Путч в августе 91-го

Итак, прошло двадцать пять лет с тех дней в августе 1991 года, которые с полным основанием считаются концом коммунистического режима в России.

Но был ли это путч? Чей и против кого? Новые данные, ставшие известными с тех пор, позволяют дать более объективную картину. Хотя некоторые обстоятельства по-прежнему остаются в тени.

Вспомним, что конфликтная ситуация между правительством СССР и Горбачевым с одной стороны, и демократической частью Верховного Совета РСФСР с другой – назревала в течение всего 1991 года. Правительство, испуганное ростом сепаратистских тенденций в Союзе, стремилось их притормозить.  Демократы же использовали их для борьбы против режима. В конце концов, в лагере власти решили покончить с разбродом, был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению.

В этот ГКЧП вошли не какие-то "черные полковники", а руководство Советского Союза. Они объявили президента страны Горбачева больным, вследствие чего в его должность вступил вице-президент СССР Янаев. Если бы это было действительно так, то никакого путча в этом усмотреть нельзя, – все было в соответствии с законом. Однако Горбачев почему-то оказался недосягаем. Возникли сомнения, действительно ли он болен.

По телевидению были прочитаны заявления ГКЧП, ортодоксально-коммунистического в них ничего не было – однако, кроме этого, народу больше ничего не сообщили. В Москву была введена военная техника, усугубившая недоумение: что и от кого она должна была защищать.

Тем временем в так называемом Белом доме, здании Верховного Совета РСФСР, с каждым часом зрела решимость противодействовать ГКЧП. Был пущен слух, что Горбачев арестован на даче в Форосе. Демократическая оппозиция заявила, что совершается государственный переворот. Западные средства информации, в том числе русскоязычное радио "Свобода" сделали это главной новостью дня, повторявшейся из часа в час. Тысячи москвичей стали стекаться к Белому дому для его защиты.

Так продолжалось два дня. Как показали опросы населения,  большинство  заняло  выжидательную  позицию. Многие, впрочем, надеялись, что ГКЧП остановит распад страны и приветствовали его действия. Близка к этому была позиция эмигрантского писателя Владиміра Максимова. Однако в столице вокруг Белого дома собиралось все больше людей.

Спецназу ничего не стоило захватить здание Верховного Совета. Однако, никто из депутатов не был арестован. Не были отключены ни телефоны, ни энергия. Белый дом не был оцеплен. Более того: депутат Козырев, будущий министр иностранных дел, благополучно слетал в Париж для консультаций.

Тогда это казалось странным. Теперь мы знаем, что ГКЧП не собирался штурмовать Белый дом. ГКЧПисты полагали, что ввод танков в Москву всех напугает – и больше ничего делать не придется. В этом они глубоко просчитались.

Позже генерал Лебедь свидетельствовал, что его бронемашины, появившиеся у Белого дома, были присланы туда ГКЧПепистами для его защиты, а не для нападения. Ельцин взобрался на броневик и произнес призыв к сопротивлению – прекрасно зная, что ему ничего не угрожает.

В этом ему помогли убедиться и американские разведчики из соседнего посольства, которые принесли в Белый дом сверхсекретную аппаратуру, позволившую прослушивать переговоры ГКЧП с военачальниками на местах и даже вклиниваться в них. Об этом позже сообщил американский журнал "Атлантик   мансли".

В этой ситуации Ельцин и его окружение, возможно и после консультаций с западными лидерами, решили перехватить инициативу.  Они стали распространять информацию, то есть дезинформацию, о готовящемся штурме Белого дома  и  нагнетать напряженность.

ГКЧП был обвинен в стремлении восстановить тоталитарный режим сталинского типа. Взволнованная толпа стала нападать на бронетехнику, ослепляя ее и забрасывая бутылками с горючей смесью. Так, совершенно напрасно, в результате недоразумения, погибли трое молодых людей.

Не готовые к такому повороту дел, ГКЧПисты не выдержали и полетели в Форос к Горбачеву, где и были арестованы.

Позже все они утверждали, что все делалось с ведома Горбачева, который по тактическим соображениям должен был присоединиться к ГКЧП позже. Горбачев до сих пор отрицает это. Однако очевидцы сообщили, что в Форосе он не был в изоляции, мог слушать западные радиостанции, выходить на пляж и даже кое-куда звонить по телефону. Таким образом ГКЧПисты считают, что он что называется "подставил" их – и умыл руки.

Подлинный же путч в эти дни, если судить в отвлеченно юридических рамках, совершила команда Ельцина. Они, будучи во главе одной из союзных республик, пусть и самой крупной, революционным актом взяли на себя полномочия руководить всем союзным государством, подчинили себе союзные министерства, правительство СССР. Затем последовали запрещение КПСС, беловежский путч Ельцина и Кравчука против Горбачева и расчленение СССР. Все это однако уже не было названо путчем.

В то время ГКЧП теоретически мог бы победить и стать спасением для России, если бы провозгласил четкую патриотическую политику как против марксистской идеологии, так и против западнического разложения – за восстановление преемственности от исторической российской государственности.

Этим была бы нейтрализована демократическая демонизация ГКЧП как "реванша кровавых коммунистов-тоталитаристов". Это не позволило бы и ельцинским демократам узурпировать лозунг "свободы" и российскую символику: бело-сине-красный флаг и само слово Россия. Кроме того, не надо было лгать о "болезни" Горбачева и запугивать народ нагнетанием напряженности по телевидению, вводом в столицу военной техники, что вызвало недоверие и протест; вместо этого надо было честно сказать народу всю правду о положении в стране и мiре, и большинство граждан это поняли бы. Но, к сожалению, деятелей такого подлинно русского уровня и кругозора, соответствующих потребностям исторического момента, в ГКЧП не нашлось.

Поэтому люди, пришедшие защищать "Белый дом" от ГКЧП, видели в Ельцине «избавителя от опостылевшей социалистической серятины, волшебника, который обещает открыть дверь в чудесную страну свободы и счастья», – пишет Н.С. Леонов, бывший в то время генералом КГБ.

"Августовская революция" Ельцина произошла под сильным американским влиянием и была реваншем Февраля: возвращением России из Октябрьского периода истории к Февральскому (либерально-демократическому).

Дальнейшее представляет из себя феерический калейдоскоп событий, в которых "добивание коммунизма" сочеталось с разгулом зла в новом обличье: оно охотно топтало свою коммунистическую маску, ставшую ненужной, и рыскало по былой империи легионом бесов в новых масках "прогресса" и "свободы". Это было похоже на коллективное умопомрачение сродни Февральской революции, в котором большинство участников "не ведали, что творят", но плодами их беснования пользовались силы, хорошо ведающие – их торжествующие рожки высовывались то в одном месте, то в другом...