Киевский сепаратизм

МЕДАЛЬ
ПЕРВАЯ СТОРОНА

- Ди, мы всё запаковали и выслали? У нас не осталось ничего из гражданского? - спросила Аня наутро после приезда мужа из АТО
- Даже если и есть, что тут найдёшь? - растерялась я, оглядывая мешки и коробки, которые недавно были плюс-минус аккуратным складом. - А что, у Лёши нет подменки?
- Есть подменка, как не быть. Но не хочется ходить в военном. - ответил Лёша.
- Почему? - удивилась я.
- Нуууууу... Захочется, например, бокал пива выпить. А то и два. - начал мечтать Лёша. - А я в цифре. Нехорошо, неправильно.
и отвёл глаза.
Я это дело не пропустила, и вцепилась дотошно, клещевидно.
- Так... Это понятно. Но есть ещё причина?
- Да есть. Много взглядов, и они разные. Не хочется маячить.
- Что значит разные? - снова удивилась я.
- Ну, много взглядов таких... скептических, что ли? Презрительных опять же. Зачем мне это? Хочу отдохнуть.
- Презрительных? Здесь, в Киеве? - поразилась я.
- Ди, вы просто давно не ездили в общественном транспорте. - пояснила Аня.
Не ездила. Давно. Куда мне ездить?
По делам, здесь, - шмыг, и на машине.
А то всё в АТО.
Две недели готовишься, потом шмыг в АТО - и где там транспорт-то общественный?
- И что у нас в общественном транспорте? - начала вгрызаться в вопрос я.
- Презрение. - сказала Аня. - Скептицизм, говорим же. Снисходительность. Недоверие.

Тигра была вечером, сама об этом заговорила.
- ты знаешь, как сейчас смотрят на военных в городе? - сказала она.
- Да мне уже рассказали. Что, действительно так?
- Действительно.
- Почему?
- ну, понимаешь, народ устал.
- Да от чего он устал, этот народ? - взвилась я. - Неужели народ устал больше, чем бойцы в АТО? Чем волонтёры?
- Понимаешь... - тихо сказала Тигра. - Военным и волонтёрам действительно сложнее, чем другим. Но вы в потоке. Вы несётесь вперёд, и твёрдо знаете, что вы делаете всё правильно. А народ, которому тупо стыдно... стыдно за неучастие в потоке - он устал от этого стыда. От этого постоянного, непроходящего и неуёмного, чувства вины.
- Но они же могут помогать. - сказала я. - волонтёрским фондам постоянно нужна помощь, вещами и финансами. Нужна помощь раненым. Ничего не понимаю!
- Это не совсем то. - объяснили опять мне. - Люди помогают, да. Но это не совсем участие, это просто помощь. Люди и рады бы сделать больше, да не знают как. А просматривать бесконечные видео похоронов военных, ставить нелайки - или лайки под бравурными постами... Ну, любой дурак понимает, что этого ничтожно мало для осознания себя частью целого.

- Так, хорошо. А при чём здесь военные? Откуда презрение и снисходительность во взглядах? - допытывалась я.
- А это из-за множества скандалов с участием военных. Из-за пиар кампании на государственном уровне - вот, мол, все бойцы на востоке аватары. Из-за твоих же коллег, рассказывающих о нашей армии гадости. Вот народ смотрит на бойца в метро, и не знает - аватар, не аватар? Воевал не воевал? Или по дембелю присвоил снаряг, выданный волонтёрами, и выложил в продажу на Сландо? А люди ж, они как устроены? Они в первую очередь примеряют к человеку плохую сторону медали.

- Воевал, не воевал... - проворчала я. - Это же видно, Господи! Это же читается на раз и навскидку.
- Ты прочтёшь, мы прочтём - а люди не прочтут. Нет у людей опыта такого чтения. - пояснили мне.

- Погоди-погоди. - сказали мне. - Вот где-то через полгодика нас ждёт такой откат людской любви наоборот. Люди начнут просто ненавидеть тех, кого воспевали ещё недавно. Своих военных и своих волонтёров.
- Да отчего же так? - прошептала я.
- От всего. - снова пояснили мне. - От человеческой психологии в первую очередь. Вы напоминание того, о чём думать не хочется. Страшно об этом думать. Да и угроза вражеских танков у ворот Киева уже не так страшит. Вот люди и успокаиваются, стараясь побыстрее забыть о тех, о ком думать страшно. Ну, коллег своих поблагодари. Всяких Бирюковых и прочих Порошенколизов. Дураков опять же, которые непрочь сначала обозвать всю армию аватарами, а потом снова пытаться просить деньги на эту помощь.- То-есть нас ждёт откат? - горько улыбнулась я.
- То-есть похоже. - сказали мне.
- Не верю. - ответила я. - Я, конечно, на улицах и в транспорте редко с людьми общаюсь. Но я вижу, что все, кого эта война затронула, как были с нами эти два года, так и остались. А кого не затронула, тех мы и не видим. Что есть они, что нет.
- Да, это так. Но они, к сожалению, есть.

И их много. И как бы их не стало большинство. - так же горько ответили мне.

Но есть ещё одно обстоятельство, поясняющее презрение в глазах смотрящих на военную форму.
Киевский сепаратизм.
Я даже не буду говорить об огромном количестве переселенцев с востока страны - а мы все знаем, что среди них есть разные люди.
Нет, я говорю о местных. О тех, кто давно ждёт в Киеве танки Путина, о тех, кто выйдет к этим танкам с цветами.
Их много. Их, к сожалению, очень много.
Сейчас угроза миновала. Стало понятно, что свои взгляды можно не прятать - за это не сажают. И они поднимают головы.
Это они шипят вослед нашим ребятам:
- Фашисты...
Это они начинают разглагольствовать, в духе своей кухонной политинформации:
- да за что вы там воюете? Олигархи развязали войну и на этом зарабатывают, а вы им помогаете...
- А что плохого в России? Жили мы с Россией, и было хорошо. Колбаса была по рубль двадцать.

Это им наши военные - как бельмо в глазу.
И это тоже разновидность сепаратизма, я считаю.

... ребята снимают военную форму, возвращаясь - или на дембель, или в отпуск.
И это правильно, конечно.
Люди, не снимающие военной формы спустя полгода-год после службы - красная тряпка для психолога. Для нормального психолога, я уточняю.

На моём Дне рождения было много людей. И почти все военные были в штатском.
И это было правильно.
Но время от времени я прикрывала глаза, и видела этих, в штатском - такими, какими я видела их в АТО, когда они служили, а я приезжала к ним. Такими, какими они снова станут, когда вернутся туда.
И в этой разноцветной толпе веселящихся людей вдруг проступали привычные пятна мультикама, цифры, флектарна, оливы...
И тогда мне становилось спокойней.

Когда я иду по городу, я узнаю их. Я узнаю их навскидку, будь они в джинсах или в строгих костюмах.
И цветная толпа киевского люду вдруг заполняется размытыми пятнами мультикама, атакс, вудланда, пустынки, да того же дубка - всего, что мы могли достать и отвезти им.
Всего, что мы можем достать и отвезти им.
И когда я вижу, как проступают на цветном весеннем разливе киевского люду эти размытые камуфляжные пятна...
когда я наталкиваюсь в толпе на глаза этих людей...
людей, которых узнаю я, в чём бы они ни были одеты...
мне становится спокойней.

Я в потоке. Я иду рядом с ними, даже если я не ношу камуфляж вообще - и мне от этого спокойно и уверенно.
Я знаю, что я делаю, и для чего делаю.
Рядом со мной люди, которые знают, что делают и зачем. А главное - почему они это делают.

И я, конечно, понимаю, что носить военную форму по дембелю - нехорошо это. Плохим сигналом о состоянии психики выглядит это.
Но мне очень, очень хочется, чтобы иногда
нечасто
раз в неделю
все дембеля, все отпускники, все, кто на ротации
надевали военную форму.

Просто чтобы напомнить.
Просто чтобы не забывали.
Просто потому что - с презрением посмотреть на одного можно. Попробуй посмотреть с презрением на десять человек в военной форме.

... пока писался пост, произошло следующее.
Мы пока на месте. Мы проживаем деньги за последний месяц, так называемый залог. Это восемнадцать тысяч, как ни крути - которые нам не собирались отдавать.

Лёша пришёл в отпуск. И вышел погулять с Тимошей.
Тимоша так мечтал об этом дне, когда приедет папа, и они пойдут гулять - по тем тропинкам, где он гулял с нами и мы говорили о папе, воюющем на фронте.
Хозяева, живущие напротив, тут же выскочили во двор и набросились на Тимошу и Лёшу.
- И когда вы уже выселетесь? Сейчас придём выселять принудительно!

У них восемнадцать тысяч из рук уплывают, это надо понимать.

- Ди, если надо, я вступлюсь. - сказал Лёша. - Только скажите.

Пока не надо, Лёша. Я надеюсь, что многие вступятся, если понадобится.
Пока же прости за такой отпуск, Лёша.
У нас здесь свой фронт.
Поднимает голову киевский сепаратизм, поднимает

Глядишь, и у нас будет так как на этом фото?
Или не будет?
А?