Русская парадигма.

   Дом Малышевых с окнами, закрытыми расписными ставнями. К глухой каменной стене пристроена деревянная летняя кухонька, в которой пахнет разваренной капустой, лавровым листом, а в палисаднике - свежескошенным сеном и яблоневым садом.

   Тёплый июльский денёк, но он не радует душу Ивана Семёновича. Он нервно ходит в кухне и цедит: ну, где ты, где ты? Жена Анна вытирает платочком глаза.

- Пятый день уже пошёл, - всхлипывает Анна.

- Перестань, - кипит Иван Семёнович. – Сам весь на нервах.

   Раздаются шаги, распахивается дверь. Показывается пятидесятилетний сын Василий. Иван Семёнович с радостью и одновременно со злостью сморит на опухшее лицо сына.

- Приветствую вас, старики. – Василий выбрасывает вверх правую руку. - Немножко пьян, зато как славно отдыхал.

- Погулял, - зло бросает Иван Семёнович. – Целую неделю пил. На звонки мои не отвечал. Где пропадал? Я обзвонил всё, что только мог. Ноль. Хотел тебя в розыск уже подавать. Почему на звонки не отвечал? Мы с матерью места не находили. Какие мысли только не лезли в голову. Убили. Связался с какой – то бандитской компанией, накололи наркотиками, попал под машину, поезд. Ты знаешь, что такое больное разыгравшееся воображение. Это ум на грани, а душа полностью в панике.

- Телефон разрядился, а зарядка дома осталась.

   Василий спокоен: поругают, поругают и отстанут.

- Всё врёшь. Когда же перестанешь врать и пить?

- Прости отец. Последний раз погулял. Больше не буду. Ни капли. Нужно сходить в банкомат. Деньги с работы на карточку пришли. Получить надо. Я схожу?

- Я пойду с тобой, а то снова сорвёшься.

   Иван Семёнович и Василий выходят из дома и направляются к одиннадцати этажному дому, который жители называют «Пентагон». Полчаса ушло, чтобы получить деньги.

   Возвращаясь домой, Василий сказал, что закончились сигареты.

- Зайдём в магазин, батя. купим.

- Только сигарет. Никакого пива, водки, коньяка, - сказал Иван Семёнович.

   В магазине Василий, подойдя к прилавку, купил сигарет и бутылку конька.

- Я же тебя предупреждал никакого спиртного, - скрипнув зубами, сказал Иван Семёнович, когда вышли из магазина. - Не послушал. Дай посмотрю, что за коньяк.

   Иван Семёнович, взяв бутылку, рассмотрел.

- Дорогой. Хороший. Выпить что ли? Ты как?

   Иван Семёнович пристально посмотрел на сына.

- Я не против, - повеселев ответил Василий. - Опохмелиться. Голова трещит.

   Иван Семёнович повертел в руках бутылку, а потом со всего маху швырнул её на асфальт.

- Это же деньги, - завопил Василий.

- Становись рачки и лижи, а я пошёл домой.

- Да, - протянул Василий, массажируя лоб. - Битьё бутылок — это твой программный символ. Я правильно понимаю?

   Василий вопросительно посмотрел на отца.

- Что ещё за символ?

- Послушай, батя. Давай поговорим. Ты кричишь, ругаешься, а не задумывался, почему я пью?

- От дурости.

- Не, батя. Всё гораздо сложней. Твой ответ — это ответ с позиции одного человека, а не массы. Масса обладает неисчислимым количеством ответов на этот вопрос: слабак, жизнь не удалась и так далее. Попробую объяснить.

- Не нужны твои объяснения. Сыт по горло ими.

-Да ты постой, постой. Кое – какие мысли.

   Василий ухватил отца за руку.

- Вникай. Твоё воспитание началось с программы «Наш паровоз летит вперёд. В коммуне остановка… Земля крестьянам. Фабрики и заводы рабочим».

- Это к чему ты?

- К началу. Кровавая программа была батя. Не мало кровушки высосала.

- И без тебя знаю.

- Это хорошо, что знаешь. По сути программа не наша.

Чужого корня, с Запада содрали, но оформлена была по – российски. Слякоть не разводили. Чтоб и как не говорили, какую грязь не бросали – факт остаётся фактом. Люди той программы создали и спасли страну. Ты из неё вырос. Так?

- Так. А с какой программы началось твоё воспитание?

   Заинтересовало Ивана Семёновича. Поговорить – отвести душу от злости. Столько накопилось, что готов ударить сына.

- А моё воспитание, батя, началось с программы «Новое поколение будет жить при коммунизме». Авантюрная программа Никиты. Корня тоже не нашего, но оформлена по-нашему. Продержалась малость и сдохла. Застойные времена пришли. Не выдержали, потому что властные старики в мир иной ушли. Поклевали мёртвых.

- Зачем мне ты об этом говоришь? От водки не отошёл?

- Слушай дальше. Не перебивай. Грянула перестройка, которая выбросила эти программы на помойку, а вместе с ними и людей этих программ.

- Что значит выбросила?

- А то и значит. Выбросила в новую внешнюю реальность человека с многолетней, устоявшейся, внутренней реальностью: сознанием, душой, чувствами и так далее.

– Без тебя знаю.

- Это тоже хорошо, что знаешь, но не задумываешься.

- У меня есть о чём думать.

- Это неплохо.

- Да что ты пристал?

-А пристал я вот почему. Внешний мир отражается в человеке и если что – то ломается во внешнем привычном мире, то одновременно идёт ломка и внутреннего мира. В перестройке налицо внутренний конфликт и различные последствия вплоть до самоубийств. Некоторые думали нового человека создать, а не вышло. А что дальше?

- Мне это не интересно, - взвился Иван Семёнович. – У меня ты на шее.

- Напрасно не интересно. А что сталось с людьми? Некоторые приспособились, а у некоторые стал развиваться внутренний конфликт. Появилась перестроечная программа. Корня тоже не нашего, но никак не оформлена. Где – то похожа на «Наш паровоз летит вперёд», но только никто не знает, куда летит, где остановка и какая. До какой цели рельсы прокладывать. Коммунистические и социалистические разобрали. На металлолом сдали. Ты приспособился к новому паровозу и бьёшь бутылки, а я не смог приспособиться, стал человеком с внутренним конфликтом, а конфликт требует выхода.

- Пьянки.

- А что не мало спилось?

- Ерунда всё это.

- Для тебя ерунда, а для меня, как жить. Ломает меня внутренний конфликт, а тебя нет. Ты приспособился. В этом и разница между тобой и мной. Думаешь, что, разбив бутылку, я пить перестану? Как бы не так.

- Ты философией не занимайся, а бросай пить.

-Эх, батя, батя. Это не философия. Это жизнь. В России огромный потенциал мысли, но он используется в основном на создание программ, но никак на их исполнение. Не только что делать? Проклятый вопрос, но и как делать?

   Василий зло сплюнул.

- Не понял я толком ничего, - сказал Иван Семёнович.

- А что тут понимать? На одном человеке трудно проследить, что происходит, а вот на массе можно. С времён паровоза пытаемся родить нового русского и что? Приспособленцы, у них власть, примкнувшие к ним, человек с внутренним конфликтом, у него зверь в душе бушует. Куда выпустить? Одни на себя. Другие по дорожке конфликта с властью.

   Василий попытался ещё что – то сказать, но Иван Семёнович оборвал.

- Хватит. Мы с матерью пять ночей не смыкали глаза. Тебя ждали, а ты тут лекции читаешь.

- Да не лекции это, - Василий застучал кулаком в грудь. – Это жизнь.

   Иван Семёнович зашагал домой. Василий с жалостью посмотрел на разбитую бутылку коньяка, вздохнул и поплёлся за отцом.