"I. Империя как судьба" Сергей Сокуров

Раздел  вводный

Если устройство Мироздания предопределено  неким Высшим проектом (Богом или Вселенским Разумом), то и результаты человеческой деятельности не могут выйти за рамки этого проекта или противоречить ему.  России назначено было место и время  пребывать на Земле в том внутреннем устройстве, которое определяется названием империя или царство, что одно и то же. Всякий отход от этого естественного для нашего Отечества состояния тормозится инерцией заданного движения и  может привести или к возвращению на прежний круг или к распаду страны.  Закончились неудачей для затейников   кардинальной перестройки мира  насильственные попытки переустройства  царства-империи на новый лад,  сначала республиканско-буржуазный, по примеру европейских стран, потом, ещё более насильственно, на лад коммунистический (что утопия чистой воды, вернее, чистой крови).

 Тот факт, что страна не распалась при большевиках,  лишь подтверждает очевидное:империя не  исчезла,  она после I Мировой в внутренних войн, в отличие от империй Австро-венгерской, Германской и Оттоманской, уцелела. Обновилась  драпировка,  но сущность  страны, сменившей имя и символы, осталась имперской,  с  новой «Табелью о рангах» для  сословий и отдельных лиц,  с привилегированным компартхозноменклатурным классом, с концентрацией всей полноты власти в руках партийной аристократии, выдвигающей самовластного правителя из «династии политбюро». 

 Однако новые хозяева «красной», с 1917 года, страны-империи, отменившие Бога, а с ним и божественность высшей власти на Земле,  подстраховались лукавством народовластия, в чём не было нужды у хозяев белой империи. Те правили «по отчине», как «отцы завещали», с  благословения Церкви, отличной от других православных церквей, неповторимым, сугубо русским православием.  А «новые бояре-ленинцы», марксизмом лишь слегка помеченные,  власть захватили под шумок  русского бунта,  благоприятного для тех,  для кого чуждо всё человеческое: законность, наказания за преступления, милосердие, чувство справедливости, сочувствие униженным и оскорблённым, долг перед поколениями предков , свет истины, душевное благородство, науки и искусства, честь и достоинство человека, заповеди «не  убий» и «не укради».  Истинное народовластие, укрепись оно в течение Гражданки, быстро бы покончило с диктатурой большевиков-разночинцев, маскировавшихся под пролетариат, не давших ему ничего, кроме трескучих лозунгов. Им, после победы над  белым движением, пришлось ещё год с особой жестокостью подавлять зелёное сопротивление  земледельческого сословия,  осознавшего наконец, какое шило они получили взамен  старой швайки.

Псевдонародная власть ВКП(б), отличившаяся засильем инородцев на командных должностях, чтобы не быть сметённой низами,  обезопасила себя, где могла, каменными, вроде кремлёвской,   и  живыми, из наёмников, стенами.  Около миллиона  инородцев (латышей, венгров, немцев, южных и западных славян, китайцев  и прочих волонтёров  от новых «двунадесяти языков») составили преторианскую гвардию, ничем не связанную с чуждыми им землёй и народом,  верную только  работодателям.   Они стали костяками карательных частей ЧК, ВОХР,  ЧОН. За их спинами «бедняцким покровителям» спалось надёжно, без них не обходились продразвёрстки, карательные акции, ими затыкались опасные участки на фронтах.  

А просто «бывшие», огульно записанные в  «нетрудовые классы», в эксплуататоры,  как лишние рты на бесхлебье,  стали жертвами узаконенного беззакония – грабежей и насилия со стороны «бывших никем», якобы доселе угнетённых, клюнувших на приманку «стать всем» через кровопускание.  Исключение составили «спецы», гражданские и военные, поставленные перед выбором: или служить за пайки новому режиму, или  обречь на лишения, репрессии и голодную смерть близких.

Простонародные же массы, с абсолютным преобладанием крестьянства,  ничем не защищённые от тотального красного террора, вначале попавшие на удочку земли и мира, а пуще того –  безнаказанной возможности «грабить награбленное», подверглись небывалой по изощрённости и предельно примитивной, значит, доходчивой для масс пропаганде новой жизни, что вот там,  за ближайшей горкой. Этим занимались витии комбедов, этому служили нескончаемые митинги на заводах. Пять миллионов крестьян, силой, подачками и обманом  пополнявшие красные полки, редко – добровольно,  воспитывались в нужном направлении велеречивыми комиссарами, каждый второй из которых разговаривал на русском языке с акцентом.  Продразвёрстка и принудительная мобилизация  сильно ослабляли  впечатления словесной агитации, но на боку у агитаторов был «товарищ маузер» -  убедительный довесок к «слову большевика», как  заметил лучший, есть мнение, поэт советской эпохи.  Однако наиболее действенным методом  отвлечения масс от  бунта, вообще от какой-либо мысли изменить ситуацию в лучшую сторону, оказалась система распределения продуктов питания и предметов первой необходимости по ранжиру (в идеале – по степени преданности делу Ленина,  на практике – преданности руке дающей).  Победившая партия намертво заняла посты бессменных часовых у общественного корыта и вещевых складов.  Нехватка того или иного, похоже, тоже входила в систему распределения. Выстоявшему в очередях,  дабы не предаваться опасному для любой власти свободомыслию,  давалась возможность прикупить недостающее, но прежде достать его на чёрном рынке или на спецскладах, на что требовались силы и время и  «нужное знакомство».

Царская Россия для подданных короны была  (кто спорит?) далеко не земным Раем. Но сменивший её Ад лихолетья  Гражданской войны и разрухи, пока не стала плодоносить НЭП,  казалось бы, не давал ни одного шанса на выживание Империи. Тем не менее, она уцелела. Более того, укрепилась с появлением природного государя,  кем оказался  большевик Сталин,  пусть диктатор, тиран, но приведший народ к Победе над самым неумолимым врагом в истории Руси-России  со времён Батыева нашествия. А признанному народом царю-батюшке можно всё простить;  он, высший судия,  волен казнить и миловать.

Если заткнуть уши, чтобы не слышать стонов  миллионов невинных жертв режима, если не помнить о  бесчеловечных методах раскрестьянивания  страны земледельцев и закрыть глаза на использование рабского труда «поражённых в правах» и раскулаченных крепких хозяев, согнанных с земли, при сооружении каналов и других объектов пятилеток,  можно сказать спасибо большевикам, что объективно они сохранили империю, продлили её на три четверти века.  И  хотя в результате  хозяйствования марксистов-ленинцев  страна в конце концов потеряла почти все  петровские и позднейшие приобретения,  имперский  дух, историческая память русского народа не угасли окончательно,  о чём свидетельствует реакция общества на возвращение Крыма.  А значит,  теплится ещё надежда на возрождение России. Из этого не следует, что необходимо непременно возвращать все утраченные территории  (исконно русские бы вернуть!).  Отнюдь нет.  Задача  перед нами и ближайшими потомками  более сложна:  надо вернуть Россию в себя во спасение  наших душ.

В  следующих разделах настоящего малого эссе я намерен рассказать  упрощённым, свободным от научных терминов языком  о веках становления  Российской империи (далее Империи с «большой буквы» или РИ), о её особенностях,  знание которых необходимо  каждому, кто  готов принять посильное участие, как живая частица народа, в созидательном труде.

Краткий очерк Империи

Имперский  период у нас начался отнюдь не от Петра Великого, прорубившего, пугая Европу, в нашей толстостенной избе окно на западную сторону.  По всем признакам первым нашим императором к концу XV века стал Государь Всея Руси Иван III, одолевший «стоянием на Угре» хана Ахмата. И не потому, что породнился  через жену-византийку с императорским домом, изгнанным турками из Константинополя.

При Иване Васильевиче-деде (не путать с грозным внуком) и при его сыне Василии Московская Русь, растворив в себе до того всё финское, что обитало в лесах Волжско-Окского междуречья,  прирастила к своему ядру часть земель мордвы, чувашей, марийцев и удмуртов. Также территории, населённые  коми, карелами, другими северными  народами, уже не смешиваясь с инородцами столь интенсивно, как во времена былинные, добатыевы, но больше соседствуя с ними, вовлекая их в общегосударственную жизнь. Были отвоёваны у Литвы (вместе с ранее утраченными землями по Днепру, Десне и Ловати)оукраинные Чернигов и Путивль и северная полоса Дикого поля. 

Язык  державообразующего народа  зазвучал на трёх миллионах квадратных вёрст. Часть  этих необъятных пространств  была исконно русской. Местами  в редких селениях говорили на туземных наречиях. Города стали центрами естественной русификации. Это один из признаков зарождающейся империи.

 Иван Грозный, назвавшись царём (то есть цезарем, кесарем), присоединил к царству тюркоязычное, в целом, Поволжье и западную Сибирь с её местными угро-финнами и пришлыми тюрками. Первые Романовы вышли к Тихому океану через разноязыкие пространства.

В середине XVII века вернули, пользуясь встречным движением потомков полян, ставших  малороссами,  Левобережную Украйну и часть нынешней Белой Руси.  Позднейшие приобретения уже признанной в Европе  империи, затем СССР в ходе Второй мировой войны территориально уступали царским. Однако дали значительную прибавку населения, как оказалось, решающую в демографической эволюции страны, в судьбе её, в целом, в  изменении структуры основного народа.

Произошла «массовая явка» коренного населения  приобретаемых территорий в Век Екатерины («польское наследие» и Причерноморье), затем при её внуках и правнуке (Финляндия, Кавказ, Казахстан, Средняя Азия).  Наконец при «династии Политбюро» прибавила Империи языков Галиция и Волынь, Буковина и Подкарпатская Русь, вторично Молдавия, Западная Белоруссия (как бы взамен утерянных Польши и Финляндии). К концу второго тысячелетия собственно русских (великороссов)  осталось в советской империи только половина от количества населения. Инородцы в естественном приросте всегда обгоняли славян. Территория государства увеличилась с изначальных (при Иване III) 2,8 миллионов квадратных кв. вёрст до 22 миллионов кв. км.

Обличители русского империализма (а сейчас они концентрируются по юго-западной дуге бывших социалистических республик) могут потирать с удовлетворением ручки: каковы колонизаторы! Не будем спешить, однако, не станем сразу ни соглашаться, ни возражать. Разберёмся сначала, что такое колонии вообще и как выглядит  колонизатор.

Что значит «колония»

Сделаем мысленный обзор Старого и Нового Света за пределами Европы во временном диапазоне XV - 1-й половины XX веков. Обратим  внимание на те места, где «белым» человеком, ради обретения земельного участка под плантацию или разработку драгоценных металлов и камней, зачищены территории от «лишних» туземцев,  а выжившие при этом, как рабочий скот, перемещены в места малолюдные. Часто за океан, где рук не хватало или там они оказались слишком слабыми, чтобы собирать хлопок и добывать в рудниках серебро. Присмотрелись?  Вы видите  колонию в классическом образе и колонизатора во всей его красе (не путать при этом  последнего с колонистом,мирно занимающимся колонизацией пустых или необрабатываемых  туземцами земель). Колонизатор выбирает из колонии всё, что можно выбрать, почти ничего не оставляя взамен, разве обронит какую малость или даст в обмен, когда выгодней  поменяться, чем отобрать силой. Чернокожего раба (он самый выносливый из цветных)  можно и отловить где-нибудь в саванне или в джунглях, и купить у его цветного же царька. Краснокожие, которые в редкую работу  годятся, обязаны уйти с дороги белого человека в сторону, в  голодную местность, или умереть. Бунтари расплачиваются скальпами: 100 фунтов за  скальп воина, 50 – ребёнка, чтобы не вырос воином или воина не родил. Поэтому за пять столетий в Африке и Америке численность коренного населения резко сократилось. Людские потери в Юго-Восточной Азии  компенсировались фантастической рождаемостью, как и в Индии.  Перед ней бессильны оказались голод и чума,  которые для колониальных властей были «допустимым злом». Не достигла своей цели опиумная потрава аборигенов ради немыслимых прибылей и  «с прицелом» - уменьшить жёлтую опасность. Здесь колонизаторы  основное внимание уделяли не земле, а её редкостям: пряностям, алмазам пламенным, рукотворной экзотике. Колонии Центральной и Южной Америки утвердились на костях и пепелищах древних цивилизаций. Здесь звучат лишь письмена, а уцелевшие после погрома народы лишены исторической памяти. 

Колонии нового времени (британские, испанские, португальские, французские, бельгийские и голландские, поздние – германские и итальянские) были отделены от метрополии морями и океанами.  Негр с Мадагаскара о домовладении в Париже не мечтал. Внуку Монтесумы в испанские гранды было не пролезть, как в  лорды   магарадже. Сипаи теоретически могли всю Индию отвоевать, использовав несметный людской потенциал страны, и в том же «потенциале» растворить в себе британцев без остатка, но до Британских островов им было не достать. А британская администрация с брезгливостью смотрела на  «расово неполноценных».

Российские особенности колонизации

Не так с российскими… (пусть здесь будут) колониями, если уж полюбилось некоторым это слово.  Между метрополией и приобретёнными территориями  (путём мирной колонизации пустошей, добровольного присоединения, отъятия у сторонних завоевателей, гораздо реже – прямого захвата)  не всегда и речка протекала, редко стояла гора. Ходи, кто хочет, туда-сюда, сколько душе угодно – и с товаром, и за подаянием, и с ножом за пазухой (даже в руке, открыто). И выходили (ударение на «ы»): потомок казанского мурзы Годунов – Шапку Мономаха,  мордвин, из простонародья, известный под именем Никон, - патриаршью власть,  хохол Безбородько, себе на уме, – княжеский титул и должность канцлера Империи. А до этого его земляк, по прозвищу Розум,  вошёл, пользуясь    ангельским голосом и телесной красотой, в спальню Петровой дщери, да так и остался там до смерти императрицы.

Русские «колонизаторы» не чурались межрасовых браков, не смогли запретить адвокату Кони, убогому чухонцу, оправдывать убийц своих соплеменников, надо полагать, «колонизаторов» же. Беспрепятственно  заполнял  расстрельные рвы цветом русского офицерства молдаванин Фрунзе. Поляк Дзержинский и «узник» полосы оседлости Бронштейн-Троцкий  ввели в закон перекрасившей цвета империи террор против создавшего обширнейшую империю народа. Ещё один инородец, доставшийся короне вместе с населением Малороссии после завоеваний Екатерины, скрывавшийся под очень русской фамилией Свердлов, организовал геноцид казачества и  казнь членов Дома Романовых, в то время уже немецкого. И, наконец (закончим эффектно этот бесконечный ряд), сын Грузии печальной, назвавшись стальным именем с русским окончанием, на «ин», оказался в «стране колонизаторов» на такой вершине власти, какая не могла привидеться и Богу (прощу прощения за вольность!).

Вы скажете,  нет страны, в которой инородец не достигал бы высоких положений, подобных описанным выше. И конечно же,  ткнёте пальцем в корсиканца Буонапарте.  Я соглашусь. Более того,  добавлю факты из некоторых стран, в которых  более-менее чётко выражены по языковому и генетическому признакам  ведущий центр и ведомые провинции. Так, повышенной активностью в Великобритании всегда отличались ирландцы, а не англичане; во Франции – жители Прованса,  всюду оттеснявшие и в Париже уроженцев Иль-де-Франс, в  Испании – каталонцы,  запоздалые соперники  жителей Кастилии и Арагона. Причина здесь и в исторической усталости основного этноса, и в стремлении окраинных пассионариев добиться успеха в столицах (там они концентрируются и усиливаются поддержкой землячества на чужой территории).  Относительно легче добиться признания среди чужих, ведь нет пророка в своём отечестве. Но взятые для иллюстрации страны уже заселены  признавшими неотвратимо своё единство этносами.   Их ментальности «притёрты». Уже  выработался  для общения между собой единый язык, который в каждой  семья употребляется чаще, чем  родной, провинциальный, как правило, даже не отличный язык, а диалект.  Проще было с наречиями и диалектами в романском языковом поле; сложнее – на британских островах. Там язык англичан, по грамматическому строю германский, а по словарному запасу – преимущественно из корней латинских слов, оказавшись на  одной территории с кельтскими языками, решительно и безжалостно подавил их во имя речевой общности, усилившей политическую. Колонии находились за океанами, а такие «рвы» препятствовали смешиванию населения. Заморские гости в метрополии были наперечёт. Да и законы, обычаи стран-владетельниц не давали ни малейшей щели инородцам пробраться в ряды правящей элиты. С трудом, по одиночке, допускали  пришельцев к финансам, к хозяйственным рычагам,  немногих – к науке и образованию. Только искусство и литература были для них теоретически открыты, но творцы, как правило, создают продукты духа для своих.

 Окончание следует