Права на жизнь барана

Я не ем мясо, - это детская психологическая травма. Для меня съесть мясо – все равно, что погрызть деревянную ножку стула.

"Не знаю, насколько интересна моя история с вегетарианством. Я, по правде говоря, не ем только мясо и птицу. Рыбу изредка ем, раз в месяца три, наверное. То, что я не ем мясо, - это детская психологическая травма.

На Кавказе есть обычай - приносить в жертву животное, обычно барана. Однажды мой папа взял меня на такое мероприятие. В гору мы поднимались все вместе – я, мой папа, его родственники и баран. Возможно, мне показалось, а, может быть, так и было на самом деле, но баран все понял и отказался идти. Его тащили волоком. Отрезали голову, повернув на восток, мясо раздали бедным. Я тоже оказывала сопротивление, но была ребенком, взрослые посмеивались над моей детской агрессией (я все-таки защищала барана), потом над плачем. Это был последний день, когда я ела мясо.

Меня, конечно, заставляли, потому что мы в то время переехали из Сибири в Дагестан, и не есть мясо там было чем-то неправильным и необычным. В Сибири, впрочем, тоже. Думаю, там не есть мясо гораздо сложнее. Папа грозил мне ремнем, он нас – детей - никогда не бил, но ремня мы все равно боялись. Я подолгу и каждый день стояла в углу. Хотя, мне кажется, такое отношение к животным я унаследовала именно от своего отца. На Кавказе мужчина не мог считаться мужчиной, если он не в состоянии зарезать барана. Так вот мой отец в этом отношении мужчиной никогда не был – он и курицы ни одной никогда не тронул. Помню, как в детстве он долго гонял птицу по двору в своем селе (мы тогда гостили у бабушки, и она попросила его зарезать курицу), но так и не поймал. Теперь я понимаю, что делал он это нарочно…

Я до сих пор не ем мясо, и к этому все уже настолько привыкли, что даже папа заботиться о том, чтобы у меня всегда были овощи и фрукты. То есть я не считаю себя вегетарианкой до конца. Я не испытываю никаких страданий по мясу, и никогда не испытывала. После казни барана (как бы смешно это не звучало) для меня съесть мясо – все равно, что погрызть деревянную ножку стула.

Я не осуждаю людей, питающихся мясом. Его ест вся моя семья и кормит им наших собак. Я никогда не пыталась убедить кого-то не есть мясо. Просто сделала для себя свой выбор. На это имею право.

В прошлом году я была в вахабистском медресе и наблюдала процесс жертвоприношения. Я попала на Курбан-Байрам. Баранов резали десятками, если не сотнями. На виду друг у друга. Просто притаскивали в медресе кучу баранов, резали тут же во дворе, остальные бараны наблюдали за этим и ждали своей очереди. Рядом бегали дети… Никто не обращал внимания.

Со мной был фотокорреспондент «Русского Репортера» Миша Галустов. Он снимал жертвоприношение. В какой-то момент он подошел ко мне и сказал что-то вроде: «Я представил, что это не бараны, а люди.

И вот одним членам семьи перерезают горло на глазах у других. Это ужасно».

Это действительно было ужасно, но в большей степени то, что окружающие воспринимали это как должное, кажется, им даже в голову не приходило, что у них во дворе мучаются живые существа. Это был такой пятачок во вселенный – залитый кровью, в окружении равнодушных. Тогда же Миша мне сказал, что он не подпускает эту сцену близко к себе, отстраняется от нее благодаря тому, что смотрит через объектив.

В тот же день я спросила у шейха Дербентского (довольно важной персоны в мусульманском мире Дагестана), почему баранов режут не по правилам. Я – не знаток Корана, но даже я слышала, что правоверный мусульманин должен сначала раскопать ямку, потом завязать барану глаза, поместить его в эту ямку и тогда уже перерезать ему горло. Его ученики надо мной посмеялись, вообще мое вегетарианство стало тогда предметом для шуток во всем медресе. Добродушных шуток – относились ко мне хорошо. Но шейх отреагировал серьезно – сказал, что я права, и они это учтут. Я была уверена, что ничего они не учтут – на «по правилам» потребуется гораздо больше времени и сил.

Мясник, который присутствовал на том же собрании, очень обиделся. Во-первых, я женщина, во-вторых, осмелилась говорить с шейхом, в-третьих я ничего не понимаю, потому что все-таки женщина. Баранам не больно, сказал он. И уж точно животное, приносимое в жертву Аллаху, ничего не чувствует. «Ты видела, когда я барана резал?! Он не шевелился! Потому что ничего не чувствовал!» - сказал он. «Потому что он уже был в глубоком обмороке», - ответила я, и с этих самых пор мясник меня сильно невзлюбил.

Мои слова были обращены в шутку – все посмеялись и забыли. А я другого и не ждала. И, к сожалению, этому посвятить репортаж не смогла, потому что после статьи про вахабитов в редакцию и без того приходили недовольные мусульмане и предлагали встретиться с ними у входа в редакцию. Я на встречи, когда была на месте, ходила. Они – милые люди, живущие и воспитанные по-другому. Но мне все это не близко. Я, конечно же, не осуждаю их за то, что они едят мясо, но я против жестокости – хочешь съесть, ешь, только мучить не надо. Я в этом вопросе как раз не против поедания мяса, а против жестокости, с которой животных убивают. И понимаю, что тем самым не близка зеленым. Но эту жестокость действительно нахожу ненужной и неоправданной. Меня это угнетает.  Иногда мне предлагают писать репортажи с бойни. Я отказываюсь, потому что знаю: люди во все времена ели и будут есть мясо, мой репортаж ничего не изменит. А смотреть на это только для того, чтобы доказать себе – я могу смотреть на это – безответственно по отношению к действующим лицам. Баранам в том числе."