Гуманный подход. Президентский законопроект о смягчении меры пресечения

Одна из самых обсуждаемых новостей минувшей недели — президентский законопроект, который предусматривает смягчение меры пресечения для обвиняемого или подозреваемого в совершении преступления при выявлении у него тяжелого заболевания.

Процедурные тонкости, понятное дело, будут дошлифованы в процессе думского обсуждения,

в необходимости принятия такого документа сомнений нет ни у кого.

Только за два последних года в российских СИЗО, так и не дожив до суда, скончались более 500 человек.

Трагические истории Веры Трифоновой и Сергея Магнитского вызвали широчайший общественный резонанс.

Корреспондент НТВ Роман Соболь, исследуя проблему, кроме прочего, обнаружил и весьма неожиданные повороты.

В Курском следственном изоляторе принимают и проверяют пополнение. Кто-то здесь впервые, есть и люди бывалые. Статьи разные, диагноз один. Здесь знаменитых курских соловьев не услышишь — их заглушает туберкулезный кашель. Игорь Дронов, врач рентгенолог: «Отсутствие легочной ткани на участке диаметром два сантиметра».

Здесь многие подследственные проходят первое в жизни комплексное обследование

и впервые узнают о своих болезнях, подчас страшных.

Здесь их начинают лечить по мере возможности. Врачи советуют: продержитесь до суда, а потом в колонии и условия полегче будут, и можно начинать собирать справки для досрочного освобождения.

Вообще-то и раньше тяжелобольных заключенных выпускали на волю. Но и советские законы, и постановление Правительства России шестилетней давности

касались только осужденных.

То есть существуют стандартные процедуры, утвержденный список болезней, по которым

уголовник, чья вина доказана в суде, может выйти на свободу по состоянию здоровья.

А точно такой же больной, но в СИЗО, под следствием, — нет. Даже если он ни в чем не виноват. Только если адвокаты настойчивы, а суд — мягкий, можно добиться изменения меры пресечения в индивидуальном порядке.

Теперь все будет регулироваться законом. Дмитрий Медведев внес в Госдуму поправки к Уголовному кодексу, по сути, запрещающие арестовывать тяжелобольных. Это часть большой реформы по гуманизации российской системы исполнения наказаний.

О том, что наши тюрьмы переполнены, о том, что это настоящий рассадник всякой инфекции, знают все. Статистика открыта. Владимир Лукин, уполномоченный по правам человека в РФ: «Вот у меня есть даже цифра этой смертности, я знаю, что в 2008 году 276 человек умерли в тюрьме, в 2009-м — 233 человека».

Сергей Магнитский, умирающий в Бутырской тюрьме, вел дневник. Строки, опубликованные после его смерти, вызвали невероятный общественный резонанс. Президент Медведев приказал расследовать обстоятельства гибели Магнитского. Российскую пенитенциарную систему накрыла волна увольнений, полетели погоны.

«Боли у меня обострились настолько, что я не мог даже лежать. Тогда мой сокамерник начал стучать в дверь, требуя, чтобы меня вывели к врачу. Это было примерно в 16:00. К врачу меня отвели только через пять часов»«, — писал Магнитский. В тюремной больнице условия оказались еще хуже, чем в камере. Лекарств не было. Адвокаты Магнитского уверены: отказ в медицинской помощи — это тоже способ давления на подследственного.

»Врач была очень недовольна. Она листала мою медицинскую карту и говорила: «Какое Вам нужно обследование, какое лечение? Вот, смотрите, тут написано, что Вас уже лечили. Что же, Вас каждый месяц лечить?». Это тоже строки из дневника Магнитского.

Дмитрий Харитонов, адвокат Сергея Магнитского: «Он мне говорил: «Дим, ты знаешь, что блок просто закрывают на ночь и все уходят, да? То есть ты будешь умирать, стучаться в дверь — никто не услышит, никто не поможет».

Магнитский умер в прошлом ноябре — то ли от панкреонекроза, то ли от сердечной недостаточности, тюремные эксперты к единому мнению не пришли.

Предприниматель Вера Трифонова подозревалась в финансовых махинациях. Женщину, больную диабетом в тяжелейшей стадии, держали в «Матросской тишине».

Заколдованный круг: следователю удобнее работать с подозреваемым, когда он закрыт в СИЗО,

судья идет на встречу следователю,

начальник тюрьмы кивает на решение судьи: сказано сидеть, значит, будет сидеть.

Иван Белоус, адвокат Веры Трифоновой: «Он мне просто ответил: ну, подумаешь, у меня в год умирает 50 человек. То есть для него человеческая жизнь ничего не стоит. Подумаешь, одним человеком больше, одним меньше».

Смерть Трифоновой тоже была резонансной,

но система не дрогнула. В изоляторах и сейчас хватает людей насквозь больных.

Когда же стало известно об инициативе президента, вдруг выяснилось, что

за гуманизацию системы исполнения наказаний голосуют все, двумя руками.

Медики в СИЗО признают честно: и больным лучше, и ответственности меньше.

Андрей Хованский, начальник ФБЛПУ ОКБ УФСИН РФ по Курской области: «Зачем лишние смерти в нашей системе, скажем так». И СИЗО разгрузятся, если самых немощных отпустить. Остальным просторнее будет, а государству — экономия.

Заключенный исправительной колонии № 1 УФСИН по Воронежской области: «Ущерб по моему преступлению — 260 рублей. Я получил за это два года тюрьмы. Мог бы отделаться штрафом или работами. Я живу здесь за счет государства. Как вы думаете, сколько денег оно тратит на меня?»

Поправки к Уголовному кодексу должны доработать в правительстве и парламенте.

Возможны варианты.

Главный вопрос: какие болезни дадут право на освобождение? Список, некогда принятый для осужденных, довольно широк, но там упоминаются лишь крайние стадии заболеваний, когда пациент скорее мертв, чем жив. Тот же Сергей Магнитский в этот перечень не попал бы.

Если список расширят, то можно ли мерить одной меркой всех подследственных? Вот в Курском СИЗО врачи хлопотали за туберкулезного больного. По всему выходило, что не жилец, и суд его отпустил. Виктор Лукинский, врач-фтизиатр: «У него было полностью разрушено левое легкое и верхняя половина правого легкого. Выйдя на свободу, через два-три месяца он убил пасынка своей гражданской жены».

Наверное, для проворовавшегося бухгалтера нужен иной подход,

чем для патологического убийцы,

и решение все-таки должен принимать суд.

И еще — кто будет оценивать здоровье подозреваемых? Люди состоятельные могут купить себе любую справку.

Президент Медведев говорил о независимой экспертизе.

Специалисты уверены: необходим коллегиальный подход. Сергей Кудинов, начальник туберкулезного отделения ФБЛПУ ОКБ ФСИН РФ по Курской области: «Заключение многих экспертов после проведения обследований. Это не епархия одного человека, это огромная комиссия. И когда вся комиссия „за“, мы даем заключение „за“».

Павел Крашенинников, председатель Комитета Госдумы РФ по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству: «Вы знаете, что такое хроническое заболевание? Это когда человек достаточно долго болеет, когда тяжелая болезнь очевидна — он находится в стационаре, как правило, либо дома. Это все не возникает в течение 10 минут, это невозможно».

Купить целый консилиум врачей или толстую историю болезни, наверное, трудно и дорого. Специалисты говорят: коррупционный риск не велик, хотя он существует.

Есть у идеи гуманизации пенитенциарной системы и неожиданный ракурс: не все тяжелобольные захотят выйти на свободу. Андрей Бороздин, заключенный: «Если нет ни родины, ни флага, то, конечно, в тюрьме их подлечат, многих подлечили». Александр Зуев, подследственный: «Здесь лечение очень хорошее, именно здесь. И таблетки, и уколы, и питание». На кухне тюремного лазарета как раз поспел обед. И первое наваристое, и второе с мясом, и компот. http://ip.ntv.ru/news/17587/Роман Соболь Корреспондент службы информации НТВ