СВЫШЕ

   СВЫШЕ

   После похорон Ивана Яковлевича – отца моей жены – я не остался на поминки, так как мне хотелось быстрее выбраться из гнетущей обстановки. Разговоры о том, каким был Иван Яковлевич при жизни, а вот же умер -  раздваивали меня,  его смерть не укладывалась в душе. Высокий, богатырской наружности мужик, а спёкся от астмы. Продержала болезнь его три месяца, промучила, а потом пожалела высохшего до костей и  задыхающегося от боли  старика и  добила.

   Наспех попрощавшись со всеми, я сел в машину и выехал со двора. Воле заброшенного здания  бывшего поста ГАИ, который находится на краю Обливской, я повернул руль вправо, и машина вылетела на уходящую вниз дорогу.

   По обе стороны дороги  тянулась обгоревшая, задымлённая степь, по которой гулял ветер, подхлёстывая и  катая «жилистое» перекати – поле и вынося на дорогу зыбкую дымку и едкий запах гари.

Мелькали низкорослые, запылённые, чахлые кустарники, высыхающие, покосившиеся деревья. Носились, словно  чёрные облака стаи ворон, раздирая своим оглушительным карканьем тишину.

   А в небе, словно красующееся своей силой и мощью  пылало огненное Солнце с остроносыми лучами, протянувшимися почти на сто пятьдесят миллионов километров  к земле.

   Машина мчалась по ростовской земле, приближаясь к загруженному бетоном и железом мосту, перекинутому через мельчавшую, заросшую высоким камышом  речку Чир, за которым начиналась волгоградская земля.

   Проскочив мост, я оглянулся назад, потом повернулся к лобовому стеклу,  Никакого различия между тем, что осталось позади: перед мостом и тем, что открывалось впереди: за мостом  не было.

   В памяти осталось только Солнце и скользнувшая мысль, что жизнь и даётся, и забирается, и возвращается   свыше.