И я еврей, еврей всему виной…

Еврейские песни былого

Фрэдди ЗОРИН

Много ли книг на тему еврейского народного творчества было издано в послевоенном СССР? Ответ звучит риторически и не нуждается в пояснениях. Но тем не менее…

Тридцать лет назад, в 1986 году, в начале горбачевской перестройки, в издательстве "Советский писатель" в Москве увидел свет уникальный сборник под названием "Песни былого". Его содержание составили образцы поэтического творчества евреев, населявших губернии Российской империи. В книгу также были включены песенные произведения, которые сложили еврейские узники гетто и нацистских лагерей смерти. Переводы осуществил поэт Наум Гребнев, инвалид Великой Отечественной войны, получивший известность переводами народной поэзии и классики Кавказа и Востока. В предисловии к сборнику отмечалось: "Гребневу удалось почувствовать и передать самобытность еврейского фольклора посредством русского языка. Он щедро поделился с безымянными авторами песен своим недюжинным талантом, чутким и многообразным опытом художественного творчества". А в аннотации подчеркивалось: еврейское народное творчество преподносится читателям на русском языке впервые". Правда, тираж издания составил всего 20000 экземпляров — капля в море книжной продукции в Советском Союзе, так что счастливых обладателей сборника оказалось не так уж много. С другой стороны, 20000 — это ведь лучше, чем ничего.

Послесловие к книге написал сам Наум Исаевич Гребнев (настоящая его фамилия — Рамбах), подчеркивая, что напевы народа, к которому он принадлежит и сам, не утеряли по прошествии времени значения и смысла. Большинство песен, родившихся в еврейской среде, по верной оценке Гребнева, исполнено печали, отразив тяжелую судьбу ее создателей. Но тем менее даже в них, как справедливо замечено переводчиком, проскальзывают и лукавые шутки, и самоирония, — они были присущи евреям в любые времена. Октябрьская революция упразднила "черту оседлости", и люди начали покидать места, где они родились, где в большинстве своем познали горе и нужду. Евреи потянулись к светскому образованию, постепенно обиходными языками для многих из них стали русский, украинский, белорусский, литовский. Но идиш продолжал жить. Старые и новые, сложенные уже в другой период, песни и стихи до Второй Мировой войны достаточно широко бытовали в местах ранее компактного проживания еврейского населения.

 

Наум Гребнев вспоминает, как, будучи призван в армию, в конце 1940 года служил неподалеку от Бреста. Штаб дивизии располагался в городке Высокое, где в ту пору проживали рядом белорусы, евреи, поляки. Там Наум однажды отчетливо услышал тихим вечером незнакомые ему еврейские песни. Видимо, в одном из домов был праздник, хотя звуки, доносившиеся оттуда, не казались веселыми. "До начала войны оставалось тогда всего несколько недель, — пишет Гребнев, — и я по прошествии десятилетий с ужасом думал о судьбе тех, кто песни тогда распевал, кто глядел вслед бойцам из-за раздвинутых немного занавесок… Потом, уже в 1944-м, мне довелось оказаться в селении, которое до войны было наполовину украинским, наполовину еврейским. Ко времени, когда мы освободили эту деревню, еврейских семей там уже не было, и хозяйка дома, в котором мы остановились на ночлег, рассказывала о трагической участи своих еврейских соседей.

Но музы не молчали и тогда, когда нацисты осуществляли зловещий план "окончательного решения еврейского вопроса". Люди не могут жить без поэзии и музыки, оставаясь людьми даже перед лицом смерти. В гетто и лагерях массового уничтожения слагались песни — скорби и борьбы. Сочиняли их, по преимуществу, не профессиональные стихотворцы, и обрушившаяся на плечи беда не сделала их настоящими поэтами, но они оставили нам свое творчество, и оно должно жить — как напоминание о страшном прошлом и как предостережение потомкам. В зареве Холокоста исчез мир еврейский местечек Восточной Европы, но народное творчество сохраняется, хотя и далеко не в полном объеме, и, несмотря на то, что многие песенные тексты далеких уже лет утратили музыкальную форму своего бытия.

Долгие годы Наум Исаевич Гребнев бережно собирал, обрабатывал и переводил с идиша эти произведения, почерпнув материал из немногих изданных книг, а также из надиктованных ему и пересказанных текстов — теми, кто держал в памяти образцы творчества обитателей "штетлах". Поэтический сборник содержит примечания: объясняются слова и понятия из еврейской жизни, которые встречаются на страницах книги — "Талмуд", "хасид", "ребе", "кантор", "меламед", "бадхен", "балагула", "лапсердак", "кугель" и другие.

Издание было замечательно иллюстрировано талантливым художником Александром Тышлером, который оформлял в свое время спектакли московского ГОСЕТа. Переводы, выполненные Наумом Гребневым, мастер кисти сопроводил галереей колоритных образов. Они помогают перенестись к истокам, туда, где жили, трудились, мечтали, творили, любили наши не столь уж далекие предки.

ИЗ ЕВРЕЙСКОГО НАРОДНОГО ПЕСЕННОГО ТВОРЧЕСТВА

Два коня в пролетке разной масти.

Вот и я кляну свое житье.

Потому что белый конь мой — счастье,

Черный конь — несчастие мое.

Еду дни и целые недели,

Но с конями мне не совладать:

Белый конь плетется еле-еле,

Черный рвется так, что не сдержать.

ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ?

— Хочешь, дочка, за портного?

Чем не муж он, право слово.

— Мамочка, с портным не сладко,

Шьет он, шьет, а все не гладко.

Утюгом ровняет складку,

Наживает лихорадку.

— Что ж, портной не подойдет,

Пусть кузнец тебя возьмет!

-Что вы, мама и отец!

Целый день гремит кузнец

И жену свою, бывает,

Он по матушке ругает…

Замуж, дочь, тебе пора,

Не пойти ль за гончара?

— Нет, гончар мне не под пару:

Грош — цена его товару,

Если что-то разбивает,

Так за то жену ругает.

— А меламед — плох ли зять?

Муж такой тебе под стать!

— За меламеда пойдешь,

Так со скуки пропадешь.

Как детишек в школе учит,

Так жену свою он мучит.

— Не дай Бог, ты сгоряча

Выскочишь за скрипача.

— Ой, пойду, скрипач играет,

Скучно разве с ним бывает?

Кто захочет — всяк пляши

Да подбрасывай гроши!

ПЕСНЯ НИЩЕГО

Вас прошу, прошу людей прохожих,

Пожалейте бедного меня.

Я слепой, чудес не вижу Божьих,

Как родился, с первого же дня.

И хоть нету глаз, а все же плачу

Я, старик, который гол и бос,

Столько видел горя я, незрячий,

Я, доживший до седых волос!

Жил с отцом я, с матерью и хлеба

Не просил в те давние года.

Я весь век благодарил бы небо,

Если жил бы нынче, как тогда.

Посмотрите: видите — я плачу,

Слезы льются из незрячих глаз.

Как вы ни богаты, Бог богаче,

Мне подайте, Бог одарит вас!

Потрясите, люди, медяками!

От ночей не отличить мне дней,

Но я все-таки слежу за вами,

Мне, слепому, многое видней.

***

Толпятся люди, их столько, что тесно,

Сегодня ярмарка, надо спешить.

Хорошо — три дочки мои — невесты,

Плохо — каждую надо кормить

Люди приходят, уходят снова,

Нечего есть у нас, нечего пить.

Хорошо, что есть у меня корова,

Плохо, что надо ее доить.

РОДНАЯ РЕЧКА

Бялка — речка белая в Осове,

Там, как здесь, журча, течет она.

Бялка белая красна от крови,

И вода, как в море, солона.

Там, в Осове, на краю местечка,

Мать моя, старуха, до зари

Ждет меня, но ты, родная речка,

Злую правду ей не говори!

Промолчи о том, как мне живется,

Что я на снегу стою босым.

Ты солги, что сын ее вернется,

Что придет он цел и невредим.

* * *

Евреи, нам не жить в родном дому,

Загнали нас в проклятую трясину,

Евреи мы, и только потому

Летят нам пули и проклятья в спину.

И я еврей, еврей всему виной,

Уже могилы вырыты умело,

Эсесовцы уже идут за мной,

Привычно им палаческое дело.

Немало тех, что нас убить хотят,

Ну что ж, на смерть готовы мы с тобою,

По доброй воле сами встали в ряд,

Изгои мы, а может быть — герои.

Мы смертники, и мы на смерть идем,

Мы мстители, солдаты, партизаны,

Из нас, быть может, кто-то в отчий дом

Живым вернется поздно или рано.

НАСМЕРТЬ БУДЕМ МЫ БИТЬСЯ

Слезы горькие льются,

Мы — отверженный люд.

Те над нами смеются,

Эти жить не дают.

Не живем мы, а, мучась,

Прозябаем в беде.

И решат нашу участь

Нам неведомо где.

Пусть не сбудется чуда,

Пусть беда велика,

Есть надежда покуда:

Мы ведь живы пока.

Далека ли дорога,

Смертный близок ли час,

Но изгоев нас много

И не все против нас.

Чтоб за нас не стыдиться

Нашим внукам потом,

Насмерть будем мы биться,

Цепи наши порвем,

А когда не случится

Нам живым воротиться,

Так хоть с честью умрем…

"Время евреев" (приложение к израильской газете "Новости недели")