Штрихи к портрету Святослава Федорова

^{Фото: Игорь Зотин, Геннадий Хамельян / ТАСС}

Какими красками можно было бы рисовать портрет Славы? (Не хочется называть его официально, по имени-отчеству, как в некрологе, а так, как обращался к своему покойному другу по жизни.) Задумался и понял: не художник я, слишком сложное сочетание различных черт характера должно отразиться в портрете этого, несомненно, выдающегося человека. Но попробую…

Полный и активный отказ от безразличия, всеохватывающая подчас заинтересованность во всех делах, не только тех, которыми он занимался сам, но и в решении болезненных проблем всей страны. Словом, от анатомии глаза до анатомии общества. Он мог с упоением подробно объяснять, какую новую глазную операцию придумал. И тут же на подвернувшемся листке бумаги начертить схему, как это открытие поможет найти путь к омоложению. А потом на одном дыхании продолжать говорить о «народном производстве», которому, по его мнению, принадлежит будущее, о том времени, когда сами работники станут владельцами. Примеры?

Созданный им институт и постоянно растущее число предприятий, образованных по такому же принципу. Возможно, кто-то, впервые встретившийся с Федоровым, мог подумать: как похоже на Манилова. Но тот, кто близко знал его многие годы, абсолютно не находил схожести Славы с гоголевским героем. Мечтатель? Да. Но мечтатель, всегда нацеленный на то, чтобы воплотить свою мечту в жизнь, и всегда добивавшийся этого. Он был одержим не заоблачной страстью построить некий «хрустальный замок», а вполне житейским стремлением усовершенствовать искусственный хрусталик для глаза, добиться новых успехов в его органичном вживлении, организовать широкое производство этой новинки, в том числе для экспорта. И все это было осуществлено. Он никогда не походил на мечтателя маниловского типа, даже когда он много лет назад сказал мне (и уверен, что не мне одному): «Объявляю войну очкам. Их скоро не останется в мире!» Десятки, сотни тысяч сделанных им самим и его учениками блестящих операций, в результате которых у людей восстанавливалось зрение, — разве это не говорит само за себя? Ему следовало верить. Он всегда был убедителен в доводах, разъяснениях.

Но главное — за ним уже стояли большие дела. Ему хотелось верить.

Как-то я подумал: вот бы федоровский талант помог вылечить от близорукости и дальнозоркости политиков. Высокий профессионал, легкими движениями рук озаряющий ослепшего и обладающий одновременно «бульдожьей хваткой», если нужно получить что-то для института, его модернизации, создания новых удобств для пациентов или увеличения зарплаты сотрудникам.

А с какой гордостью он показывал мне деревню Славино, говорил о планах по развитию инфраструктуры, чтобы «люди лучше жили и в поселке, и вокруг». И еще одна казалось бы «несовместимость»: умение реалистично мыслить стратегическими категориями и одновременно очень наивная вера, что все выдвинутые им аргументы непременно должны быть одобрены и приняты окружающими: «Ведь это же очевидно!»

Например, для него было совершенно очевидно, что увеличение заработной платы персонала даст выигрыш одно­временно для государства и общества в целом. Ведь это позволит серьезно увеличить количество операций, сделанных в институте, что, несомненно, дешевле, чем создавать новые клиники, идя по экстенсивному пути. Федоров полагал, что такое объяснение должны понять все.

Как он наивно ошибался! Как могли уживаться в нем умение смело и напористо отстаивать свою правоту и явная беззащитность, когда против него использовали злые подковерные методы! Незадолго до гибели он рассказал мне о хитрой и подлой игре, которую затеяли его недруги (главным образом «сверху») против института.

Близкие — жена, друзья, — как могли, старались поддержать его. Вроде все закончилось благополучно, происки были остановлены. Но Славе предстояло еще «восстановиться», выходить из того тяжелого психологического состояния, в котором он находился в течение нескольких месяцев. Вместе с Ирэн они на пару дней присоединились к нам на отдыхе.

Не забуду нашу последнюю встречу. Я работал над книгой, он зашел, попросив: «Ни в коем случае не отрывайся, я просто посижу». И, открыв любимые им карманные шахматы, начал разбирать какой-то этюд. Деликатность, нежелание помешать ближнему, а при возможности обязательно помочь ему — эту Славину черту знали все, кто с ним соприкасался в жизни. Перед отъездом они с Ирэн пригласили нас с женой в следующую субботу к себе на дачу: «Обязательно облетим на вертолете все наши окрестности. Знаешь, какая сказочная природа вокруг Славино!» В пятницу на этом вертолете, так и не долетев до Москвы, он погиб.

8 августа Святославу Николаевичу Федорову исполнилось бы 89 лет.