В.С.Бушин. 1941 год – фундамент Победы
(окончание)
-Что вы чувствовали в этот день? Какие были настроения вокруг?
- А какие тут могли быть необыкновенные чувства? Что вообще может чувствовать человек, на родину которого напал враг? И мы знали, что враг силен, жесток и коварен. Думаю, что мои чувства 22 июня 1941 года мало чем отличались от чувств князя Андрея и Пьера Безухова 24 июня 1812 года: пришла великая беда и надо её одолеть. И помните слова князя Андрея? «Я бы пленных не брал…» В этом мы с ним, пожалуй, расходимся.
Есть две замечательных фотографии: советские люди слушают выступление Молотова. На одной – случайные прохожие на Никольской улице Москвы, застигнутые врасплох и словно окаменевшие. На другой – рабочие какого-то завода, видимо, заранее извещенные о выступлении. Вглядитесь в их лица. На всех написано одно: большая беда!
Но представьте себе, жили тогда в большой стране и такие граждане, которые радовались войне. К моему изумлению, ими были два моих однокурсника по Литературному институту, впоследствии довольно известные литераторы. Они написали об этом в своих воспоминаниях. Вот один из них:
"Увидев меня и маму, отец соскочил с электрички на платформу и сказал: - Война...
Услыхав это слово, я мгновенно забыл обо всём, что волновало меня. Вот оно! Наконец-то! Я не понимал, почему плачет мама, почему не радуется отец. Я радовался... Радость моя была искренней, неподдельной. Случилось, наконец, самое главное - то, к чему мы всё время готовились, чего так долго ждали!" (Скучно не было. М., 2004, с.76). Чего это «мы ждали»-то? Братания, что ли? А ведь парню было уже не десять-двенадцать, когда мальчишки играют в казаков-разбойников, а пятнадцать лет, комсомолец, ровесник тех девушек, что на Никольской, потрясенные, слушали Молотова.
То же самое читаем у второго: "Мы обрадовались, когда услышали по радио: война!» (Жизнь, подаренная дважды. М.,1999. с.32). Это ещё удивительней: автору было в тот день без пустяка уже восемнадцать лет, окончил школу, студент техникума. Да, как сказал классик, "страшно далеки они от народа".
Первый из них еще и вот что поведал «Когда началась война, Сталин впал в такую глубокую прострацию, что готов был предложить Гитлеру Украину и все другие, уже захваченные, земли". Готов был!.. И что, позвонил Гитлеру, а тот трубку не взял или не захотел никакой Украины? "Сталин, выйдя из прострации..." Право, тут лучше сказать о своей собственной прострации, уже дошедшей до полоумия.
"...Выйдя из прострации, Сталин наспех соорудил вместо рухнувшей идеологической схемы другую, призвав на помощь великие тени русских полководцев, в том числе и тех, которые ещё вчера третировались". В речи 7 ноября 1941 года на Красной площади Сталин напутствовал солдат, что текли могучей рекой мимо Мавзолея: "Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!" Да, было время, когда кое-какие из этих имен третировались. Ещё как! Например, стихотворец по имени Джек глумился не только над Мининым и Пожарским, но и над родиной:
Подумаешь, они спасли Россию!
А, может, и не стоило спасать?
- Когда вы были призваны?
- Первый раз я получил повестку в октябре 41 года, в самую отчаянную пору битвы за Москву. Мы с матерью пришли с вещами на призывной пункт на Семеновской улице. Там стояли столы. Я подошел к тому, на котором были написаны крупные буквы А,Б и В. Протянул мужчине, сидевшему за столом, паспорт. Он развернул его, посмотрел и просто заорал: «Тебе же нет восемнадцати. Чего ты явился? А ну, шпарь домой, жди повестки!»
Ничего не оставалось, как шпарить и ждать. Через несколько месяцев дождался. Судьба…
- У вас не возникло отчаяния, ощущения слабости Красной Армии?
- Очень это ныне в большой цене – отчаяние, слабость, даже разгром Красной Армии. С такими вопросами лучше обращаться к помянутому Д.Гранину. Он постоянно твердит, что по всем данным мы должны были проиграть войну. Вот у него, заместителя командира батальона по комсомолу, возможно, было отчаяние. Я его спрашивал: по каким данным – по историческим? Но они противоречат вашей уверенности: все нашествия на Россию кончались крахом. По экономическим? Но к началу войны СССР стал могучей индустриальной державой. По недостатку населения? По отсутствию патриотизма? Он не ответил, ибо ответить тут нечего. Если наша армия была бы слабой, то что могло помешать Гитлеру осуществить полностью свой план: в два-три месяца захватить Москву, Ленинград, Киев и – победный парад на Красной площади. Еще 3 июля начальник Генштаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Ф.Гальдер записал в дневнике: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». А ведь знаток, военный интеллектуал, входивший в первую пятерку руководителей вермахта. На другой день 4 июля не мог сдержать ликования и сам Гитлер: «Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Ведь войну он уже проиграл» (В.Дашичев. Банкротство стратегии германского фашизма. М.1973. Т.2, с.205). Мы доставим ему это удовольствие – оказаться в положении противника. Им обоим не пришло на ум даже вспомнить, что ведь и с Польшей возились все-таки две-три недели, и с Францией – 43 дня. Вот как успех начисто отбивает разум даже у весьма неглупых людей.
Ведь лишь через три месяца удалось захватить только Киев. Красная Армия, обливаясь кровью, однако же разбила вдребезги их блицкриг. Фундамент победы был заложен именно тогда.
А уж после разгрома под Москвой и увольнения чохом 35 генералов среди них, генералов-то, начались самоубийства.
- А разве у нас не было самоубийств?
- Были. Первым застрелится командующий авиацией Западного фронта, в первый же день войны понесшего ужасные потери в воздухе и на земле.
- А потом в отчаянные дни 41 и 42 годов?
- По подсчетам дотошного полковника Н.Дронова, потом не выдержали и свели счеты с жизнью ещё 8 наших генералов.
- А немцы?
- Представьте себе, 110. Заодно приведу из того же источника число пленных среди генералов. У нас в плен попали 72 генерала, у немцев – 553. Соотношение - как голоса телезрителей в поединке Леонида Гозмана, когда он бесстрашно выходит на бой с Зюгановым или Прохановым.
- Вообще на фронте между собой солдаты обсуждали перспективы войны?
- Мы и слов таких не знали – перспектива.
- Какие настроения преобладали?
- Их хорошо выразил Твардовский:
Не зарвемся, так прорвемся,
Живы будем – не помрём.
Час придет – назад вернемся,
Что отдали – все вернем.
- Вы помните свой первый бой? Что можете о нём рассказать?
- Я помню, как первый раз наш взвод, которым командовал ныне живущий в Алуште мой друг, тогда лейтенант Алексей Павлов, попал под бешеный обстрел. Это было в городке Мосальске Калужской области. Ну, набрались страху, набрались. Однако в штаны никто не наложил. А военная специальность моя – связист, как, допустим, у Виктора Астафьева. Наша задача - кровь из носа - дать связь. Но он был телефонистом и, как писатель, постоянно врал о войне: в Советское время с тремя плюсами в пользу Красной Армии, а в антисоветское – с пятью минусами против Красной Армии, т.е в пользу вермахта. А я был радистом и как в то время старался, так и сейчас стараюсь показать подлинную цену таких метаморфоз горбачевско-ельцинских Героев.
- Что вы думаете об институте комиссаров в советской армии? Долгие годы формировался миф о трусливых и жестоких политруках…
- Мне и говорить-то об этом противно. Слишком мягко сказано – миф. Это клевета и главным образом тех, кто и в мирное-то время армии не служил… У нас комиссаром был капитан Титенский, достойнейший человек.
- Есть такая формула, что война – это тяжёлая работа. А как же героизм, самопожертвование? На фронте вообще приходилось думать об этом? Что называется, рефлексировать на тему подвига.
- Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать. Разумеется, война это тяжелая работа. Но почему «а как же» - разве это противостоит подвигу, героизму? А такие слова как «рефлектировать», я вам уже сказал – и теперь-то не понимаю, а уж тогда… Тогда голова была забита очень понятными словами «мессер», «юнкерс», «фокке-вульф», «дорнье»…Попробуй не знай их, они же смертью грозили. Впрочем, иногда мы, кажется, рефлектировали над котелками с кашей.
- Часто приходится слышать, что советская армия к началу войны была слабой. Это так?
- Вы второй раз об этом спрашиваете. Навязчивая идея. Надо называть, от кого вы это слышали. Ныне развелось очень много мыслителей, которые обожают рефлектировать о слабости Красной Армии, умалчивая о том, что было с другими армиями Европы под ударами немцев. Я уже упоминал, что немцы польскую армию расколошматили в две-три недели. А французы с англичанами превосходили силой немцев и после объявления войны имели восемь спокойных месяцев для подготовки отпора. И что? Через 43 дня в Компьенском лесу в том же вагоне, в котором в 1918 подписали капитуляцию немцы, теперь подписали французы…. После чего французы стали в Африке воевать против англичан, вчерашних союзников. Да и у нас в плену оказалось 23136 французов. В плену! А сколько сложили головы, сколько по ранению отбыли под подол Марианны?
- А победная риторика в газетах и фильмах – дымовая завеса. С позиций сегодняшнего дня эта версия кажется вам верной? Вы ощущали на себе давление пропаганды?
- О Господи! Не обходится ныне без дымовых завес, риторики, давления пропаганды… Мы читали в газетах стихи Симонова:
Знай, никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И никто её не спасет,
Если ты её не спасешь!
Это что – дымовая завеса, риторика, пропаганда? Да, пропаганда, агитация. И будь они благословенны.
Мы читали стихи Светлова:
Я стреляю – и нет справедливости
Справедливее пули моей.
Это давление пропаганды, риторика, завеса? Немцы на нас давили, а не пропаганда. Давили до самой Москвы, до Сталинграда.
Это сейчас пропаганда прет из всех щелей. И политическая: «Народ сделал свой выбор в пользу демократии». И экономическая: «На развалинах советской экономики мы создадим умную экономику!». А всего назойливей и пронырливей пропаганда церковная. Я в Советское время заходил в церковь, ставил свечи во здравие и за упокой, слушал церковное пение, любовался куполами, иконостасом… Но нынешняя церковь начисто отбила охоту общаться с ней, она не русская, она мне чужда. Мракобесие в стране дошло до того, что Виктора Краснова из Ставрополя за то, что он открыто сказал, что неверующий, отправили в психушку, потом ему грозил суд. Можно понять, что кто-то в одиночестве спятил, но ведь в этом шабаше принимали участие много лиц, в том числе официальных: кто-то кому-то донес, кто-то принял меры, его отправили в психушку, там обследовали и целый месяц держали как на ненормального… И думали, рассуждали, скорей всего, так: «Да как он смеет, когда президент кладет в церкви поклоны, глава правительства крестится, Михалков называет неверующих скотом. Как он смеет!»
Мне всё чаще вспоминается Гёте. Он говорил Эккерману: «Если меня спросят, способен ли я по своей природе благоговейно преклоняться перед Христом, я отвечу: несомненно… Но если меня спросят, готов ли я преклонить колена перед костью апостола Петра или Павла, я отвечу: пощадите меня, весь этот абсурд для меня нестерпим!..
Очень уж много глупостей в установлениях церкви. Но она жаждет властвовать, а значит, нуждается в тупой, покорной толпе, которая хочет, чтобы над ней властвовали. Щедро оплачиваемое высшее духовенство ничего не страшится более, чем просвещения широких масс. Оно долгое, очень долгое время утаивало от них Библию. И правда, что должен был подумать бедный человек, принадлежащий к христианской общине, о царственной роскоши богато оплачиваемого епископа, прочитав в Евангелии о бедной и скудной жизни Христа, который ходит пешком со своими апостолами, тогда как князь церкви разъезжает в карете шестериком (И.Эккерман. Беседы с Гёте. М.1986. С.626-627)
- Одно из самых распространённых обвинений Сталина – что он возлагал слишком большие надежды на договор между СССР и Германией о ненападении. А потому наша армия оказалась не готова сопротивляться. Может быть, «сталинистам» следовало бы признать эту ошибку советского руководства?
- Даже сопротивляться… А Брестская крепость, Одесса, Ельня, Севастополь, а разгром под Москвой? А летчики Харитонов, Жуков, Задорцев – первые за войну Герои Советского Союза. Это же самое начало, первые дни и месяцы войны. Так что. признать нам наших героев непротивленцами? А может и покаяться? Что-то давненько я не слышал этого призыва после смерти академика Лихачева... У Сталина, у всех нас были слишком веские основания опасаться нового «похода Антанты». Теперь-то известно, например, что во время войны с финнами, французы готовились и послать экспедиционный корпус на помощь им и бомбардировать бакинские нефтепромыслы. А потом аж восемь месяцев длилась «странная война», будущие союзнички не беспокоили немцев, а выжидали, надеялись, что Гитлер бросится на Россию. А он неблагодарный со всего маху им врезал. И те всего лишь двадцатилетней давности походы жили в памяти нашего народа. А Черчилль был не только их организатором, о чем писал ещё Ленин. Сейчас его великая надежда состояла в войне между Германией и СССР. И вообще, что такое Черчилль? Это человек, который только на четыре года уступил Гитлеру высокий пост врага России №1. Так что Сталин обязан был быть крайне осторожным. Мы балансировали над пропастью. И разумеется, тут чрезвычайно трудно найти меру. Руководство страны знало, что войны с Германией не избежать, но не смогло определить срок, день, час.
А разве французы и англичане догадывались, что произойдет 10 мая 1940 года? Разве американцы предугадали 7 декабря 1941 года – удар японцев, уничтоживший почти весь их Тихоокеанский флот. А ведь эскадра шла от Курильских островов целую неделю открытым морем, где спрятаться негде. И Рузвельт вначале отказывался верить, что флот погиб. Да и для немцев были полной неожиданностью и наше контрнаступление под Москвой 5 декабря 1941 года, и наш прорыв 19 ноября под Сталинградом, а через несколько дней - окружение, и наша артиллерийская бура на Курской дуге за полчаса до их запланированной атаки. А ведь это уже во время войны, когда ушки на макушке. А главная неожиданность для немцев это, конечно, полный разгром, безоговорочная капитуляция в Берлине. Незадолго до конца Гитлер признал: «Мы распахнули дверь, но не знали, что за ней!» А за ней была великая страна во главе с великим вождем.
- Насколько вам кажется актуальным определение «фашизм поднимает голову». Неужели после такой войны действительно возможна реставрация нацизма, фашизма?
- Актуальным… Чего тут думать-то, когда факт на лицо. Но крайне опасно ещё и то, что у фашизма есть весьма высокопоставленные, популярные и ловкие пособники, которые прикрывают истинный фашизм подлыми выдумками, маскируют его вздорной ложью.
Ведь именно это проделал в свое время Михаил Швыдкой, будучи не рядовым телеведущим вроде Брилева или Киселева, а министром культуры. Помните его передачу «Русский фашизм страшней немецкого»? Это было не что иное, как операция прикрытия, проведенная пособником фашизма.
- Можно ли считать, что Германия успешно прошла «денацификацию»?
- Игорь Шафаревич писал в «Нашем современнике, что-де Солженицын подсчитал, что было осуждено 86 тысяч нацистов. Но никакой необходимости подсчитывать (да и как он мог это сделать?) не было. Сведения о денацификации широко публиковались в открытой печати. Так вот, не осуждено, а привлечено к суду было 86498 человек, но из них 76602 были оправданы (Правда.5 января 1986). Вот и считайте. И примите во внимание, что фашизм сейчас цветет не в Германии, а гораздо ближе.
- Как вы считаете, насколько для Россия вероятна новая война.
- Какой у вас следующий вопрос?
- Но все-таки..
- Хорошо. Еще в свое первое президентство Путин заявил, что против нас ведется полномасштабная война. А позже произнес очень храбрую речь в Мюнхене. Казалось бы. Все понимает. Но сразу после столь важной речи назначил министром обороны Сердюкова. Он действовал по своему излюбленному принципу: личная преданность – все, профессионализм – ничто. И пять лет любовался на это Ничто на посту министра.
- Кто главные враги и наиболее вероятные противники России?
- У Куприна в «Поединке» есть сцена «урок словесности». Фельдфебель спрашивает солдата Овечкина:
- Кто для Росси враг внешний и внутренний?
Овечкин вскакивает и радостно кричит:
- Унешние враги - япошки, германцы. А унутренние – бунтовщики, конокрады, жиды и поляки!
Вся Россия тогда смеялась над этим «уроком словесности». Прошло много лет. Конокрады перевелись. Поляки из унутренних стали унешними, разместили у себя американские военные базы и ждут, когда мы по ним бабахнем. Жидов, по мнению одних, в России тоже не осталось. Все стали евреями. Но по мнению одной известной русской поэтессы, урожденной еврейки,
Как мало в России евреев осталось.
Как много жидов развелось.
Да, когда-то в Большом зале консерватории я сиживал рядом с Гольденвейзером, игравшим в шахматы со Львом Толстым, слушал в Политехническом Пастернака, был знаком с Михаилом Светловым, жил в добром соседстве с Наумом Гребневым (Рабахом), талантливейшим переводчиком Гамзатова («Журавли»)… Никого не осталось, а нахлынула орда - радзинские, сванидзе, млечины, солонины, захаровы, шендеровичи… И все голосят об одном: как отвратительно было Советское время, как позорно мы воевали, а они неизвестно как выжили с бутербродом черной икры во рту…
Ну, в самом деле, а как назвать человека, который в день получает миллион рублей?
А как назвать помянутого Швыдкова, пособника фашистов? По-моему, в стране совершенно необходимо во имя спасения народа срочно произвести дешвыдковизацию.
- Как вам кажется, Советский Союз в 50-е – 80-е годы адекватно реагировал на военные угрозы?
- Я не знаю, что такое адекватно. Аккуратно, что ли? Тогда могу сказать, что Советский Союз отвечал на военный угрозы очень аккуратно - разумно, достойно, твердо, своевременно, как полагается уважающей себя стране. Когда, например, над Свердловском – Разве это не угроза? Вон куда забрался! - обнаружили американский самолет У-2, который не отвечал на наши вызовы, его очень аккуратно сбили первой же ракетой. Когда в соседнем Афганистане возникла угроза реакционного переворота и американской оккупации, а правительство страны обратилось за помощь, мы её оказали. И 13 тысяч наших ребят сложили головы за благоденствие этой страны и за безопасность родины. Но пришел Горбачев и вывел наши войска. Туда немедленно нагрянули американцы. Что там сейчас, страшно подумать.
- Верно ли утверждать, что милитаризация советского общества, экономики была избыточной?
- Что такое милитаризация общества – все ходили с берданками, а под кроватью у каждого лежала атомная бомба? Если бы наша вооруженность не была такой, какой она была, то американцы осуществили бы известный теперь план атомной бомбардировки ста наших городов. И им это избыточным не показалось бы.
Комментарии