Уроки Бородинского поля

Почти двести лет назад русские показали всему миру, чем обычная война отличается от Отечественной.

Битва на Бородинском поле состоялась, как известно, в 1812 году, то есть, 198 лет назад. Это знает каждый школьник.

Дата, как мы видим, не «круглая». Однако это ни в коем случае не помешает нам подвести некоторые промежуточные итоги события, состоявшегося почти двести лет назад.

Забавно, но историки до сих пор спорят по поводу того, кто же победил в Бородинской битве. На мой взгляд, подобные споры лишены всякого смысла. 

Любое сражение, даже самое знаменитое, является всего лишь частью военной кампании, и имеет значение постольку, поскольку его итог повлиял в той или иной степени на итог всей кампании.

С этой точки зрения ситуация представляется совершенно однозначной. Если мы посмотрим на результаты кампании 1812-1814 годов, то увидим русских казаков на улицах Парижа, бегство императора и крах еще недавно великой и непобедимой империи. Это и есть итог Бородинского сражения.

Гораздо продуктивнее поговорить о причинах, которые привели к столь очевидному итогу.

Те же историки выделяют несколько таких причин. Чаще все называют навязанную Кутузовым Наполеону принципиально иную стратегию ведения войны. Эта стратегия, по утверждениям военных теоретиков, заключается в том, что наш фельдмаршал отказался от идеи одного решающего сражения, «разбив» всю кампанию на несколько относительно небольших, но очень важных в тактическом плане баталий.

Далее обычно называют удачную дислокацию российских войск непосредственно на Бородинском поле, умелое руководство ходом сражения, и, наконец, массовый героизм, проявленный русскими солдатами на поле брани.

Это верно, Но я бы добавил еще в качестве важнейшего слагаемого успеха национально-патриотическую составляющую всей кампании.

Мне могут возразить, сказав, что упомянутый выше «массовый героизм» и является проявлением «национально-патриотической составляющей».

Однако это не совсем так. Практика показывает – хотя в этом и не принято признаваться – что проявление героизма далеко не всегда вызвано приливом патриотических чувств.

На том же Бородинском поле генерал Багратион был настолько восхищен героизмом французских солдат, идущих на штурм его укреплений, что во весь голос кричал им «браво!». Однако говорить о патриотизме действий завоевателей тут вряд ли уместно.

Кстати, мы не можем сейчас даже с уверенностью сказать, о французах ли собственно тут идет речь. Ведь армия Наполеона лишь наполовину была укомплектована французскими гражданами. Говорить же о патриотизме второй половины, представленной немцами, итальянцами, испанцами, поляками, португальцами, голландцами, австрийцами, швейцарцами и датчанами, по меньшей мере, проблематично. Скорее, тут может идти речь о приступах отчаянного безрассудства, свойственного оккупантам при мысли о скорой и легкой добыче.

С русской же стороны дело обстояло, понятно, с точностью до наоборот. Наши предки защищали свою землю и свою свободу. Причем, как это ни парадоксально, для того, чтобы окончательно осознать это, им  пришлось постепенно избавиться от чрезмерного почитания и даже обожествления своего противника и врага.

Вспомним знаменитую литературную загадку: какой великий русский роман начинается по-французски? Ответ хорошо известен – это «Война и мир» Льва Толстого. Роман не просто начинается с французских фраз – на первых страницах с трудом можно отыскать русское слово.

Это очень хорошо отражает реалии того времени. Иностранное, в первую очередь, французское, возвышалось и искусственно превозносилось по сравнению с русским, которое столь же искусственно принижалось.

Потребовался некий «шок» в виде начавшейся войны, чтобы «элита общества» начала реально смотреть на положение вещей и оценивать явления в точки зрения их пользы для общего дела и, в первую очередь, для Отечества в целом.

Мимоходом замечу, что за эти два столетия менталитет русского человека ненамного изменился. По-прежнему преклонение перед «иностранным» является важной чертой нашего характера, что, в свою очередь, зачастую мешает нам оценить важность проявлений собственной оригинальной самобытности. Между прочим, в определенной степени этому способствует «деятельность» кремлевских троллей, гадящих на просторах Интернета по указке их заокеанских кукловодов.

Если же вернуться в девятнадцатый век, то мы увидим, как в том же романе Льва Толстого французская речь постепенно уступает место живому русскому слову, а в итоге и вовсе почти исчезает. Это тоже характерно  для диалектического изменения реалий того времени, то есть, пробуждения единства нации. Которое, кстати, не надо путать с пресловутым «единством» народа и порабощающего его государства! Имеется в виду настоящее, не выдуманное придворными льстецами единство, ставшее основой упоминавшейся выше «национально-патриотической составляющей», которая и определила в итоге Отечественный характер разразившееся войны.

Судите сами: московские и смоленские ополченцы, вольнолюбивые егеря и казаки, иноверческие мусульманские соединения, отборные части дворянской гвардии сошлись плечом к плечу в битве на том поле. В другое время и в другом месте у этих очень разных групп людей вряд ли нашлись бы, мягко говоря, общие интересы. Но в данном случае этот «интерес», безусловно, оказался одним для всех.

Если ли такой «интерес» сейчас в современном российском обществе – большой вопрос.

Выскажу еще одну мысль, хотя отчетливо осознаю, что далеко не все будут готовы сразу воспринять ее. Отечественная война потому так запала в народную память, что в этой войне, едва ли не в последний раз в русской истории был сполна реализован древний принцип глубочайшей благодарности воину-победителю.

Предвижу возмущенные возгласы тех, кто привык на торжественных юбилеях декларативно вещать о такой «благодарности». Но дело-то все в том, что по русской традиции благодарить положено не безликого истукана, а конкретного воина - с именем и прозвищем. Да и поминать усопших положено было поминовением их имен в храме, а не букетиком цветов на мраморной плите. Если же имя воина по каким-то причинам оказывалось неизвестным (что случалось чрезвычайно редко), то святой задачей соотечественников было узнать это имя и навсегда оставить его в истории для потомков.

Недаром после Куликовской битвы по требованию Сергия Радонежского колокола по всей Руси не смолкали до тех пор, пока в церквах не был помянут последний павший русский воин! Недаром в московском Храме Христа Спасителя, построенном, между прочим, на народные средства в память о победе над Наполеоном, были, не поверите, высечены имена всех, павших в той войне – от генерала до рядового ратника! Всего почти семьсот тысяч фамилий.

Сегодня в «возрожденном» новоделе этих имен уже нет. Да что там события двухсотлетней давности, если мы не помним поименно павших в последней великой войне, а многие из них до сих пор не нашли упокоения в родной земле!

Историки справедливо считают, что именно с того момента, когда мы напрочь отринули принцип «поименной памяти», а циничные полководцы стали говорить, что «русские бабы новых солдат нарожают», тогда и затрещала по швам великая империя. Только уже не французская, а наша, родимая!

Вот на эти мысли навела автора отмечаемая в эти дни очередная годовщина Бородинской битвы.

Дата, как я уже говорил, не «круглая». «Круглую» дату мы будем отмечать через два года.

Дай нам, как говорится, бог встретить ее в великой по-прежнему России, избежав при этом ставших уже привычными очередных «великих потрясений».

Юрий Гладыш