Должны ли мы стыдиться пакта Молотова - Риббентропа?

Сентябрь - это месяц, когда историки отмечают три даты. Конечно, есть и много других сентябрьских, но эти три (хоть одна из них и случилась на излете августа) непосредственно взаимосвязаны, и, к тому же, вокруг них почему-то до сих пор ломаются копья. Есть еще и четвертая дата, начало Второй мировой войны, которую многие желают "пристегнуть" к этим трем, и не без злого умысла. В общем, сразу становится понятно, что здесь мутят воду. Мало того, сами эти даты порой используют как настоящие идеологические копья, дабы разить своих политических оппонентов. Или внедриться в сознание молодого, еще неопытного поколения. Как-никак, а сентябрь - месяц знаний, и от того, какую историческую правду узнают школьники и студенты, во многом зависит не только судьба сентября, но и всех месяцев и сезонов, какие нам предстоят.

Итак, даты, о которых идет речь (в хронологическом порядке): 1) 23 августа 1939 г. - подписание Пакта Риббентропа-Молотова; 2) 17 сентября 1939 г. - начало Освободительного похода Красной Армии, в результате которого были воссоединены территории Белоруссии и Украины; 3) 28 сентября 1939 г. - подписание советско-германского соглашения "О дружбе и границах", которое последовало постфактум польской трагедии.

Но есть еще и дата №4, - 1сентября 1939 года, которая вообще-то должна стоять впереди, "на лихом коне", но которую кое-кто желает загнать в хвост трем первым. Точно она бедная и подневольная историческая приживалка... А между тем, всем понятно: было ли, не было 23 августа, а 1-е сентября все одно случилось бы!

Вот вокруг сих дат до сих пор и клубится не исторический, а политический "дым коромыслом". Хотя все вокруг них - и в них самих! - очень ясно и просто. Обратимся к фактам. Итак, после того, как Англия и Франция, являвшиеся в 30-е годы гарантами территориальной целостности Чехословакии (своего рода опекунами) и имевшие с ней пакты о военном союзе, вдруг в Мюнхене предали Чехословакию и отдали ее на растерзание Гитлеру, на очередь в живодерню стала Польша. Просто потому, что за ней (в хронологическом и географическом смысле) должен был туда же пойти Советский Союз, главная цель и Германии, и Англии, и Франции. Только в те дни ни Англия, ни Франция, ни тем более Германия в этом не хотели признаваться вслух, хотя все в мире об этом догадывались. Что ж, как гласит английская поговорка: "В доме приговоренного к повешению ни слова о веревке". То, что СССР вовсе не желал быть "повешенным", ни в коей мере не учитывалось ни в Лондоне, ни в Париже, - СССР должен хотеть быть повешенным, и все тут! А малейшие его попытки вывернуться из-под петли расцениваются как предательство и дурной тон...

Так вот, Польша была в этой игре, и она тоже помалкивала о веревке. И мало того, тоже рассчитывала поживиться за счет советской территории, как уже поживилась ею в 1922-м, а равно и чехословацкой - в 1938-м. В последнем случае - уже вместе с немцами. Более того, Польша с этой целью "подсуетилась", причем, активнее всех: она имела договоры о военном сотрудничестве с Англией и Францией с одной стороны, и с фашисткой Германией (от 1935 года) - с другой. В общем, Варшава ничего не чуяла. Анестезию проводили искусные ребята, в частности, английский премьер лорд Чемберлен. Это от него 3 марта 1939 г. вернулся радостный министр иностранных дел Польши Бек и громогласно заявил, что Чемберлен обещал предоставить Варшаве любую военную поддержку "в случае какой-либо агрессии". Бедный наивный Бек не знал, что именно в этот день, 3-го марта, только с утра, Гитлер подписал "Белый план" - план нападения на Польшу. И не когда-нибудь, а 1 сентября 1939-го. "Анестезия" же шла своим чередом - 31 марта Англия и Франция дали новую дозу галлюциногена - уже официально гарантировали (как до того Чехословакии) польскую неприкосновенность.

Однако вероятность, что Польша "проснется", все же существовала! И в первых числах апреля Лондон и Париж "внезапно" решили, наконец, ответить на давно лежавшее у них под сукном предложение Москвы - срочно заключить тройственный оборонительный союз против Гитлера. В Москву даже направляются официальные делегации из Парижа и Лондона, впрочем, не слишком представительные. Скажем, министр иностранных дел Великобритании Галифакс заявил, что ему "весьма трудно отлучиться из Лондона" - это в такой-то момент! - и поручил переговоры одному из своих второстепенных подчиненных. А Чемберлен и вовсе огорошил прессу откровением, мол, его "визит в Москву явился бы унижением".

Чистого времени переговоры велись в Москве ровно 75 суток, 59 из которых были потрачены на процедурные вопросы и выдвижение британцами предварительных условий. А в общей сложности они тянулись с середины марта по конец августа. Результат один - по истечению 6 месяцев бесполезных словопрений стало окончательно ясно: западные представители в Москве, выражаясь языком военных, попросту "валяют дурочку". Между тем, советская сторона для предотвращения дальнейшей гитлеровской агрессии в Европе предлагала конкретные и столь необходимые вещи. А именно: (последнее предложение маршала Шапошникова от 15 августа) 136 пехотных дивизий, 10 тыс. танков, 5,5 тыс. самолетов, 5 тыс. крупнокалиберных орудий. Для сравнения: Гитлер в сентябре 39-го захватил Польшу с помощью всего 57 дивизий, 2,5 тыс. танков и 2 тыс. самолетов. То есть силами, в два раза меньшими, чем советская помощь. А ведь были еще 33 польских дивизии... Словом, предложение советской стороны на английский и французский переводилось следующим образом: "От вас, господа, требуется одно: войти формально с нами в союз и дать политическое согласие, чтобы Польша приняла нашу помощь. А далее вы можете отсиживаться в холодке, имитируя маневры на море и на западном фронте, мы же сами спасем Польшу". Вот этого-то Англия и Франция допустить не могли, ведь приговоренный к повешению обязательно должен сунуть голову в петлю!

Впрочем, Лондон и Париж пытались перехитрить еще и друг друга. Если французы полагали, что переговоры в Москве - это всего лишь камуфляж против Сталина, то англичане строили классический британский "double-decker" - "двухпалубный обман". Они использовали "вольные беседы" в Москве еще и как прикрытие от французов своих собственных, реальных и сверхсекретных переговоров с Гитлером, причем, о военном союзе! Сегодня достоверно известно: прямые переговоры о "разделе сфер влияния" и о "послевоенном разделе мира, в том числе и колоний", в которых участвовали, как минимум, советник Чемберлена Г.Вильсон и министр внешней торговли Р.Хадсон, а также гитлеровский личный порученец Х.Вольтат и посол Г.Дирксен, тайно и весьма активно шли как раз летом 39-го в Лондоне. Настолько тайно, что о них поначалу не знал даже видный член правительства, тогда всего лишь лорд адмиралтейства Черчилль, правда, находившийся в оппозиции к Чемберлену. А когда узнал, то пообещал выйти в отставку и предать гласности новый "лондонско-мюнхенский сговор", уже почти завизированный на Даунинг-стрит,10.

Что ж, окончательно "переиграть" роль Британии во Второй мировой войне Черчилль смог лишь 22 июня 1941 года. А пока, в 39-м, за две недели до неизбежного начала войны, даже под угрозой политического скандала, ему не удалось дезавуировать предательскую позицию своего премьера. Ведь Англия и Франция, фактически, оставляли Сталина один на один с Гитлером. Но разве не в этом заключалась их цель?

Сталину же, находящемуся в ясной памяти и полном сознании, предоставлялся всего один малоприятный выбор. Либо быть съеденным сейчас же, вместе с "веселой" Польшей, находящейся под англо-французским наркозом. Либо все-таки попытаться оттянуть время, пусть даже с помощью блефа...каким и стал пакт Риббентропа-Молотова. О заключении которого Гитлер, начиная с мая, просил трижды. И неизменно получал отказ.

Впрочем, блеф этот, несмотря на его вынужденный характер, обещал и кое-какие выгоды.

Как же в Москве решились столь круто поменять ситуацию и заключить пакт Риббентропа-Молотова? Каплей, переполнившей чашу терпения, стали три вещи.

Во-первых, советская разведка достоверно донесла о мощной и постоянно нарастающей концентрации гитлеровских войск у польской границы - чего упорно не замечала или не желала замечать Польша. Впрочем, "стратеги" из Варшавы могли лелеять надежду, что данная концентрация готовится исключительно для "польского транзита", согласие на который они с радостью дали бы, лишь бы об этом их попросили Англия или Германия. Как-никак, а с обеими у них были союзнические отношения! У Советского же Союза такой надежды просто не могло быть - транзит через Польшу немецких войск стал бы для него наихудшей новостью. И означал бы немедленную войну с целой западной коалицией, которая, учитывая близкий провал московских переговоров, казалась весьма вероятной.

Во-вторых, 18 августа 1939 года премьер Чемберлен, взявший отпуск (а что ему было делать в Лондоне, ведь благодаря Черчиллю переговоры с Гитлером пришлось прервать!) и пропавший где-то в деревне, вдруг "оказался досягаем для журналистов".

И на берегу речки, в пасторальных декорациях, дал интервью с удочкой, общий смысл которого: никакой войны не будет, и суетиться, предпринимать что-либо нет нужды. Конечно, в Москве могли предположить, что это интервью в большей степени рассчитано на Польшу, дабы усыпить ее бдительность, (собственно, так оно и было), но все равно возникал вопрос: а в отношениях с Москвой Лондон намерен предпринять хоть что-нибудь конкретное? Или британский лев, в полном соответствии с позой Чемберлена, и дальше предпочитает ловить рыбку в мутной водице? Исчерпывающие объяснения на сей счет в тот же день, 18 августа, дал лорд Галифакс, который не менее демонстративно играл в крикет. На вопрос газетчиков о московских переговорах, министр иностранных дел Англии заявил буквально следующее: "Я не считаю правильным каким-либо образом отвечать на любые советские предложения". Куда уж яснее?

И, наконец, третье обстоятельство. 20-го августа - и об этом посол Майский доложил в Кремль - из Лондона в Варшаву (несмотря на то, что весь кабинет якобы ушел в отпуск) экстренно отправилась полномочная делегация для согласования какого-то важного документа! А что если Чемберлен пытался убаюкивать не Варшаву, а Москву? И почему Галифакс, темнивший целых шесть месяцев, вдруг решил сам, да еще публично и столь откровенно раскрыть британский блеф с московскими переговорами? Уж не потому ли, что необходимость в блефе теперь отпала, а, значит, уже заключены какие-то тайные договоренности в обход СССР? С кем? Естественно, с Гитлером, больше просто не с кем... Подобные вопросы, несомненно, задавали себе и Сталин, и его ближайшие помощники, а раз так, то надо констатировать: не зная всех деталей, советское руководство все же правильно уловило главную суть и тайную подоплеку происходящей в западных столицах "мышиной возни". В любом случае, дальше терять драгоценное время было не просто глупо, а смертельно опасно! Ибо визит англичан в Варшаву не сулил ничего хорошего. В лучшем случае, он означал, что британцы едут туда заключать отдельный, "сепаратный" союз с Польшей, и, стало быть, уже решили в очередной раз отказаться от всех московских предложений. (Так оно и оказалось: 24 августа Польша и Англия подписали формальный пакт о военной взаимопомощи, в подтверждение договоренностей, полученных до начала переговоров в Москве). В худшем случае, это означало, что англичане едут уговаривать поляков открыть для немцев военный "транзит"...

На следующий же день, 21 августа, в Кремле решили взять у англичан последний тест "на вшивость". Климент Ворошилов, возглавлявший советскую делегацию на московских переговорах, вдруг осведомился у своих британских коллег-визави, могут ли те, наконец, внести полную ясность в вопрос, намерено или нет их правительство подписывать какие-либо документы с Советским Союзом? Сама постановка вопроса говорила за то, что в переговорах наступил момент истины. Однако в ответ прозвучало дежурное (в полном соответствии с инструкциями Форин Офиса): "Мы просим день, чтобы прояснить данный вопрос - мы должны связаться с Лондоном и получить оттуда ответ". Вот тогда-то Ворошилов и предложил приостановить переговоры. "Когда будут получены все ответы, тогда и будем работать" - были его заключительные слова. Хотя ответ - и совершенно однозначный - был уже получен.

И 23 августа был подписан пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом.

Лондон и Париж не знали пределов своего возмущения. Как же, Сталин не захотел ступить в капкан, с таким тщанием и долготерпением расставленный именно для него! Он не сунул голову в петлю! Как он посмел? А, главное, как ловко он вывернулся? Как быстро превратился из жертвы в стороннего наблюдателя!

Впрочем, Сталин не собирался оставаться уж совсем безучастным наблюдателем. Раз уж его заставили совершить столь противоестественный шаг, он был намерен полностью использовать возможности, открывающиеся из этой новой позиции. Существовало или не существовало секретное приложение (протокол) к пакту Риббентропа-Молотова - это совершенно неважно. Сталин просто решил действовать по факту. А факт состоял в том, что уже 17 сентября 1939г., когда польское правительство бросило свой народ и позорно бежало из обороняющейся Варшавы в Лондон, Польша представляла собой чистое поле для колонн вермахта. Был секретный протокол или не был, эти колонны остановились бы там, где они уперлись бы в советские войска, с которыми у них теперь существовали формально нейтральные отношения. И место, где бы эта встреча произошла - у старой границы СССР, или у старой границы Российской империи, урезанной Керзоном, решать было Сталину. При этом, повторимся, совершенно неважно, был секретный протокол или нет.

Во всяком случае, если и был протокол, то вовсе не та фотокопия и не той бумажки, которую сейчас выставляют в качестве "неопровержимого доказательства"! Нет текста наивнее и неопределеннее, чем то, что мы можем сегодня прочитать под шапкой "Секретный дополнительный протокол". Что это за формулировки: "обсуждение привело к нижеследующему результату" - а где обязывающее слово "договорились"? "Северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР" - это так-то разделяют территорию чужого государства? Или вот самое главное: "В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана". Приблизительно? Насколько километров в сторону - на 100, 200 или 300? И в чью пользу? И можно ли эти, с позволения сказать, "ориентиры" дать военным, дабы они знали куда стрелять, а куда не стрелять? И не поубивали друг друга, спровоцировав раньше времени войну уже между "высоких договаривающихся сторон". Кто в сие поверит? Да два соседа по дачам с большей серьезностью делят кусты на границе "близких" шести соток, нежели это делали, по мнению современных горе-историков, высокообразованные люди, Молотов и Риббентроп, да еще в присутствии Сталина!

Да подобных записок о намерениях, скажем, тот же Черчилль выдавал по три штуки на дню! И не считал их обязательными. А если перед нами все же протокол, то, знать, он составлен столь аляповато и неопределенно с одной единственной целью: лишь имитировать согласие и одновременно не дать не только конкретных обязательств, но и будущего компромата в руки "нового друга". И Риббентроп и Молотов просто играли, составляя сию филькину грамоту. Играли во временную игру - "мы якобы договорились" - и лишь ради того, чтобы получить друг у друга нейтралитет. Гитлер знал, что Сталин несколько раз предлагал Польше свои войска для защиты ее территорий, и посему фюреру нужен был нейтральный СССР хотя бы в польскую кампанию. Сталину же нужна была нейтральная Германия ровно на 3 года - к тому времени закончится техническое перевооружение пока еще застрявшей в 20-х годах Красной армии. Задача Сталина по определению была сложней, потому как срок длинней...

И все же с помощью "филькиной грамоты" Пакта о ненападении Сталин добился несомненных выгод. А именно:

- вышли пусть не все 3, но хотя бы 2 года передышки до начала войны против СССР;

- сорвались попытки западных держав договориться с Гитлером;

- возник "восточный вал", отодвинув границу СССР на 600 км к западу и, таким образом, на 600 км удлинив путь Гитлера к Москве;

- Сталин фактически уже тогда разрушил "Антикоминтерновский пакт". Дело в том, что в рамках данного пакта существовал план скорейшего нападения на СССР с двух фронтов: в Европе и на Дальнем Востоке. А "договорившись" со Сталиным, Гитлер обманул самые главные надежды своих ближайших соратников. Тем более, он даже не предупредил их. И те уже ему никогда более не доверяли. А Испания и вовсе объявила нейтралитет;

-и, наконец, пакт о ненападении избавил Советский Союз в будущей Великой Отечественной войне от необходимости биться на два фронта. Сразу, как только просохли подписи Риббентропа и Молотова, разочарованное японское правительство К. Хиранумы, до того момента активно готовившееся к совместной немецко-японской агрессии против СССР, запросило у него перемирия на Халхин-Голе. После чего сам Хиранума в знак протеста даже ушел в отставку. И в дальнейшем недоверие японцев к коварному Гитлеру оставалось столь сильным, что и после 22 июня 1941 года они неизменно выставляли ему в качестве условия для открытия второго фронта против СССР, чтобы он прежде взял Москву.

Перечисленного вполне достаточно, чтобы понять: пакт Риббентропа-Молотова - это не то, чего мы должны стыдиться. Наоборот, мы должны четко понимать, что это пусть и вынужденная, но блистательная победа дипломатии и военно-стратегического мышления...И что это была первая победа, одержанная на фронтах Великой Отечественной!