Мы – разные

Путинпроп предложил нам игру в "86-14", и мы радостно ее приняли. Есть 86 процентов поддерживающих власть идиотов и 14 процентов здравомыслящих и совестливых противников власти. Такую нам нарисовали картинку, и мы согласились в ней жить. И понятно – ведь, в самом деле, приятно знать что ты хороший, хотя и малочисленный. И даже в некотором смысле, чем ты малочисленней, тем приятней.

Реальность совсем другая. Мы не распределены на две группы – белые и черные, неважно какие у этих групп размеры. Распределение гораздо сложнее.

Да, есть те, кого так емко определил министр Лавров: есть дебилы. Их фото гуляют по интернету. Квадратные затылки, опухшие лица, поросячьи глазки... Но это не всё, что есть.

Есть ещё и циники, зарабатывающие на жизнь имитацией поддержки партии и правительства. Есть зомбированные дурачки и дурочки, принимающие телевизор за чистую монету. Есть просто запутавшиеся в хитросплетениях политики. А есть и огромное количество тех, кому политика просто по барабану. Есть доведенные собачьей жизнью до кусачести, готовые броситься на первого встречного. Есть уверовавшие, слушающие главпопа, как Бога...

Есть очень много разных людей.

Узнать, как народ распределен количественно по этим и многим другим группам, мы не можем – нужны специальные, тонкие и дорогие исследования. Но нам и нет большого смысла знать это распределение. Достаточно знать, что по любому из важных психологических параметров – уму, доброте, совестливости, душевной тонкости – народ распределяется более менее "пирамидально": тех, у кого свойство выражено очень ярко, мало; тех, у кого – менее ярко – больше. У двухполярных свойств (например, "доброта-озлобленность") "пирамид" две: патологически злых так же меньше, чем злых умеренно, как умеренно добрых больше по сравнению с очень добрыми.

Но одна "пирамида" или две, неважно. Важно другое. Важно, что у каждого умного (доброго, совестливого, тонкого) есть своя аудитория – те, кому он может помочь стать умнее (добрее, совестливей, тоньше).

Нет смысла метать бисер. Чтобы гигант мог помочь расти карлику, он должен опуститься до того, что психологи называют "зоной ближайшего развития" карлика – того, что карлик готов понять и освоить.

Среди гигантов есть разные. Есть те, кто легко сгибаются до любого уровня – педагоги от бога, готовые учить кого угодно. А есть и те, кто могут вещать только на своем собственном уровне.

Не любой академик способен работать школьным учителем или даже просто написать толковый школьный учебник. И очень немногие работают и пишут. Что, в общем, и понятно: использовать тех, кто мог бы учить умных, для того, чтобы учить дебилов, слишком расточительно. Но нет и никакой необходимости в том, чтобы академики учили дебилов. Во-первых, чтобы учить дебилов, есть и много других учителей. А во-вторых, академикам и кроме дебилов есть кого учить.

Только тут проблема – как этих "есть кого" найти? Задача, в самом деле, кажется нетривиальной. Но по большей части нетривиальность эта только кажущаяся: ученики ищут учителей так же активно, как учителя – учеников, и в конечном итоге наше слово находит нужную почву. (Хотя отзывается, как точно заметил Тютчев, не всегда так, как мы этого ожидаем.) Здесь только важно не срывать себе голос, стараясь докричаться до глухих. Вполне достаточно тех, до кого докричаться можно. А значит – и нужно.

Пропагандистская машина власти, построенная по рецепту талантливого Геббельса "чем страшнее ложь, тем легче в нее верят", не столь эффективна, как это может показаться. Большинство ее жертв более-менее быстро (одни более, другие менее) избавляются от морока. Не сразу от всего. Постепенно. Но избавляются. И начинают понимать (опять-таки – одни быстрее, другие медленней), что не такие мы великие, и не такие духовные, и уж точно – не такие хорошие...

Оно, конечно, всего бы этого нам хотелось бы. Но... нет, не такие. И вожди наши не такие. И дела наши не такие...

К скольким процентам приходит такое понимание? И – как быстро? Конечно, не так быстро, как нам того хотелось бы – раз, и в дамки. Но приходит. И гораздо быстрее, чем этого хотелось бы власти. От того она, власть так и бесится. Оттого все эти ниагары лжи и мерзости. Все эти токовища. Всё это законотворчество.

Помочь расти этому пониманию – это то, что мы можем и должны делать. Каждый – на своем месте. Со своей аудиторией.

Власть расстаралась на славу, утяжелив карму народа. И расплата за эти художества будет страшной – не менее страшной, чем наша сегодняшняя расплата за художества сталинизма. И в исторической перспективе мы и сегодняшних вождей будем вспоминать с отвращением, и свое умопомпрачение – со стыдом.

Это отвращение и этот стыд станут нашим выздоровлением. Небыстрым. Но неизбежным.

Потому что так жить, как мы живем, нельзя.