ИНТЕЛЛИГЕНТ КАК ЖЕРТВА ЛАТИНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Старая проблема

Разумеется, я не первый увидел это, по сути, несчастье человечества, и сегодня об оглуплении населения пишут достаточно много авторов, но сама проблема вызывал тревогу еще в бытность СССР.
Вот что рассказал в газете «Дуэль» её автор, Г. Михайлов, «об исследовании, проводившемся в 1967-1974 гг. в Таганроге группой социологов под руководством Б.А. Грушина (д-ра наук и проч., проч.).

Результаты их работы были опубликованы в монографии «Массовая информация в советском промышленном городе» (Политиздат, I980; 27 тыс. экз.). Исследование было комплексным, то есть изучались все каналы информации, включая партийные собрания, в их взаимодействии с населением. Одной из частей этих исследований и было выяснить, «как понимается описываемое в газете». Выборка составляла 300 человек в возрасте от 18 лет и старше всех социальных групп и уровней образования. Исследовалось:

1. Понимание смысла статьи. Предлагалось письменно пересказать содержание двух статей о хозяйственной реформе в промышленности (одна из центральной, другая - из местной газеты, но с полным набором специальной лексики: оборотные фонды, хозрасчет и т.п.). Результаты (огрубляю) 30% - адекватное понимание; 36% - понимание, но без тонкостей; 34%. - полное непонимание (с.243 монографии).

2. Понимание газетной лексики. Предлагалось растолковать 50 слов из статьи о внешней политике. Степени понимания: а) точное, научное б) правильное, но на бытовом уровне в) полное непонимание. Результаты (начало и конец Табл., с.246):

Как видите, уже тогда более половины жителей крупного промышленного центра вообще не понимали значения слов «демократ, либерал, левые силы, оппозиция, гуманизм» – слов, которыми были заполнены газетные страницы, и которые были известны каждому опрошенному. И речь идет не о проблеме жителей периферии, наоборот, в столицах положение еще хуже. Возьмите Москву - средоточие интеллигенции, работавшей (кормившейся) из бюджета СССР, то есть от налоговых поступлений каждого гражданина СССР. Было понятно, что если СССР разрушить, то налоговые поступления сократятся минимум наполовину и у массы людей в Москве резко ухудшится существование? Было. Тем не менее, именно Москва, единственная, проголосовала на референдуме 1991 года против СССР. Как это понять?

Более того, это странное положение с умственным состоянием населения в России было замечено даже не специалистом, в данном случае, не социологом или психологом, а физиологом И.П. Павловым. Он в 1918 году посвятил этому две лекции, без оснований названных «О русском уме». Но лекции И.П. Павлова я продолжу обсуждать чуть далее, сейчас же уместно заметить, что Павлов был далеко не оригинален - состояние массового ума тревожило многих, даже очень далеких от нас, предков. Вот, к примеру, книга француза Г. Лебона «Психология народов и масс», впервые изданная в России в 1898 году.

Я дам из этой книги цитаты из главы «Образование и воспитание» и замечу, хотя эта глава прямо по теме педагогики, похоже, Лебон, за небольшим исключением, именно на педагогов никакого впечатления не произвел. Но думаю, что в этом виноват не Лебон, а педагоги. Ввиду некоторого анахронизма стиля, я позволил себе выделить ряд мыслей Г. Лебона.

«В первом ряду идей, имеющих преобладающее значение в какую-нибудь эпоху и обладающих силой, несмотря на свой часто иллюзорный характер и свою немногочисленность, мы должны поставить в настоящее время следующую: образование в состоянии значительно изменить людей и непременно должно улучшить их и даже создать между ними равенство. Путем повторения это уверение сделалось одним из самых непоколебимых догматов демократии, и в настоящее время так же трудно касаться его, как некогда было трудно касаться догматов церкви.

Но относительно этого пункта, как и относительно многих других, демократические идеи оказались в полном разногласии с данными психологии и опыта. Многие знаменитые философы, в том числе Герберт Спенсер, без труда доказали, что образование не делает человека ни более нравственным, ни более счастливым и не изменяет ни его инстинктов, ни его наследственных страстей, а иногда даже, если только оно дурно направлено, причиняет более вреда, нежели пользы. Статистики подтвердили этот взгляд, показав нам, что преступность увеличивается вместе с обобщением образования или, по крайней мере, с обобщением известного рода образования. В недавнем своем труде Адольф Гилльо указывает, что в настоящее время на 1000 необразованных преступников приходится 3000 образованных, и в промежуток 50 лет количество преступников возросло с 227 на 100000 жителей до 552 и, следовательно, увеличилась на 143%.

Без сомнения, никто не станет отрицать, что правильно направленное образование может дать очень полезные практические результаты, если не в смысле повышения нравственности, то, во всяком случае, в смысле развития профессиональных способностей. К сожалению, латинские народы, особенно в течение последних 25 лет, основали свои образовательные системы на совершенно ложных принципах и, несмотря на слова самых знаменитых людей, таких как Брюль, Фюстель де Куланж, Тэн и др., они продолжают настаивать на своих печальных заблуждениях. Я указал уже в одной из своих прежних работ, как наша современная воспитательная система превращает во врагов общества тех, кто получил это воспитание и как она подготавливает последователей самых худших видов социализма.

Главная опасность этой воспитательной системы, вполне справедливо именуемой латинской системой, заключается в том, что она опирается на то основное психологическое заблуждение, будто заучиванием наизусть учебников развивается ум. Исходя из такого убеждения, заставляют учить как можно больше, и от начальной школы до получения ученой степени молодой человек только и делает, что заучивает книги, причем ни его способность к рассуждению, ни его инициатива нисколько не упражняются. Все учение заключается для него в том, чтобы отвечать наизусть и слушаться. «Учить уроки, - пишет один из бывших министров народного просвещения Жюль Симон, - знать наизусть грамматику или конспект, хорошенько повторять и подражать - вот забавная воспитательная система, где всякое усилие является лишь актом веры в непогрешимость учителя и ведет лишь к тому, чтобы нас умалить и сделать беспомощными».

Если бы такое воспитание было только бесполезно, то можно было бы ограничиться сожалением о несчастных детях, которым предпочитают преподавать генеалогию сыновей Клотария или историю борьбы Невстрии и Австрозии, или зоологические классификации вместо того, чтобы обучить их в первоначальной школе чему-нибудь полезному. Но такая система воспитания представляет собой гораздо более серьезную опасность: она внушает тому, кто ее получил, отвращение к условиям своего общественного положения, так что крестьянин уже не желает более оставаться крестьянином, и самый последний из буржуа не видит для своего сына другой карьеры, кроме той, которую представляют должности, оплачиваемые государством. Вместо того чтобы подготавливать людей для жизни, школа готовит их только к занятию общественных должностей, где можно достигнуть успеха, не проявляя ни малейшей инициативы и не действуя самостоятельно. Внизу лестницы такая воспитательная система создает целые армии недовольных своей судьбой пролетариев, готовых к возмущению, вверху - легкомысленную буржуазию, скептическую и легковерную, питающую суеверное доверие к провиденциальной силе государства, против которого, однако, она постоянно фрондирует и всегда обвиняет правительство в своих собственных ошибках, хотя в то же время сама решительно неспособна предпринять, что бы то ни было без вмешательства власти.

Государство, производящее всех этих дипломированных господ, может использовать из них лишь очень небольшое число, оставляя всех прочих без всякого дела, и таким образом оно питает одних, а в других создает себе врагов. Огромная масса дипломированных осаждает в настоящее время все официальные посты, и на каждую, даже самую скромную, официальную должность кандидаты считаются тысячами, между тем как какому-нибудь негоцианту, например, очень трудно найти агента, который мог бы быть его представителем в колониях. В одном только департаменте Сены насчитывается 20000 учителей и учительниц без всяких занятий, которые, презирая ремесла и полевые работы, обращаются к государству за средствами к жизни. Так как число избранных ограничено, то неизбежно возрастает число недовольных, и эти последние готовы принять участие во всякого рода возмущениях, каковы бы ни были их цели и каковы бы ни были их вожди. Приобретение таких познаний, которые затем не могут быть приложены к делу, служит верным средством к тому, чтобы возбудить в человеке недовольство.

Это явление свойственно не только латинским странам; мы можем наблюдать то же самое в Китае - стране, также управляемой солидной иерархией мандаринов, где звание мандарина, так же как у нас, достигается путем конкурса, причем все испытание заключается в безошибочном цитировании наизусть толстых руководств. Армия ученых, не имеющих никаких занятий, считается в настоящее время в Китае истинным национальным бедствием. То же самое стало наблюдаться и в Индии после того, как англичане открыли там школы не для воспитания, как это делается в Англии, а для того только, чтобы обучать туземцев. Вследствие этого в Индии и образовался специальный класс ученых, бабу, которые, не получая занятий, становятся непримиримыми врагами английского владычества. У всех бабу - имеющих занятия или нет - первым результатом полученного ими образования было понижение уровня нравственности. Этот факт, о котором я много говорил..., констатируется всеми авторами, посещавшими Индию.

Вернуться назад теперь, по-видимому, слишком поздно. Только опыт, последний воспитатель народов, возьмет на себя указать нам наши ошибки и только опыт в состоянии будет убедить нас в необходимости заменить наши скверные руководства, наши жалкие конкурсы профессиональным воспитанием, которое вернет нашу молодежь к полю, мастерским и колониальным предприятиям, избегаемым ею всеми средствами в настоящее время.

Это профессиональное воспитание, которого так добиваются теперь все просвещенные умы, существовало у нас некогда, и народы, властвующие теперь над миром своей волей, инициативой и духом предприимчивости, сумели сохранить его.

…Насколько профессиональное образование может более классического содействовать развитию ума, Тэн объясняет следующим образом:

«Идеи образуются только в своей естественной и нормальной среде. Развитию зародыша этих идей способствуют бесчисленные впечатления, которые юноша получает ежедневно в мастерской, на руднике, в суде, в классе, на верфи, в госпитале, при виде инструментов, материалов и операций, в присутствии клиентов, рабочих, труда, работы, хорошо или дурно сделанной, убыточной или прибыльной. Все эти мелкие частные восприятия глаз, уха, рук и даже обоняния, непроизвольно удержанные в памяти и тайно переработанные, организуются в уме человека, чтобы рано или поздно внушить ему ту или иную новую комбинацию, упрощение, экономию, улучшение или изобретение. Молодой француз лишен всех этих драгоценных восприятий, соприкосновения с элементами, легко усваиваемыми и необходимыми, и притом лишен в самом плодотворном возрасте. В течение семи или восьми лет он заперт в школе, вдали от непосредственного и личного опыта, который мог бы дать ему точное и глубокое понятие о вещах, людях и различных способах обращаться с ними».

Знаменитый психолог указывает нам затем разницу, существующую между нашей системой и системой англосаксов. У этих последних нет такого множества специальных школ, как у нас; у них обучают не книги, а сами предметы. Инженер обучается там прямо в мастерской, а не в школе, и это дает возможность каждому приобрести познания, отвечающие его умственным способностям, остаться простым рабочим или сделаться мастером, если он не в состоянии идти дальше или же стать инженером, если это дозволяют его способности. Такой метод, без сомнения, гораздо более демократичен и гораздо более полезен обществу, чем такой, который ставит всю карьеру 18- или 20-летнего человека в зависимость от испытания, продолжающегося всего лишь несколько часов.

…Мы нисколько не удалились от психологии толпы в предшествовавших строках. Чтобы понять идеи и верования, гнездящиеся в толпе в настоящую минуту и готовые завтра же проявиться в полном развитии, надо знать, как готовилась почва для этого. Образование, которое дается молодому поколению в какой-нибудь стране, позволяет нам предвидеть, какая участь ожидает эту страну. Воспитание, получаемое современным поколением, оправдывает самые мрачные предсказания в этом отношении. Образование и воспитание до некоторой степени могут улучшить или испортить душу толпы. Необходимо было указать, как действует на нее современная система и как масса равнодушных и нейтральных индивидов превратилась постепенно в громадную армию недовольных, готовых повиноваться всяким внушениям утопистов и риторов. В школах-то именно и подготавливается будущее падение латинских народов».

Добавлю к этому ее и выводы Лебона по теме «Избирательная толпа».
«Догмат всеобщей подачи голосов обладает в настоящее время такой же силой, какой некогда обладали религиозные догматы. Ораторы и писатели отзываются о нем с таким уважением и таким подобострастием, какие не выпадали даже на долю Людовика XIV.

Поэтому-то и надо относиться к этому догмату, как ко всем религиозным догматам, на которые действует только время. Было бы, впрочем, бесполезно пробовать поколебать этот догмат, так как он опирается все-таки на некоторые доводы, говорящие в его пользу. «Во времена равенства, - говорит справедливо Токвиль, - люди не питают никакого доверия друг к другу вследствие своего сходства. Но именно это сходство вселяет им доверие, почти безграничное, к общественному мнению, так как они полагают, что ввиду всеобщего одинакового умственного развития истина должна быть там, где находится большинство».

Можно ли предположить, следовательно, что ограничение подачи голосов на каких бы то ни было основаниях должно повести к улучшению голосований толпы? Я не допускаю этого на основании ранее высказанных мною причин, касающихся низкого умственного уровня всех собраний, каков бы ни был их состав. В толпе люди всегда сравниваются, и если дело касается общих вопросов, то подача голосов сорока академиков окажется нисколько не лучше подачи голосов сорока водоносов. Не думаю, чтобы голосования, которые так часто ставились в вину всеобщей подачи голосов (например, восстановление империи), были бы иного характера, если бы вотирующие были выбраны исключительно из числа ученых и образованных. Если какой-нибудь индивид изучил греческий язык, математику, сделался архитектором, ветеринаром, медиком или адвокатом, то это еще не значит, что он приобрел особенные сведения в социальных вопросах. Ведь все наши экономисты большей частью образованные люди, в большинстве случаев профессора и академики, но разве существует хоть один общий вопрос, протекционизм, биметаллизм и т.д., относительно которого они пришли бы к соглашению? И это потому, что вся их наука представляет собой лишь очень смягченную форму всеобщего невежества. Перед социальными же проблемами, в которые входит столько неизвестных величин, сравниваются все незнания.

Таким образом, если даже избирательный корпус будет состоять исключительно из людей, начиненных наукой, все же их вотум будет не лучше и не хуже, чем нынешние воты избирателей. Они будут точно также руководствоваться своими чувствами и духом своей партии. Наши затруднения нисколько бы не уменьшились, но нам пришлось бы, кроме того, испытать еще тяжелую тиранию каст». Г. Лебон, 1895 г.

В начале 2010 года имел несколько дискуссий, так сказать, в лагере противника, причем, аудитория была представлена не столько либералами, сколько людьми, которые сами себя называют интеллигентами и интеллектуалами. Соответственно, снова возникли мысли относительно их умственных способностей (я имею в виду умственные способности интеллигенции, которой и в левой среде пруд пруди, а не только интеллигентов-либералов).

Но прежде, чем поговорить об их образовательной неэффективности, давайте суммируем те недостатки ума русской интеллигенции, которые увидел И.П. Павлов.

Есть ли у нас эта свобода? Надо сказать, что нет. Я помню мои студенческие годы. Говорить что-нибудь против общего настроения было невозможно… Мы всегда с восторгом повторяли слово «свобода», но когда доходит до действительности, то получается полное третирование свободы».

1. Отсутствие сосредоточенности ума в оценке обстановки и принятии решения: «Мне кажется, что мы не наклонны к сосредоточенности, не любим ее, мы даже к ней отрицательно относимся. …ясно, что эта сосредоточенность есть сила, а подвижность, беготня мысли есть слабость».
2. Оперирование словами без понимания их смысла: «…русская мысль совершенно не применяет критики метода, т.е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни… Если ум пишет разные алгебраические формулы и не умеет их приложить к жизни, не понимает их значения, то почему вы думаете, что он говорит слова и понимает их?».
3. Страх свободы слова:
   «Это свобода, абсолютная свобода мысли, свобода, доходящая прямо до абсурдных вещей, до того, чтобы сметь отвергнуть то, что установлено в науке, как непреложное. Если я такой смелости, такой свободы не допущу, я нового никогда не увижу.
4. Отсутствие беспристрастности: «…привязанность, связанная с абсолютным беспристрастием, такова следующая черта ума. Вот почему одно из мучений ученого человека, это постоянные сомнения, когда возникает новая подробность, новое обстоятельство».
5. Нежелание знать подробности: «Следующая, пятая, черта — это обстоятельность, детальность мысли. Что такое действительность? Это есть воплощение различных условий, степени, меры. веса, числа. Вне этого действительности нет… Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом».
6. Любовь к заумным сложностям: «Следующее свойство ума — это стремление научной мысли к простоте. Простота и ясность — это идеал познания. Вы знаете, что в технике самое простое решение задачи, есть и самое ценное. Сложное достижение ничего не стоит. Точно также мы очень хорошо знаем, что основной признак гениального ума — это простота…».
7. Отказ от предметного мышления: «Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец… Я, помню, в каком-то научном обществе делался интересный доклад. При выходе было много голосов: «гениально». А один энтузиаст прямо кричал: «гениально, гениально, хотя я ничего не понял!» Как будто туманность и есть гениальность».
8. Отсутствие стремления к истине: «Следующее свойство ума — это стремление к истине. …это стремление распадается на два акта. Во-первых, стремление к приобретению новых истин, любопытство, любознательность. А другое — это стремление постоянно возвращаться к добытой истине, постоянно убеждаться и наслаждаться тем, что то, что ты приобрел, есть действительно истина, а не мираж. Одно без другого теряет смысл… А у нас, прежде всего, первое, — это стремление к новизне, любопытство. Достаточно нам что-либо узнать, и интерес наш этим кончается. «А, это все уже известно», интерес кончается».

Должен сказать, что это далеко не все признаки интеллигентного ума, но об этом ниже, а сейчас зададимся вопросом, как изменился этот интеллигентный ум с 1918 года? Вот Павлов издевается над энтузиастом, кричавшим после лекции: «Гениально, гениально, хотя я ничего не понял!»

А вот газета «Ведомости» 04.03.10 написала: «В среду комиссия по высоким технологиям и инновациям впервые публично собралась под руководством премьера Владимира Путина (до этого ее возглавлял вице-премьер Сергей Иванов). В 2010 г. на науку, инновационные проекты и федеральные целевые программы выделяется 1,1 трлн руб., заявил премьер, признав, что длинных денег недостаточно.

Но в законодательстве пока не прописано, что такое инновации, посетовали после заседания комиссии министр экономразвития Эльвира Набиуллина и министр образования Андрей Фурсенко. На выработку инновационной терминологии министерствам отпущено два месяца, заявил Фурсенко». Это сообщение газета дала, как видите, абсолютно серьезно и даже с нескрываемой гордостью от мудрости Путина, признавшего, что инновации – это гениально. И выделившего на инновации огромные средства, а после этого давшего задание всего за два месяца разобраться с тем, что же такое эти самые инновации – на что же это он выделил деньги? Какой заботливый!

Ладно, не будем о грустном – не будем о Путине, отдадим должное Павлову - как по-настоящему умный человек, он не кичится своей принадлежностью к ученому сословию и указывает, что ученому, на самом деле, ума нужно меньше, чем общественному деятелю - чем политику: «Ведь у каждого ума одна задача — это правильно видеть действительность, понимать её и соответственно этому держаться. Нельзя представить ум существующим лишь для забавы. Он должен иметь свои задачи и, как вы видите, эти задачи и в том и в другом случае одни и те же. Разница лишь в следующем: научный ум имеет дело с маленьким уголком действительности, а ум обычный имеет дело со всею жизнью. Задача по существу одна и та же, но более сложная, можно только сказать, что здесь тем более выступает настоятельность тех приемов, которыми пользуется ум вообще. Если требуются известные качества от научного ума, то от жизненного ума они требуются в еще большей степени».

О том же, как вы прочли, во второй половине еще XIX века писал и французский психолог Лебон.

«В толпе люди всегда сравниваются, и если дело касается общих вопросов, то подача голосов сорока академиков окажется нисколько не лучше подачи голосов сорока водоносов, - заметьте, Лебон пишет о настоящих ученых, а не о признанных за ученых российской, так сказать, наукой «докторах наук» типа Грызлова с Жириновским или Зюганова. Однако, - Перед социальными же проблемами, куда входит столько неизвестных величин, сравниваются все незнания».

Для раскрытия этой проблемы полностью, я писал бы о бюрократии, но, применительно к рассматриваемой узкой теме образования, подтвержу опасения Лебона – мир уже второй столетие находится под тупой тиранией глупости нашей интеллигенции, наших образованцев.

Должен сказать, что неинтеллигент, прочитав эти лекции Павлова, скорее всего, просто не поймет, о чем это Павлов написал, и, главное, о ком он написал? Об этих умнейших людях, которые постоянно торчат в телевизоре и говорят, и говорят что-то очень умное? (Правда, интеллигент тем более не поймет Павлова, но по другим причинам).

Ну, представьте инженера, перед которым стоит задача, соединить два берега реки мостом, или прораба, строящего многоквартирный дом, или бригадира артели шабашников, строящей дачу. Как они смогут понять замысел проекта, не сосредоточив мысль на его понимании (1)? Как они закажут материалы, зададут технологию и организуют работы, не имея образного представления о том, что означают слова, описывающие материалы, технологию и работы (2)? Как они учтут собственные ошибки и ошибки проекта, если не будут беспристрастны (4), лишат всех свободы слова (3) и не будут стремиться к истине (8)? Как можно осуществить проект, не зная досконально его мельчайшие подробности (5)? Как можно удешевить работы и вложиться в смету или получить прибыль, усложняя строительство(6)? Как вообще что-то построить, образно не представляя, что строишь?

Поэтому в лекциях Павлова эпитет «русский» совершенно неуместен! Говоря об уме полезшей в революцию определенной интернациональной прослойки населения, практически одинаковой во всех странах, Павлов совершенно ненаучно переложил свойства этой прослойки и на умную и деятельную часть населения России – на большинство народа.

Правда, Павлов перебирает как бы все сословия (оставляя без внимания людей дела) и объясняет, что: «…то, о чем стоит говорить и характеризовать, то, что имеет значение, определяя суть будущего, - это, конечно, есть ум интеллигентский», - но насколько это пояснение дошло до слушателей? Ведь такого сословия, как интеллигенты, официально, вроде, как бы и нет, одновременно, это сословие, как бы и есть.

Интересно, что у Л.Н. Гумилёва спросили однажды, интеллигент ли он. И взвился Гумилёв: «Боже меня сохрани! Нынешняя интеллигенция - это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия». Но, в отличие от Гумилева, у нас масса людей с нескрываемой гордостью числит себя в интеллигентах, подтверждая этим, что интеллигенция это реальная страта.

Отдадим Павлову должное - он не просто критикует, он предлагает и выход из положения – он предлагает интеллигенции тренировать свой ум, правда, не указывая конкретно, как именно тренировать. Но как много интеллигентов, прочитавших эти его лекции, занялись выяснением того, как им свой ум совершенствовать? Уверен – ноль целых и ноль десятых. И потому, что даже те, кто сумел что-то действительно понять из лекций Павлова, ни в малейшей мере описанные Павловым дефекты ума не отнесли к себе, а глубоко уверены, что эти дефекты существуют у всех, кроме них.

С одной стороны виноват и сам Павлов, и даже не столько потому, что оглашал эти лекции в явно озлобленном на большевиков состоянии, а потому, что огласил их в недоработанном с научной точки зрения виде. Заявив в начале работы, что он рассматривает свойства ума не всех русских, как таковых, а российской интеллигенции, ведущей народ в революцию, он не стал выяснять, кто такая эта самая интеллигенция, чем она в умственном развитии отличается, скажем, от предпринимателей, инженеров или госслужащих? Что смешно, но, как вы выше видели, Павлов как раз и критикует интеллигенцию за этот недостаток ума, по сути, за эту свою собственную ошибку: «Таким образом, мы видим, что русская мысль совершенно не применяет критики метода, т.е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность», - так почему же вы, Иван Петрович, сами в данном случае не начали с «критики метода» и взгляда на «подлинную действительность»?

Почему не определились, кто скрывается «за кулисами слова» «интеллигенция», если смотреть за эти «кулисы» со стороны умственного развития представителей интеллигенции? Какова «подлинная действительность» интеллигента?

(продолжение следует)