Начинать с головы

Две реплики попались мне сегодня. И обе с авторством людей отменных – лучших из лучших. Смысл первой реплики в опасении, как бы навальновский фонд помощи политзаключенным не отвлек внимание от нефондовых политзаключенных – внимание, цитирую – "Стомахина, Квачкова...". Конец цитаты.

Реплика вторая: Кадыров (отец) не Буданов, он настоящий герой России, спасший свой народ от полного уничтожения и помогший РФ сохранить территориальную целостность. Как оба эти достоинства уживаются в одной голове, не знаю, но... уживаются. Вывод - нечего с портретами Буданова протестовать против кадыровского моста.

Авторы обеих – очень диссиденствующие, очень протестные люди. Очень интеллигентные. Более протестно-интеллигентных у нас и нет.

И что с этим делать?

Вот та же оппозиция – Кадыров-Буданов. С одной стороны, конечно: один представляет народ-насильник, другой – народ-жертву. И, действительно, негоже поминать Кадырову его призывы к оборонительному джихаду и тем более противопоставлять плохого Кадырова хорошему карателю Буданову. Но это ведь только одно измерение для оценки Кадырова: человек из народа-жертвы. А есть и другие: коллаборационист, предатель своего народа. Это с одной стороны. А с другой – человек, развязавший против своего народа террористическую войну и начавший погружать свой народ в средневековье. Сын дело отца просто продолжил. Увековечивать память такого человека можно только одним способом – назиданием потомству: не будь таким.  

Не одно тут измерение. Два, как минимум. А на самом деле, конечно, больше. Но для нас и два – слишком много. Не укладываются у нас в голове два. Одно – хороший-плохой – укладывается. А больше – нет. Поэтому среди протестантов против кадыровского моста оказалось так много нацистов.

Объединяться в нелюбви к Кадырову? Не получится. Мы его за разное не любим. 

С парой Квачков-Стомахин всё то же самое. Да, обоих роднит политический характер преследования. Да, оба говорят громкие слова – Стомахин даже погромче. Но на этом-то сходство между спецназовцем и интеллигентом-журналистом заканчивается. Квачков проповедует и в меру своих сил пытается организовать зло. Здесь чистый случай даже не экстремизма, а злого насилия – насаждения насилием зла.

Не гоняясь за точными политологическими дефинициями, Квачков – фашист. И нацист в какой-то мере.

Со Стомахиным совершенно другая история. Стомахин является совестью народа. И тоже – в чистом виде. Он проповедник добра. Конечно, личностно он не такой уж и добрый человек (наверное – мы не знакомы), но вся его деятельность – это проповедь добра, а не зла. Он зовет нас вспомнить о совести и рассказывает, что с нами случится, если не вспомним. Таким образом он будоражит нравственное сознание общества, будит нас, выводит из той нравственной дрёмы, в которую общество позволило себе погрузиться, санкционировав вторую чеченскую войну, перехлесты войны с Грузией, а сегодня и преступные авантюры на Украине и в Сирии.  

То, что по линии "политзаключенности" Стомахин и Квачков на одной полюсе шкалы, вещь вторичная. Еще более вторичная – что они на одном полюсе крепких слов в адрес власти. Всё это так, но не о том. А "о том" другое. И это другое первично для формирования отношения к ним: добро или зло. Вот в чем вопрос. Квачков, фактически, олицетворенное зло. Стомахин – олицетворенное добро.

Выделять из вторичных признаков первичные, из маловажного многоважное – умение совершенно необходимое для любого аналитика. Наши ведущие аналитики здесь "плывут" то и дело, когда заменяют менее заметное важнейшее более заметным второстепенным.

Что в результате? В результате мы то славим Кадырова, который, как булгаковский первосвященник, не позволил подвести народ под мечи третьих римлян, то возмущаемся гонениями на великомученика Квачкова.

Если нить, которая может вывести из этих тупиков? Есть. И это именно ось "добро-зло". Но мы не понимаем, что это такое и в большинстве своем по-детски уверены, что добро – это то, что приятно, и потому добро всегда субъективно. Для понимания другого, "объективного" добра у нас не просто хватает знаний. Потому мы его и не видим.

Но "объективное добро" тоже существует. Для человека оно измеряется сложностью, или широтой сознания. То, что расширяет сознание, делает его более емким и более сложным – добро. То, что сужает – зло.  

Когда мы держимся за эту нить, мы становимся непобедимы. Когда упускаем ее, с нами очень легко расправиться. Что власть и демонстрирует ежедневно.