С праздником ..
Беспамятная дата
Мэрия Москвы не разрешила праздновать годовщину победы над ГКЧП. Московская власть не хочет злить власть центральную, а центральная власть уже очень давно считает события четвертьвековой давности не победой, а величайшей геополитической катастрофой. Поведение властей не заслужило даже соцсетевой рефлексии — настолько оно предсказуемо. Но даже и возникни эта рефлексия, это возмущение, этот, скажем, плач — то консервативно-охранительски настроенная публика ответствовала бы революционно-либерально-ностальгически настроенной: народ и не помнит ничего про ваш путч, посмотрите на соцопрос! В подобного рода дискуссиях причину и следствие часто путают. Не потому, что народ не помнит, не стоит вспоминать, а потому и не помнит, что ни разу толком не вспоминали.
48% россиян, которые ничего не помнят и не знают про путч и победу над путчистами, — это результат практически полного отсутствия этого события в новейшей истории России. Что важно, это даже не результат идеологического наполнения последних пятнадцати лет: еще в 2001 году фонд «Общественное мнение» провел опрос среди россиян и выяснил, что они не помнят фамилий членов ГКЧП. Возможно, тогда казалось, что это хорошо. Какие-то глупые политтехнологи, наверное, вдолбили ельцинскому Кремлю в голову мысль, что если люди будут помнить Язова, то он станет в их сознании героем. Но штука в том, что вместе с Язовым и Янаевым пропал из голов сам сабж, забылось собственно событие. Оно никак и никогда не было обозначено символически, если не считать скромного мемориала Кричевскому, Комарю и Усову на Садовом кольце и медали «Защитнику Свободной России».
Такие важные знаки — это, конечно, хорошо, но мало. Ни почтовых марок, ни топонимики, ни красного дня в календаре, ни ельцинской комнаты в каждой военной части. А надо было бы. Я почти без иронии сейчас говорю. Никакого ощущения всенародности — сплошной междусобойчик. И неважно, что пространство этого междусобойчика благодаря полутора общенациональным телеканалам и дюжине-другой газет и журналов на протяжении без малого десяти лет после события казалось широким и даже временами бескрайним. Этот эффект был ошибкой оптики, теперь-то это понятно даже самым непонятливым. И уже нет никаких оснований разводить руками и удивляться тому, что для среднестатистического россиянина-2016 победа над путчем — нечто вроде фамилии «Мариенгоф» для выпускника средней школы: что-то вроде бы знакомое, но совсем не близкое, в обязательную программу не вошедшее.
Невольное изъятие исторического события из истории началось незаметно — с акта высочайшего великодушия. В 1994 году члены ГКЧП были амнистированы и вышли на свободу. Дело даже не в тех пакостях, которые они говорили потом в своих интервью про Ельцина и Горбачева. И не в тех восторгах, которые они испытывали по поводу исчезнувшего СССР.
Дело в том, что народ, за многие столетия привыкший к совсем другому обращению с государственными преступниками, воспринял амнистию — возможно, неосознанно, но вполне однозначно — как непреложный сигнал: новая власть — это власть мягкотелых слабаков, которые 19-21 августа победили по воле случая. Ирония в том, что этот недвусмысленный сигнал ему послала сама власть, очень старавшаяся быть человечной и потому великодушной где надо и где не надо. Если бы — чисто гипотетически — Павлов, Янаев, Крючков и прочие оставались в Матросской тишине по обвинению в государственной измене максимально долго, до самой своей смерти от естественных причин, а на фоне этого каждый год 19–21 августа по всем общенациональным каналам параллельно с парадами в честь великой демократической революции шли документальные фильмы о диверсантах и предателях, двурушниках и вредителях, — возможно, образ победы над путчистами вышел бы несколько иным и запомнился легче. А за ним — и практический результат пропагандистской работы.
Все это звучит как злая шутка, на деле являясь маскировкой отчаяния. Коммунистические революционеры, прекрасно зная, с каким человеческим материалом имеют дело, принялись всенародно праздновать 25 октября (7 ноября) с самого 1918 года. Иначе ведь и нельзя революционерам. Но демократические революционеры в 1991 году не захотели учиться у коммунистических революционеров. 21 августа 1991 года не стало государственным праздником. Вместо него возник День России — день принятия Декларации о государственном суверенитете РСФСР, протокольный праздник, в сознании большинства людей мало чем отличающийся от Дня города и уж точно не связанный ни с какой революцией.
Конечно, сегодня легко говорить все это. И конечно же, вряд ли соблюдение всех вышеназванных условий помогло бы избежать того, что случилось потом. Но, возможно, в какой-то степени всему этому «потом» было бы сложнее случиться. Потому что английский газон, конечно же, требует трехсотлетней стрижки и полива, но триста лет начинаются сейчас, а не завтра или послезавтра.
С другой стороны, чисто психологически можно понять, почему столь важнейшей агитационно-формальной стороне дела было уделено остаточное внимание. Развал СССР произошел сам по себе, все к тому шло, а собственно путч вышел карикатурным и слабым, и в том, чтобы его сокрушить уже спустя сутки после его начала, не было никакого особенного геройства. Потому, наверное, и путчистов через три года выпустили из «Матросской тишины», как нашкодивших подростков — из камеры предварительного заключения. И потому, наверное, Комаря с Кричевским и Усовым считали не пламенными и героическими борцами, а едва ли не глупыми мальчишками, жертвами несчастного случая. Ну что ж, если завтра выяснится, что настоящие герои тех дней — министр внутренних дел СССР Пуго и управделами ЦК КПСС Кручина, погибшие в неравной борьбе etc., то для полного завершения сюжета останется лишь дождаться очередного социологического опроса.
С праздником!

Комментарии