Наркотик. Отрывок № 23 из романа "Встретимся у Амура"

Первое полугодие выпускного класса приближалось к концу. Настины одноклассники почти перестали общаться друг с другом: приходя в класс, садились каждый за свой стол и погружались в задания.

− Похоже, мне так и не удастся вас сдружить, − вздыхала Екатерина Андреевна, − не то, что в прежние времена. Вот в пору моей молодости у нас были и пионерская, и комсомольская организации, − так мы дня не могли прожить друг без друга. Походы, капустники, вечера. Дни рождения вместе справляли. А вы, будто старички какие-то. Даже на классном часе, − в десятом делились друг с другом, советовались, куда-то ходили вместе, а нынче слова из вас не вытянешь. Окончите лицей, и, кроме учебы, вспомнить будет нечего. Ну что вы все молчите?

− А о чем говорить? − пожал плечами Денис Степанов. − Когда бы вам тогда столько же задавали, сколько нам, тоже было бы не до походов. А насчет общения: понимаете, Екатерина Андреевна, нам, действительно, не о чем говорить друг с другом. Ведь все разговоры крутятся только вокруг поступления. Но у нас каждый учится по своему индивидуальному плану, и поступать мы будем в разные вузы. Вон, Снегирева вообще отделилась от всех, решает одни задачи, я − другие. И о чем мне говорить с тем же Пацкевичем, если у него не мозги, а солома?

− Ты, козел, выбирай выражения! − взвился новенький Костя Пацкевич. − Умный выискался!

− Все, все, прекратили! − Классная постучала указкой по столу. − Степанов, не забывай, ты уже второй год в лицее, а Костя только пришел.

− Да ему хоть год, хоть два, − все равно толку не будет, вы же это не хуже меня знаете, Екатерина Андреевна. Мне только непонятно, почему вы за него постоянно заступаетесь, − когда его давно пора выпереть из лицея. В первой четверти три пары, − а что в Уставе записано?

Тут взбешенный Пацкевич ринулся к столу Дениса. Но толстый Леша успел ловко подставить ему ножку, − цепляясь за столы, Костя с ругательствами рухнул между рядами. Расстроенная классная встала и отпустила всех по домам, предупредив, что в случае драки, неприятности ожидают обе стороны. Очередной классный час был сорван.

А на следующий день Костя Пацкевич отличился по полной программе. Во время контрольной от наблюдательной Ольги Дмитриевны не укрылось, что он сунул под тетрадь шпаргалку с тригонометрическими формулами, которые никак не мог запомнить. Быстро подойдя к его столу, Туржанская приподняла тетрадь, − но парень успел сунуть бумажку в карман.

− Встать! − скомандовала Туржанская. − Руки по швам! − Порывшись в его кармане, она вытащила шпаргалку вместе с пакетом, в котором находился зеленоватый порошок. − Это что такое?

− А чего вы по чужим карманам лазите? − заорал Пацкевич. − Не имеете права! Отдайте, это не ваше!

− Я тебя спрашиваю, что это за порошок? − Профессор даже побледнела от гнева. − Говори или я немедленно звоню в милицию. Нам здесь только наркотиков не хватало!

− Это лекарство! − Костя попытался вырвать у нее пакетик, но не сумел. Быстро подойдя к своему столу, Туржанская позвонила по сотовому директору. Тот немедленно явился и забрал провинившегося вместе со злополучным пакетом.

− Кто знает, что это за порошок? − обратилась Туржанская к остолбеневшему классу. Ответом было полное молчание. Ребята словно воды в рот набрали, − каждый сидел, потупив глаза.

− Понятно. Значит, боитесь? Где же ваше гражданское мужество? Снегирева, может, ты ответишь? Ты здесь, вроде, самая смелая. Или тоже трусишь?

− Ничего я не трушу! − рассердилась Настя. − Только я вправду не знаю, что это. Я никогда такого не видела.

− Это экстази, легкий наркотик, − отозвался, наконец, Витя Самойленко. − Его в некоторых клубах и на дискотеках бесплатно раздают. После него такой кайф!

− А ты пробовал?

− Да кто его не пробовал? Тут больше половины, я уверен, пробовали, − только, разве кто признается. Но он безвредный,− не вызывает привыкания. И ломки после него не бывает, − так, поторчишь, и все. А Пацкевич дурак: зачем в лицей притащил. Теперь его, наверняка, выгонят.

В это время в класс вошли расстроенная Екатерина Андреевна и внешне спокойный Костя. − Садись на место, − велела ему классная, − и чтобы больше этого не повторялось.

Костя сел, как ни в чем не бывало. Туржанская и ребята потрясенно смотрели на него. Минуту назад они были уверены, что больше в лицее Пацкевича не увидят.

− Чего уставились? − презрительно усмехнулся тот. − Думали, меня попрут? Не дождетесь, я непотопляемый.

− А это мы еще посмотрим! − гневно воскликнула Туржанская. Она быстро собрала недописанные контрольные и вышла. С ребятами осталась Екатерина Андреевна. − Ну, с вами не соскучишься! − Классная бессильно опустилась на стул. − Уж и не знаю, чего еще ждать, какой очередной номер выкинете. Хоть бы скорее этот год заканчивался. Нет, такого тяжелого класса у нас еще не было.

− Можно вопрос? − поднял руку Витя. − А вот если бы в моем кармане нашли наркотик, меня бы тоже не отчислили? В отличие от Пацкевича мой папа не большой начальник, а сантехник.

− Витя, чего ты от меня хочешь? Костя попросил прощения, обещал, что больше такое не повторится. Нельзя же сразу к высшей мере. Его родители поставлены в известность. Будем надеяться, что они обратят внимание на сына.

- Можно подумать, сам святой! − добавил Пацкевич. − А то я не знаю твою компанию.

− Давайте закроем эту тему. − Насте надоело слушать их перебранку и стало жаль учительницу. − Все мы прекрасно понимаем, почему Пацкевича оставили, − и ты, Витя, это понимаешь. И нечего доставать Екатерину Андреевну, она не всесильная. Мне мама говорила, что мы живем в неправовом государстве, − и только от нас зависит, чтобы оно стало правовым. Екатерина Андреевна, может, отпустите нас? Все равно уже скоро звонок. Хочу в библиотеку успеть, а то опять очередь набежит, потом не достоишься.

− Да иди, конечно. − Учительница махнула рукой и вышла. И сейчас же Пацкевич кинулся к Самойленко, − но ребята плотной стеной окружили Витю.

Поняв, что все настроены против него, Пацкевич схватил сумку и выбежал из класса. Одноклассники еще некоторое время постояли молча: говорить было не о чем, все было ясно без слов. Так же молча, они разошлись по домам.

− Хо, Пацкевич! − воскликнул отец, когда Настя рассказала о происшествии в классе. − Да хоть бы он марихуану принес, ему ничего бы не было. Его папаша такой туз в нашей Думе − у него все областное образование в кулаке. Не удивлюсь, если у вашего директора или у той же Туржанской еще и неприятности будут.

И точно − на следующий день перед началом первого урока в класс вошел расстроенный директор и сообщил, что отныне институт не имеет право предоставлять лицею аренду помещений бесплатно, − и потому плата за обучение существенно повышается. А еще через два дня Витя Самойленко и Танечка Беликова забрали из лицея документы: для их родителей теперешняя оплата оказалась непомерной.

Вне себя от возмущения Туржанская потребовала созвать педсовет. Директор не стал ей перечить, − все-таки профессор, лучший в лицее педагог, − и созвал. Первой попросила слово инициатор совета.

− Объясните, что нам теперь мешает заявить в милицию и отчислить Пацкевича? − горячо заговорила Туржанская. − Какую могли сделать лицею гадость, уже сделали. Чего теперь бояться? Проверок? Пусть проверяют! Журналы у нас в порядке, успеваемость лучшая в городе. Чего мы ждем? Чтобы наркотики расползлись по классам? Гнать этого негодяя надо немедленно! Ставлю вопрос на голосование.

− Погодите, Ольга Дмитриевна, − мягко остановил ее директор. − Вы же понимаете, что даже если мы все проголосуем «за», отчислить Пацкевича будет непросто. Но, допустим, отчислим. И куда он пойдет? В школу? Что, школа − отстойник для наркоманов? Здесь он под нашим наблюдением, да и отец весьма встревожен и поклялся, что теперь не спустит с сына глаз: ему тоже не хочется, чтобы тот пристрастился к наркотикам. Он ведь его сюда для этого и перевел. Давайте оставим парню шанс, − ведь он дал слово. Конечно, если подобное повторится или он еще что-нибудь выкинет, разговор с ним будет коротким.

− Так что, простим ему? Из-за него Самойленко с Беликовой лишились лицея, а он останется? Как после этого ребятам в глаза смотреть?

− Но ведь виноват в повышении стоимости обучения не мальчик, а его отец. Хотя и тот, по сути, прав: согласно новому постановлению институт обязан брать плату за аренду помещений. Хотя, конечно, исполнение этого приказа могли отложить до окончания учебного года, − я очень на это надеялся. Со следующего года все равно пришлось бы повышать стоимость обучения. Но, что сделано, то сделано. А насчет заявления в милицию? Ну, заявим, ну, вызовут Костю, пожурят, может, возьмут на учет, − и все! А пятно на лицее останется. Нам это надо? Что скажете, коллеги? − обратился он к совету.

− Я тоже возмущена поведением Пацкевича, − встала Екатерина Андреевна. − И, тем не менее, присоединяюсь к предложению Сергея Ивановича. Костя получил хороший урок, да он и не окончательный. Ему еще предстоит пережить отношение класса, который резко настроен против него. Ребята не простят ему уход своих товарищей. Пусть почувствует, каково это, когда все против тебя. Тут два варианта: либо он решительно изменится, или сам уйдет, как Акперов. А насчет Самойленко с Беликовой − им было предложено доучиваться с прежней оплатой в порядке исключения. Одна фирма, не буду говорить, какая, ее директор, отец нашего лицеиста, согласилась доплачивать за них. Но родители ребят отказались по не очень понятной мне причине. По-моему, мать Беликовой, как услышала про наркотик, просто перепугалась. А Витя сам не хочет возвращаться. Тут уже ничего не исправишь.

Классная оказалась права: ребята устроили Пацкевичу классический бойкот. Не здоровались и в упор не замечали, − проходили, как мимо пустого места. Скоро Костя в полной мере почувствовал, каково быть изгоем. Сначала он пыжился, делая вид, что ему на все наплевать, − но довольно скоро скис. Тем более, что у него очень плохо обстояли дела с точными науками. Надеяться на помощь одноклассников теперь не приходилось, а плановые консультации помогали мало: слишком велики были дыры в его знании математики. И потому из двоек он почти не вылезал. Когда стало ясно, что экзамены за полугодие Пацкевич не сдаст, после чего последует его неизбежное отчисление, сановный папа явился в лицей.

− Скажите, за какие деньги вы согласитесь заниматься с сыном индивидуально? − громогласно спросил он Туржанскую, не обращая внимания на остальных преподавателей. − Назовите вашу цену.

− За миллион не соглашусь, − отрезала та. − Что вы себе позволяете? Кто вам позволил меня оскорблять?

− Чем же это я вас оскорбил? − удивился папа. − Попросил позаниматься, сказал, что согласен на любую оплату. Что же мне: в ножки вам кланяться?

− Виталий Савельевич, я понимаю вашу тревогу, − попытался разрядить ситуацию присутствовавший при этом директор, − но здесь просить бесполезно. Ольга Дмитриевна никогда не занималась частным репетиторством. Я вам порекомендую очень хорошего математика, он специализируется на подтягивании слабых ребят. Правда, он не из нашего лицея, но это ничего. Его методические пособия хорошо известны в городе, − он Косте обязательно поможет. Если, конечно, сам мальчик не станет отлынивать. Вот его визитка, скажете, что от меня.

То ли помогли занятия с опытным репетитором, то ли бойкот пошел Косте на пользу, но вскоре с учебой он стал худо-бедно справляться. Нет, до хороших результатов ему было далеко, но, по крайней мере, двойки постепенно стали исчезать из его дневника, − и к полугодовым экзаменам Пацкевич перешел в разряд стабильных троечников. Среди одноклассников он все равно оставался самым слабым, но хотя бы появилась надежда, что с экзаменами справится. Так и случилось. Правда, Туржанская влепила таки ему пару, − но на каникулах после второй попытки он ее пересдал. И хотя ребята по-прежнему относились к Пацкевичу с нескрываемой неприязнью, его стычки с одноклассниками прекратились, − к концу полугодия в классе воцарилось относительное спокойствие.