» изъяли фиктивные документы на имя Софии Яцях, две ампулы с ядом и переписку.
На допросах О. Илькив призналась, что в 1947 г. она вместе с матерью содержала конспиративную квартиру Шухевича в с. Княгиничи и как личная связная выполняла его задания. Учитывая, что «Роксоляна» старалась ограничить свою работу в подполье 1947 г., ее взяли в активную разработку через внутрикамерного агента «Любу».
Осуществив через «Любу» такую же комбинацию, как и с Д. Гусяк, от О. Илькив получили записку к матери, которая пряталась в с. Черный Остров Ново-Стрелищанского района Дрогобычской области. В записке Ольга предупреждала ее, чтобы она уничтожила все компрометирующие ее документы ОУН и сообщила через боевика Шухевича о провалах во Львове и ее аресте. На основе этих данных в с. Черный Остров обнаружили и арестовали мать О. Илькив Розалию, изъяли документы, в том числе и письмо Шухевича, датированное февралем 1950 г., о котором рассказано выше.
О. Илькив подтвердила свою связь с Шухевичем до самой его ликвидации, дала об этом подробные показания и назвала ряд конспиративных квартир во Львове. Также она сообщила, что в конце 1949 г. — начале 1950 гг. несколько раз встречалась с Г. Дидык для получения от нее указаний о проведении националистической работы на востоке, и должна была туда выехать в марте 1950 г., для чего Дидык передала ей 5 тыс. руб. (97)
Реализуя сведения, полученные на допросах Д. Гусяк и Г. Дидык, в с. Мшаны Львовской области был установлен и 31 марта арестован священник УГКЦ Н. Хмелевский. Выяснилось, что в 1948 г. ОУН ввела Хмелевского в УГВР как руководителя назначенной после ареста митрополита И. Слепого нелегальной греко-католической церкви. Во время обыска у него нашли переписку с Шухевичем и листовки, которые он писал под псевдонимом «Аксиос».
Чуть позже по показаниям Дидык чекисты в числе других конспиративных квартир Шухевича во Львове обнаружили и установили еще одну — по ул. Мариупольской, 22, которую содержала М. Угрин, а организовывал ее военный референт Краевого провода ОУН «Подолье» Г. Голяш («Бей»). До этого Голяш занимал должность организационного референта в Тернопольском областном проводе ОУН, а затем был направлен Шухевичем во Львов для организации там конспиративных квартир. Зимой 1947—1948 гг., которую Шухевич провел в бункере под печкой в доме у Е. Яремко («Гайдамачки») в Лисиничах (предместье Львова), дважды по одной неделе за этот период он, Дидык и Голяш укрывались в бункере в квартире Угрин.
27 апреля 1950 г. в квартире М. Угрин провели обыск и нашли капитально оборудованный бункер, по вскрытии которого был обнаружен вход в еще один бункер, в котором и скрывался Голяш. Последний оказал вооруженное сопротивление, был ранен, а затем пытался покончить жизнь самоубийством, выстрелив в себя, но был схвачен. Впоследствии он, находясь во Львовской тюрьме, выбросился из окна и разбился.
Наконец, 6 мая 1950 г. агент-боевик одной из АБГ во Львове опознал на улице последнюю из оствшихся на свободе связных Шухевича Г. Голояд («Марту»), которая сразу же была арестована и доставлена в управление МГБ. При обыске у «Марты» изъяли много документов члена Центрального провода и референта пропаганды ОУН П. Полтавы («Севера») и адрес Шухевича. Эти находки свидетельствовали, что к маю 1950 г. «Север» о ликвидации Шухевича еще не знал.
***
Итак, долгая охота на «Волка» завершилась победой чекистов.
В результате создания оперативной группы, организации следственной группы МГБ УССР во Львове и проведенных ими мероприятий был обнаружен и при попытке к бегству ликвидирован руководитель украинского националистического подполья в западнях областях Украины Роман Шухевич; были захвачены и арестованы член президиума УГВР и руководитель нелегальной греко-католической церкви Хмелевский, руководитель оуновского подполья во Львове Голяш, найдены и адресованы личные связные и ближайшие помощницы Шухевича, постоянно находившиеся при нем Г. Дидык, Д. Гусяк, О. Илькив и Г. Голояд. Было задержано 35 связных и функционеров Центрального провода ОУН, содержателей конспиративных и явочних квартир, укрывавших Шухевича и его связных. По показаниям арестованных дополнительно было выявлено свыше 90 участников оуновского подполья, работу по которым активно продолжали чекисты с целью розыска и захвата оставшихся функционеров, а также их курьеры и связные, было обнаружено около 100 конспиративных квартир, в том числе более 40 только во Львове.
Тем не менее чекисты признавали, что далась им эта победа очень непросто. Долгих пять лет они денно и нощно охотились за матерым хищником и признавали в лице Шухевича достойного противника. Неслучайно в своих документах чекисты честно указывали, что «Шухевич известен как сильный оуновский конспиратор, даже приближенные к нему лица, с которыми он укрывается, не знают его фамилии, кличек и занимаемого положения в оуновском подполье». (98)
Так кем же был Роман Шухевич — героем Украины или преступником, на чьей совести кровь простых людей? Современники Шухевича, которых мы цитировали выше, не могли сложить о нем единого мнения, и их оценки были диаметрально противоположными: от слепого восхищения до ненависти.
У автора статьи, как ни странно, его тоже нет. С одной стороны, это был сильный враг, с другой — он вызывает безусловное уважение при всей антипатии к национализму и методам работы ОУН.
Посему воздержимся от оценок и не будем выносить Шухевичу свой вердикт. Его со временем вынесет история...
Олег РОСОВ
Комментарии